Бастард (СИ)

Они вышли на свет, который сразу же ослепил их, но все четверо быстро привыкли к нему. Одновременно им всем стало понятно, что это именно то место, где должен был произойти финальный бой, последняя схватка, завершающее испытание, после которого им полагается приз, если они, конечно, смогут его пройти, а для этого нужно было сильно постараться, пролить немало крови и пота, но при этом ещё и не забыть о том, что ты здесь совсем не один, что кроме тебя здесь ещё и те, кто может прикрыть тебе спину, но так же ты должен не забывать в свою очередь и сам их защищать. Но главное, что это была территория их противника, его поле, на котором у него были все преимущества. О, да, он постарался сделать для этого всё, приложил все возможные усилия, чтобы у незваных гостей осталось как можно меньше шансов выжить. Все стены были увешаны портретами. Портретами одного единственного человека, и никто из четырёх не сомневался, что этим человеком был именно хозяин замка. А всем ведь известно, что одной из способностей, которой вампиры действительно обладают — является некое таинственное свойство, позволяющее этим ночным кровопийцам жить в собственных портретах и перемещаться между ними, если таких картин в одном месте больше пяти. Тут же их было явно куда больше пяти, а, значит, вампир мог появиться откуда угодно, но всё же они могли успеть среагировать, если стоять достаточно далеко от стен. У них была бы возможность это сделать, если бы не ещё одно «но», которое являлось особенностью этой и без того необычной комнаты: здесь не было окон, совершенно никаких, даже небольших, зарешёченных, как в камерах, где держат опасных преступников, которые напоминают, что где–то там есть голубое небо и свобода, но так же не дают забывать, что к этому небу им ни за что не выбраться. Свет, который сбил их с толку, как только они вошли сюда, исходил от множества не дымящих магических факелов, которые вампир каким–то чудом умудрился примостить между портретами. А это значило, что с таким же успехом он мог легко их погасить. Тогда никому из них уже точно не светило хоть как–то защититься от неожиданной атаки своего врага из портрета. Что же, ещё одна ловушка, ещё одно испытание, которое пройти сможет далеко не каждый, да и им это вряд ли будет под силу, даже Дезарду, о котором ходят слухи, будто он сам живёт в тенях. Но это ведь слухи, а для их врага тени на самом деле являются родным домом. Он ночной хищник, он не видел солнца уже много лет, ведь никто точно не знает, когда этот замок вообще появился и когда его владелец скончался, скончался, чтобы потом стать вампиром, наводящим ужас на всю округу.

И именно этот вампир сейчас вальяжно развалился на каменном троне, украшенном изящной резьбой настоящего мастера. Он стоял в самом конце этого просторного зала, у дальней стены, по бокам громоздились две особенно массивные горгульи, которые походили больше на мифических огромных медведей, по преданиям, ставшими первыми животными в лесах Хароса и по–прежнему живущих там в самых дремучих, непроходимых и древних чащах, чтобы ни один охотник не мог найти их. На лапе той, что стояла слева, лежала бледная, тонкая рука вампира–барона. Взгляд его внимательных, странных и голодных жёлтых глаз сейчас перебегал с одного гостя на другого. Они дошли до середины зала и там остановились, ни один из них не спешил кидаться в бой первым, потому что знал — реакция вампира во много раз превышает человеческую, а его скорость и сила возросли, после трансформации, которая тоже являлась для новоявленного ночного охотника серьёзным испытанием и далеко не все обращённые могли преодолеть хотя бы первую ступень, чтобы обрести часть могущества, которое предоставляет вампирская сущность, превращаясь в бездумных тварей, которые, бывает, уничтожают даже сами кровопийцы, не желая, чтобы их род разбавлялся подобными монстрами, из–за которых, в основном, и пошла дурная слава о вампирах. Хотя, есть и те, кто использует своих не слишком удачливых и слабых собратьев как пушечное мясо, как ручных зверей, как гончих псов, чтобы спускать их на тех, кто пытается убить «хозяина» или же просто подошёл слишком близко к его логову…либо только ради развлечения. Те же новообращённые, кто оказывается сильнее, одарённее, а, может, и просто более удачлив, и преодолевает первую ступень трансформации, получает доступ к ещё не столь