Багровая заря (СИ)

Я склонилась над спящей девочкой. Её аромат кружил мне голову и пьянил, вызывая во мне сладостные спазмы, но это не были спазмы голода, это было нечто иное. Я потянулась к ней ртом, но не для того, чтобы вкусить её крови. Я погладила её мягкие каштановые волосы и поцеловала её в тёплую розовую щёчку. Её тёмные пушистые ресницы дрогнули, но она не проснулась.

Слегка обалдевшая от нахлынувших на меня ощущений, я стояла столбом, не отводя взгляда от спящей Карины. Что, если она проснётся и увидит меня? Нет, у меня и в мыслях не было причинить ей вред, но ведь она этого не знала. Понимая, что надо уходить, я всё-таки не могла сдвинуться с места, очарованная и потрясённая: странная слабость закралась во все мои суставы и мускулы. Вдруг Карина вздохнула, пошевелилась и открыла глаза.

В мои планы не входило показываться ей, но теперь было слишком поздно: она меня уже увидела. Подняв длинноволосую головку от страницы тетради, она смотрела на меня во все глаза, и трудно было понять, чего больше было на её лице — испуга или восторга. Чтобы успокоить её, я опустилась на колени и дотронулась пальцами до длинных свисающих прядей её волос.

— Кариночка… Куколка моя! Не бойся. Ты меня не знаешь, но я знаю тебя с самого твоего рождения и очень тебя люблю, поверь мне. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, не бойся меня.

Она, глядя на меня широко раскрытыми глазами, сказала чуть слышно:

— Я знаю тебя.

— Знаешь?

Она кивнула. И сказала — робко, как будто не была в этом уверена:

— Ты моя… мама.

— Почему ты так думаешь, куколка? — удивилась я.

Вместо ответа она достала из ящика стола сильно помятую фотографию, на которой была изображена невеста в гробу — бледная, красивая, с подкрашенными бровями, приподнятыми в страдальческом недоумении, будто её смерть была внезапной и очень мучительной. Я сразу узнала снимок: он был одним из тех, что я послала Алле после своих «похорон». Снимок имел следы небрежного обращения: на одном уголке был сгиб, другой уголок вообще оторвали. Ненависть моей мачехи дошла до меня спустя годы: я чувствовала её запах, слышала биение сердца её тени.

— Это не я её помяла, она такая и была, — поспешно заверила Карина. — Не сердись, пожалуйста.

— Я и не сержусь, куколка моя, что ты, — пробормотала я. — Откуда это у тебя?

— Я нашла её, — ответила Карина. — За книгами на полке. Папа говорит, что мама уехала… Но она не настоящая моя мама, потому что настоящая мама так не сделала бы… Моя мама — ты, да?..

До чего порой изощрённо работает детская фантазия! Карина, найдя фотографию мёртвой невесты, выдумала невероятную историю с ней и собой в главных ролях — историю своего рождения. Мамы не было рядом с ней, так отчего бы красивой, страдальческой и печальной мёртвой невесте не стать её мамой? Её можно было хотя бы оплакивать. Сколько слёз пролилось на эту многострадальную фотографию, сколько раз она ночевала под подушкой! Мне до боли в сердце хотелось прижать Карину к себе и сказать: «Да, я твоя мама», — но это было бы обманом. Зачем увеличивать количество лжи, тем более что одна страшная тайна уже есть — тайна исчезновения матери Карины? Я протянула к ней руки, и она доверчиво обняла меня за шею, прижалась всем своим тоненьким тёплым девчоночьим телом. Как только тёплое и хрупкое кольцо её рук сомкнулось вокруг меня, я поняла, что отныне моё сердце принадлежит ей одной. Оно и раньше ей принадлежало, но я осознала это по-настоящему только сейчас.

— Когда ты умерла, тебе было очень больно? — спросила Карина почти шёпотом.

— О таких вещах нельзя спрашивать, — сказала я замогильным голосом.

— Прости, пожалуйста, — прошептала она испуганно.

Я зарылась лицом в её восхитительно пахнущие волосы.

— Нет… Нет, куколка, это была не совсем смерть… Да, здесь, на фотографии, я выгляжу как мёртвая, и на кладбище даже есть моя могила, но… Это трудно объяснить. Это тоже жизнь, хотя и другая.

Она прошептала:

— Ты холодная…

— Не бойся, детка.

— Я и не боюсь тебя… мамочка.

Я прижала её к себе крепче, погладила её шелковистые волосы.

— Кариночка… Я бы очень хотела быть твоей мамой, но это не так. Увы… Хотя я тебе и не чужая. Некому было рассказать тебе обо мне, и поэтому ты не могла знать, что у тебя была сестра.

— Сестра?

Её объятия ослабели, она смотрела мне в лицо.

— Да, куколка. Это я. Меня зовут Аврора. Раньше у меня было другое имя, но оно осталось в прошлом, им меня уже никто не называет. Тебе лучше никому не говорить, что я к тебе приходила, потому что тебе всё равно не поверят. Даже папе не говори. Сейчас мне пора уходить, родная… Пожалуйста, не оставляй окно открытым. Если приду я, я постучу. Но всё равно, если услышишь стук, сначала смотри, а потом открывай.

Сорок пять молодых членов «Авроры» — все кандидаты в чистильщики — были все как на подбор красивыми юношами и девушками. Приём был организован в виде молодёжной вечеринки с дискотекой и проходил в ночном клубе «Аврора». (Он был специально для членов Общества). Официально вечеринка была приурочена к скорому вступлению этих молодых кандидатов в ряды чистильщиков, но Пандора сообщила мне по секрету, что истинная и главная цель этого мероприятия состояла в том, чтобы я выбрала одного из этих кандидатов себе в ученики.

— Оскар сам отбирал кандидатуры, — сказала она. — Это лучшие из лучших. Они превосходно показали себя в работе в «Авроре», и все они жаждут стать настоящими чистильщиками. Но только один из них удостоится чести стать учеником самой Авроры.

— Чья это была идея? — усмехнулась я.

— Разумеется, Джулии, — удивилась Пандора. — Разве она не сказала тебе об этом?

Я ответила:

— Мне никто ничего не говорил. Я не знала о том, что должна буду кого-то обучать. Разве я обязана это делать?

Позади меня раздался голос Юли:

— Нет, конечно, ты ничего не обязана. И никто тебя не станет принуждать. Но эти молодые люди так мечтают об этом! Неужели ты разобьёшь их заветную мечту?

Её рука обняла меня за плечо. Она сегодня была потрясающе красива: крупные каштановые локоны обрамляли её бледное лицо, а глаза, подчёркнутые тёмными тенями, таинственно мерцали.

— Мой сын тоже здесь, — сказала она.

Проследив направление её взгляда, я увидела за одним из столиков Гришу в компании четырёх девушек. Они весело болтали и смеялись, пили коктейли.

— Он что, тоже… кандидат? — пробормотала я, запнувшись.

Юля с улыбкой кивнула.

— Он в «Авроре» с тех самых пор, как мы с его отцом поженились. Он проявил себя прекрасно. Он уже староста ячейки «Авроры» в своём университете.

Гриша заметил нас. Повинуясь знаку Юли, он поднялся из-за столика и пошёл к нам. Девушки, видя, к кому он идёт, провожали его с завистью во взглядах. А он подошёл развязной походкой молодого повесы, избалованного вниманием женского пола, с очаровательным нахальством уселся за столик рядом со мной и поцеловал мне руку — златокудрый голубоглазый Аполлон, уверенный в своей неотразимости.

— Привет, Аврора, — сказал он. — Привет, мам. Привет, Пандора.

Пандора, заблестев глазами и улыбкой, ответила, протягивая ему руку:

— Привет, привет, очаровашка.

Он галантно поцеловал протянутую руку, а Пандора ущипнула его за гладкую щёку.

— Конечно, он же сын Джулии.

Шестеро молодых людей — три молодых человека и три девушки — сидели за столиком, уставленным бокалами.

— По-моему, нам вообще ничего не светит. И так ясно, что Аврора выберет его.

— Зачем вообще было всё это устраивать? Просто брала бы его сразу, безо всяких тусовок, так было бы честнее. У них, наверно, уже всё обговорено.

Я вышла из тени невидимости.

— Можно к вам, ребята?

Они, увидев меня, обомлели, а потом все вскочили, предлагая мне свои стулья:

— Садитесь, пожалуйста!

— Ну, больше чем на один стул я сесть не смогу, — сказала я.