Закат (СИ)

Закат прокусил губу, слизнул текущую на подбородок кровь. Посмотрел на молчащего магистра.

— Это ваша справедливость? Тот человек аккуратно платит подати и потому живет, пополняя ряды рыцарей своими жертвами?

Закат знал — кнутом можно снять кожу и сломать кости, но впервые испытывал подобное на себе. Удар. Еще один. Еще…

Его окатили ледяной водой, Закат вдохнул сквозь поток, закашлялся, приходя в себя.

Боль медленно затухала, за спиной всхлипывала Любослава. Упал на землю кнут, невысокая полноватая девушка убежала, закрывая лицо руками. Закат покачал головой — ей же не станет лучше, как бы она его не избила, только хуже. Потому что по чужой воле она превращается в своего господина, наказывающего слабых.

Недовольное лицо магистра снова поблекло, выцвело, как старый гобелен.

Растаяло.

***

Пленник стоит на коленях, прикованный к чугунной решетке так, что не пошевелиться. В жаровне только что погас огонь, раскаленные угли светятся болотными гнилушками. Снова вспыхивают, рассыпаются с шелестом, когда Темный властелин опускает в них клеймо. Смотрит, как по длинному пруту пробегают язычки пламени, подбираются к самым пальцам, сомкнутым на деревянной рукояти. Опадают бессильно.

— Ты теперь моя собственность. Интересно, останется ли клеймо, если ты снова умрешь и возродишься? Будешь идти со своего алтаря, с самого побережья, и каждый встречный будет знать, что ждет тебя в конце пути!

Герой молчит, но не может отвести взгляд от раскаленного железа. Темный властелин поднимает клеймо из углей, неторопливо подносит к груди пленника — так близко, что стоит тому чуть глубже вздохнуть, и он сам прижмет к нему свою кожу.

Темные от расширившихся зрачков глаза неотрывно следят за тем, как медленно, по волосу приближается алое железо.

Когда оно неуловимо резким последним движением впечатывается в грудь, Герой кричит и повисает на цепях. Темный властелин отрывает остывающее клеймо вместе с прикипевшими к нему кусочками плоти.

Напротив сердца у Героя выжжена зубчатая корона.

Он проснулся от боли, случайно перевернувшись на спину во сне. Осторожно сел, морщась.

Похоже, его видения уже не были связаны с ониксом. Они приходили, когда ход его жизни нарушался, когда дни переставали походить один на другой, и не собирались отступать только из-за того, что у него забрали камень.

Хотя, может быть, пытки еще превратятся для него в обыденность.

Закат поежился от этой мысли, поднял взгляд к окошку под потолком. Тени казались синими, сквозь решетку проникали и плясали на стене яркие блики от освещающих двор факелов. Вспомнились костры бродяг — они, наверное, еще не спали. Может, как раз сейчас присоединяются к пестрой стоянке Яся и Лис, округляет глаза Искра, слушая про столицу и помогая отмывать недокрашенного коня. Заботливо присматривает за всеми Принц, язвит в своей обычной манере Пепел, вертятся вокруг обожающие его дети…

Закат поймал себя на том, что улыбается. Бывший дракон Темного властелина, оружие, сотворенное Левшой, был счастлив. Он жил своей жизнью, попадал и выпутывался из передряг, у него был друг, который мог защитить его даже от воспоминаний прошлого.

Хорошо бы так было со всеми. Может, если магистр наконец убьет свой «сосуд зла», то успокоится? Свет восторжествовал, можно праздновать?

Закат вздохнул, нахохлившись. Отвернулся от рыжих факельных бликов, лег на соломенный тюфяк ничком.

Он знал, что этого не случится. Магистр все равно продолжит искать тьму, если не в Темном властелине, то в обычных людях. Так что наоборот — чем дольше продержится пленник, тем меньше внимания рыцари уделят остальным. В том числе бродягам. В том числе дальним деревням.

Закат надеялся, что останется единственным узником этой темницы.

***

Он осторожно разминал все еще ноющие после подвешивания плечи, когда за ним пришли. Один из рыцарей взялся за цепь, Закат встал, не дожидаясь, когда его потащат за собой. Пошел следом за конвоем — снова по коридору, но теперь не во двор, а в камеру, где заклепывали его кандалы. В ней установили два кресла — резное, с бархатной алой подушечкой для магистра и грубо сколоченный стул с неожиданно массивными подлокотниками. Рядом лежало несколько кожаных ремней.