обширному, но всё же впечатляющему арсеналу способностей. Обычно, на этом многие вампиры и останавливаются, из–за чего не приобретают абсолютного бессмертия и по прежнему не могут противостоять огню, боятся серебра, осиновых кольев, ну и других «народных средств». Было бы куда проще, если бы перед ними был как раз такой «новичок», тогда стоило лишь подобраться к нему поближе, втроём им бы удалось связать его боем, а в это время Скиталец мгновенно сжёг бы его, оставив лишь пепел да тень на стене, но нет, тогда вряд ли бы ему удалось вызвать себе в качестве защитников ифритов или того же самого крикуна. Не смог бы создать и подчинить себе столько горгулий и нежити. Не смог бы оживить этих двух гигантов, стоящих с двух сторон от трона, но, тем не менее, они двигались, дышали и изредка скрежетали своими каменными когтями по полу, каждый раз заставляя Адриана вздрагивать. Да и крылья, которые словно мрачный, но торжественный занавес, висевшие за высокой спинкой трона, не давали усомниться в том, что перед ними не простой вампир, это был кровопийца, которому благодаря обрядам, точная суть которых никому не была известна, да и, по правде говоря, мало кого вообще интересовала, из–за совсем небольшого количества тех, кто через эти ритуалы проходил, а выбрав этот путь, после выживал. И снова отсутствие должной информации могло сыграть с этими четырьмя злую шутку, которая и вовсе грозила оказаться последней в их жизни. Вампир поднялся. Плавно, без резких движений, видимо, ему пока не хотелось провоцировать своих гостей, но вряд ли он сейчас начнёт раскаиваться в своих преступлениях, великодушно давать им шанс не совершать ошибки и идти домой, уж тем более он не станет говорить о своей усталости от жизни, никчёмного существования и не завалит их, самых великодушных, чистых и честных, случайно нагрянувших в его одинокое и унылое жилище, просьбами убить его, несчастного и уставшего. Такое бывает только в глупых сказках, не имеющих под собой никаких оснований и ничего общего с реальностью. Всем ведь известно, что могущество и почти вечная жизнь пьянят куда лучше, чем самое лучшее вино, что существует в этом мире. Они вызывают слишком сильное привыкание, что бы попросить кого–нибудь лишить тебя этого, даже пребывая в жутком лихорадочном бреду. Вампир замер, по–прежнему разглядывая их. Потом он открыл рот, зашевелил губами, будто бы пытаясь что–то сказать, но ничего не вышло, кроме сипения и сдавленного хрипа. Кровопийца закашлялся. Кашель этот был сухой, резкий и долгий. Такое обычно случается со стариками, которые регулярно курят уже много–много лет, но вряд ли вампир страдал этим пороком, ведь ему просто не было в этом необходимости, он бы не чувствовал удовольствия от курения даже самого высококачественного табака, как не ощущает вкуса пищи, как не получает удовольствия от дорогих напитков, потому что не может даже немного напиться, зато при этом испытывает постоянную жажду, жестокая ирония жизни вампира. Есть, конечно, кровопийцы–романтики, которые делают из этого огромную трагедию и, несмотря на отсутствие такой потребности, всё равно продолжают есть и пить вина. Многие дамочки на это покупаются, сочувствуют несчастным вампирам и в итоге либо умирают, либо становятся порабощёнными слугами того самого «бедного юноши с трудной судьбой, которого она так любила». Однако этот экземпляр «кровопийцы–разумного» явно не был из тех мечтательных, но, тем не менее, расчётливых глупцов, главным оружием которых является вампирская способность к гипнозу и очарованию выбранной жертвы. При чём, вопреки распространённому мнению, способность эта в одинаковой степени распространяется как на противоположный пол, так и на свой собственный. Просто, видимо, вампиры предпочитают, чтобы под их влияние попадали именно особи противоположного пола, чтобы повысить самооценку или же им просто нравится, когда рядом находится кто–то, к кому они могут испытывать что–то наподобие любви или же просто симпатии чтобы не чувствовать себя слишком одинокими. Ещё одна иллюзия, в которую умело погружают себя те самые злополучные романтики. Но этот снова доказывал, что не является одним из этого поколения. В этом угрюмом замке он был единственным более менее живым существом, если, конечно, так можно сказать о вампире. Он, наконец, смог откашляться, прорезался его голос, шипящий и грубый, явно не человеческий: