Стрела на излете (СИ)

Жаль, она этого уже не увидит. Слишком много в роду у Риэсты Старнис, урожденной Эльотоно, мятежников, чтобы ей позволили жить. Недаром ведь Элиан возродил старые доимперские кодексы - за одного виновного теперь весь род под корень, до седьмого колена. Так глядишь, год за годом, мятеж за мятежом, и дворян в империи не останется. Уж не к этому ли его эльфийское величество стремится? Ему нужны рабы, а не вассалы.

Женщин проводили в спальню, измученная дорогой государыня сразу же уснула, а Риэста вышла в коридор, хотела спуститься к воде, но стражник, здоровенный детина в цветах герцога, преградил дорогу:

- Не велено, госпожа. Сказали из комнаты не выходить.

Но прежде, чем Риэста успела вернуться, раздался знакомый голос, которого она не слышала вот уже скоро восемь лет как:

- Я хочу поговорить с ней, Артон, мы прогуляемся по берегу и вернемся до третьей стражи.

Охранник переступил с ноги на ногу, но не посмел возразить герцогине, и отошел в сторону, освободив путь к лестнице. Женщины спустились вниз. У самой кромки воды не сговариваясь, одновременно скинули на плотный влажный песок туфли. Побрели вдоль берега, по щиколотку в теплой, почти неподвижной воде. Стоял штиль, по поверхности воды едва заметно пробегала рябь, отливая тусклым серебром. Дом остался позади, силуэт терялся в темноте, только горели тусклым желтым светом прорези окон - этой ночью в коридорах оставили факелы.

- Оно такое, как ты рассказывала, мама. Живое и разговаривает. Такое чувство, что я всегда знала его язык, даже когда жила дома, только не помнила. А как только увидела в первый раз - память проснулась, - Тэйрин уткнулась в плечо матери, совсем как в детстве, и вдохнула родной запах.

- Но ты все равно несчастлива, - грустно отозвалась Риэста. Ей не нужно было видеть лицо Тэйрин, достаточно было услышать ее голос, чтобы понять - письма лгали. Ее дочь - несчастна.

- Я была счастлива, первый год. Я только теперь понимаю, какие же мы тогда были счастливые. А потом все обрушилось, в один день.

- Так бывает, - кивнула Риэста. Ее мир тоже обрушился в один миг, когда она оказалась в спальне наедине со своим первым мужем, и поняла, что это - теперь навсегда. А потом ее мир рухнул второй раз, когда на площади прогремели барабаны, возвещая казнь. И третий, последний, когда Эльвин, опустив невидящий взгляд, передавал последние слова Вэрда. Мир на удивление непрочное сооружение, его слишком легко разрушить, и почти невозможно собрать заново. Она дважды возводила стены на новом месте, в третий раз уже нет ни сил, ни желания пытаться. Но Тэйрин молода, она справится.

- Знаешь, у варваров есть поговорка - "лошадь сдохла - слезь".

- Знаю. Но он любит меня. А я его жена, у нас сын. Я должна…

Риэста перебила дочь:

- Никогда ничего не делай только потому, что ты должна!

Девушка усмехнулась:

- Отец сказал мне тоже самое, когда я уезжала.

- Я знаю, - женщина втянула в себя чуть горчащий прохладный воздух, - я вышла замуж первый раз, потому что была должна. И слушалась мужа, потому что должна. И мне никто не объяснил, что это ложь. А сама я поняла, что ничего не должна этому человеку, только когда он притащил меня к наместнице, открещиваться от опасного родства! Мне нужно было увидеть в ее глазах, как в зеркале, отвращение, чтобы понять, насколько мерзко то, что я терплю из чувства долга.

- А если я люблю его?

- У меня нет ответов, Тэйрин. Я только хочу, чтобы у тебя все было хорошо. На деле, а не в письмах.

Девушка наклонилась, зачерпнула горсть воды, охладила горящие щеки:

- Останься со мной, мама.

Риэста прижала к себе дочь, провела ладонью по ее волосам:

- Я не могу, Тэйри, слишком поздно. Я устала притворяться, что жизнь продолжается. Прости меня. Я отправлюсь в Сурем с Ирией.

Обратный путь они шли молча, держась за руки. Туфли так и остались сиротливо лежать на песке. Утром их смыло приливом.

Корвин был недоволен, она видела это ясно, хотя муж еще не сказал ни слова. Но на шее билась синяя жилка и затвердело в одном выражении лицо, словно сведенное судорогой. Он указал ей на кресло и только когда она села, дал волю гневу:

- Какого Ареда?! Я же сказал тебе остаться во дворце.

- Я должна была узнать, что случилось с моей матерью.

- Для этого не нужно было ехать сюда самолично! Тэйрин, - голос чуть смягчился, - разве ты не понимаешь, это опасно!

- Что опасно? - Голос девушки дрогнул.

Корвин устало опустился на ручку кресла и положил руку ей на плечи:

- Твоя родня словно сговорилась. Мятежники, колдуны, а теперь еще и предатель. Будет лучше, если все забудут, из какого ты рода. Я понимаю, что это твоя мать, но здесь слишком много любопытных глаз. Я собирался тихо оставить ее здесь, после отъезда государыни. Тоже рискованно, но Тейвор, похоже, не знает, кто она такая. А теперь, если ему доложат о вашей ночной прогулке, он заинтересуется, и все пропало.

- Пропало? - Тэйрин удивилась, насколько спокойно звучит ее голос, - то есть, ты передумал?

- Нет конечно, мать есть мать. Просто теперь это будет слишком опасно. Но придется.

- Ага, - девушка понимающе кивнула, - мать - придется. А моего кузена ты спокойно отправишь в Сурем в цепях.

У Корвина щеки пошли красными пятнами:

- Откуда ты знаешь?

Тэйрин пожала плечами:

- После того скандала на совете капитанов только глухой останется в неведении.

Красные пятна слились в багровый румянец. Война с Ландией возмутила береговое братство до глубины души. Капитаны не видели никаких причин воевать, а морские лорды и подавно не посчитали, отказ принцу поводом проливать кровь. Корвину проиграл голосование и воспользовался правом вето, чтобы заставить корабли выйти на блокаду ландийских берегов. И сильнее всех против военных действий возражал герцог Айона, ближайший сосед Ландии, отец нынешнего посла, и, как на горе, дядюшка Тэйрин.

Тэйрин продолжала:

- А он не побоялся дать убежище моей матери и семье моего брата.

- Еще одного мятежника, - едко отметил Корвин, - предатель укрыл семью бунтовщика. Просто великолепно! В этой цепочке взаимопомощи только нас с тобой не хватает!

- Так что же ты не торопишься в Сурем, упадешь королю в ноги, отречешься от опасного родства, заверишь, что ты тут не причем? - Голос звенел от ярости.

- Тэйрин, ты благородно заботишься о родичах вплоть до седьмого колена, но почему бы тебе не подумать о своей собственной семье? У нас сын, Тэйрин! И я не хочу, чтобы тебе и ему пришлось искать, куда скрыться от гнева короля. Потому, моя дорогая, что нам прятаться будет некуда! - И уже мягче, словно устыдившись, - неужели ты думаешь, что я не помог бы ему, будь это в моих силах?

Девушка, глотая слезы, кивнула, Корвин привлек ее к себе, поцеловал. Она не сопротивлялась, положила голову ему на грудь, закрыла глаза. Когда мир рушится в одночасье - это не самое страшное, мать ошибается. Когда остались одни осколки, волей неволей придется идти вперед. Страшно, когда умираешь медленно, словно из тебя вытекает кровь, медленно, тягучими черными каплями. Каждое его слово, взгляд, поцелуй - новый разрез на вене, капля за каплей умирает то, что еще осталось от их любви - надежда.

Министр государственного спокойствия ничего не мог поделать с маленькой слабостью - ему нравилось Саломэ Светлая в гневе. Глаза бывшей наместницы темнели, во взгляде появлялась глубина, отвердевали черты. Королева была безупречно красива, такие женщины созданы для парадных портретов в золотых рамах, но в повседневной жизни кажутся пресными и уступают не столь совершенным соперницам. А в ярости Саломэ становилась устрашающе прекрасна. Но видеть ее в таком состоянии Чангу доводилось крайне редко - народ недаром прозвал наместницу Светлой.