Пальцы, догадался Закат. С вариациями от вырванных ногтей до раздробленной кости. Однако сел, не сопротивляясь. В конце концов, он знал, куда и зачем шел.

Широкие ременные петли плотно обхватили руки и ноги, последнюю палач, красивый рыцарь, недавно виденный на тренировочной площадке, рывком затянул на шее, заставив закашляться.

— Познакомься с Солнцеяром, — елейным голосом представил его магистр.

Имя показалось знакомым, Закат присмотрелся внимательней и, наконец, вспомнил. Один из тех, кто приехал в Залесье, молчаливая тень Доброяра.

— Для победы все средства хороши? Похищение? Поджог? Угрозы?

Злость сдавливала горло сильнее ремня. Палач встретил его взгляд таким же — пламенным, уверенным в своей правоте.

— Да, — ответил твердо. — И пытки тоже.

Обернулся на магистра, дождался благосклонной улыбки. Помощники поднесли горячий котелок с еще бурлящей водой, палач щипцами выловил иглу. Прижал ладонь Заката к подлокотнику…

Пришлось стиснуть зубы до скрипа. Закат смотрел, как игла ушла под ноготь, как палач загоняет ее все глубже, и пальцы судорожно вздрагивали, пытаясь избежать муки.

— Солнцеяр знает, какую боль ты чувствуешь, — доверительно сказал магистр. — Он испытал ее на себе.

Рука палача сбилась, почти невидимо, но более чем ощутимо для Заката, под чей ноготь сейчас входила вторая игла. Он прикусил язык, пытаясь отвлечься от боли.

Вторая игла остановилась, коснувшись первой где-то в глубине и Закат откинул голову на спинку стула, стараясь успокоить дыхание, сбивающееся в бесполезные, почти не приносящие воздуха всхлипы.

Магистр молчал, палач бросил на него быстрый взгляд. Сглотнув, заговорил сам.

— Я был подмастерьем у портного. Нам доверяли сметывание деталей, иногда разговоры с покупателями. Я был один в магазине, когда его решили ограбить.

Третья игла входила медленней, что только добавляло боли. Закат судорожно сжимал свободную еще ладонь в кулак, пытаясь сконцентрироваться на чем угодно, кроме самой пытки. Хотя бы на словах рыцаря.

— Мне было пятнадцать лет. Грабителей было трое. Они зашли поздно вечером, как обычные покупатели, а затем свалили меня на пол одним ударом. Скрутили. Добыча их разочаровала, они устроили погром и…

Палач замолчал на середины фразы, глядя на руку Заката так, будто впервые ее видел. Медленно наклонился, выловил следующую иглу. Приставил в ногтю безымянного пальца. Из указательного и среднего уже торчало по две.

Палач медлил. Магистр встал, подошел к нему, взял за руки, помогая. Посмотрел в глаза Заката. Улыбнулся.

— Грабители издевались над Солнцеяром всю ночь. Но не они оставили ему эти шрамы.

Закат только сейчас заметил — лицо и ладони рыцаря покрывали мелкие пятнышки, будто белые веснушки. И зажмурился, прокусив себе язык, когда магистр помог вогнать иглу под ноготь, с притворной задумчивостью надавив на остальные.

— Юноша потерял сознание той ночью. А очнулся от пощечин своего хозяина. Тот поглощен был темными чувствами — жадностью и злостью. Не веря, что юный помощник не в сговоре с бандитами, раз остался жив, хозяин решил выпытать у него, где искать похищенные деньги.

Рыцарь уже почти ничего не делал, магистр, стоя позади него, направлял его руки. Закат тяжело дышал, сглатывая кровь, тело дугой выгибалось от боли. Когда игла вошла в мизинец, ему показалось, что он сейчас потеряет сознание. Пальцы горели огнем. Но он все еще мог слушать.

— Захваченный тьмой человек не только ввел иглы под ногти Солнцеяра, но и проткнул кожу меж пальцев, уши, губы, ноздри, веки. Мальчик истекал кровью, когда явились другие помощники. В ужасе от случившегося они позвали рыцарей. И Солнцеяр, благодарный за спасение, решил стать частью Светлого ордена.