Мост над бездной

«Зато я знаю истину. Если бы я ее не знал, разве лежал бы сейчас Кубац мертвый на снегу?» Он вспомнил и мертвую Ингегерд, но быстро отогнал мысли о ней. «Если бы она не искушала меня и если бы Гимерий не свалил ее на меня, этого бы никогда не произошло».

— Помолитесь за нас, святой отец, — попросил Илл.

— Я помолюсь, чтобы ты и твоя семья получили именно то, что вы заслуживаете, — ответил Ршава.

Фермер, Марозия и их дети просияли. Они решили, что прелат в своей молитве пожелает им добра. У Ршавы было иное мнение. Вокруг рыщут хаморы — и какая вероятная судьба вскоре ждет эту ферму, как не гибель? Если Илл и Марозия не в состоянии этого понять, то они дураки. И получат то, что заслуживают дураки.

У Ршавы была теплая одежда, плащ с капюшоном и одеяла. Марозия дала ему еще одно, явно лучшее в их доме, из тонкой мягкой шерсти.

— Я сама его соткала, — застенчиво пояснила она, указав на прислоненную к стене раму разобранного ткацкого станка.

— Оно меня обязательно согреет, — согласился Ршава.

Марозия кивнула и отошла. Один из ее сыновей положил матрас на полу возле очага. Ршава улегся и провел ночь в таком тепле и удобстве, каких не помнил со дня падения Скопенцаны.

Когда наутро после сытного завтрака он пришел в амбар, то увидел, что его лошади тщательно вычищены. Юноша, который о них позаботился, сказал:

— Они пытались меня укусить разок-другой, но я им быстро показал, кто тут хозяин.

— Молодец, и спасибо тебе, — ответил Ршава. Он благословил животных в амбаре: не потому, что считал, что от этого им будет какая-то польза, — нет, просто семейство фермера ясно дало понять, что они этого ожидают.

«Они все еще верят в добро, — подумал прелат, отъехав от фермы. — Да, все еще верят, но сильно ли им это поможет? Не очень-то, — решил он, — когда они увидят, как к ним едут варвары. Или даже не увидят, а проснутся среди ночи, оттого что вокруг них пылает и дом, и ткацкий станок, и все остальное».

Ршава пожал плечами: это не его забота. Илл и Марозия сделали выбор. Да, сделали, и теперь заплатят за него.

Часа через три он обернулся и увидел столб черного дыма, поднимавшийся в небо примерно там, где находилась ферма. Иллу и Марозии пришлось платить за свой выбор даже быстрее, чем он предполагал. Ршава вновь пожал плечами и поехал дальше.

Ликанд прежде был городом, к которому не стоило относиться свысока. На значительную ступень ниже Скопенцаны и на две еще более значительные ступеньки ниже столицы — но все же он по праву считался центром местной жизни. Так думали о нем его жители. Теперь город был мертв.

Северные ворота были приглашающе распахнуты. Лишь подъехав ближе, Ршава увидел, как пламя опалило створки. Он въехал в город. Вонь горелого дерева до сих пор ощущалась в воздухе; остальным запахам смерти предстояло ждать оттепели, до которой оставалось уже недолго.

Из боковой улочки выбежала собака и уставилась на Ршаву, высунув язык. Животное выглядело упитанным и довольным. Желудок Ршавы свел медленный спазм, когда он подумал, чем, скорее всего, промышляла эта тварь.

К ней присоединилась другая, потом еще одна и несколько новых… Прелат не сразу сообразил, что стая собак может оказаться такой же опасной, как и стая волков. Для них и он, и его лошади — всего лишь свежее мясо.

— Прочь! — крикнул он.

Собаки не обратили на крик внимания. Он мог бы и догадаться, что это не поможет.

Жаль, что у него нет камня или чего-то еще, что можно в них бросить… Но от одного желания камень в руке не появился. И вряд ли у него осталось много времени на размышления, потому что собаки двинулись к нему. Ршаве больше не нравилось, как у них свисают языки — отнюдь не приветливо. А как у голодных собак.

Он указал на собаку, появившуюся первой.

— Проклинаю тебя! — крикнул прелат.

Собака упала на бок и сдохла.

Это принесло ему меньше пользы, чем могло бы. Легко запугать толпу людей, убив одного из них. Собаки же просто не поняли, что Ршава сделал. Два-три пса обнюхали мертвую собаку, но как они могли понять, что ее убил находящийся перед ними человек? Никак, а он не мог им об этом сказать.

Ршава указал на другого пса, на вид с большой примесью волчьей крови. Он тоже упал на бок. Затем прелат свалил большую коричневую собаку с вислыми ушами. Три мертвых зверя валялись на снегу, но остальные рычали, готовясь к атаке.

— Проклинаю вас всех! — рявкнул прелат. Он не знал, поможет ли ему такое решение. Если не поможет, подумал он мрачно, то его уже ничто не спасет.

Два-три хищника взвыли, остальные сдохли молча. На ногах осталась лишь одна собачка, в самом конце стаи. Ршава разглядывал мертвых тварей с изумлением и облегчением. Потом уставился на кончик пальца, словно тот был луком или баллистой, выстреливающей проклятия. Ршава знал, что это не так: палец служил лишь для нацеливания того, что таилось внутри прелата. Однако иллюзия оставалась сильной.

Собачка перестала рычать и по-своему улыбнулась Ршаве. Она не собиралась нападать на него в одиночку. Она могла быть опасной только в стае, а сама по себе опять стала безобидной, хоть бери ее в комнату. Ршава запрокинул голову и расхохотался. Похоже, собаки почти не отличаются от людей. Толпа способна уничтожить всех и всё на своем пути. А состоит она из обычных мужчин и женщин, которые и мухи не обидят. И лишь вместе они обретают силу и способность выплескивать ярость, нечего не боясь и даже не размышляя.

Ршава тронул лошадей. Похоже, они были рады оказаться подальше от собак, даже если эти собаки мертвы. Большая часть Ликанда сгорела. Чем дальше Ршава углублялся в город, тем хуже все выглядело. На улицах лежали тела. Само собой, собаки и стервятники позаботились о них, когда город пал, — как бы давно это ни произошло.

На нескольких трупах прелат увидел одежду из кожи и меха, а не из ткани. Значит, горожане сопротивлялись. И что это изменило?

Даже в мертвом городе, разрушенном и разграбленном, наверняка можно отыскать еду и деньги. Но Ршава проехал через Ликанд без остановок. Хаморы взяли все, что лежало на виду и уцелело от огня. А он не собирался задерживаться ни здесь, ни где-либо еще. В нем горело страстное желание добраться до цивилизации. Если кто-нибудь и выслушает его доводы, то это станут коллеги-богословы.

И Кубацу следовало бы к нему прислушаться, тогда маг не разгневал бы прелата. Что ж, Кубац заплатил за свою глупость. И любой, кто откажется прислушаться к истине, тоже заплатит. Никто из видессиан любой теологической принадлежности не стал бы думать иначе. Но другие — все другие — ошибаются. Ршава был в этом уверен. Настолько уверен, что был готов поставить на это свою жизнь. И даже больше чем жизнь — свою душу.

Южные ворота Ликанда тоже стояли распахнутыми. Ршава выехал через них и задумался над тем, что останется от империи Видесс здесь, в северных провинциях, когда закончатся все сражения. Ликанд уже превратился в руины, Скопенцана разграблена, а потом уничтожена землетрясением. А сколько еще городов сгорело, сколько крестьян сбежало со своих земель или было убито! Сможет ли империя возродиться в этих краях?

Ршава снова пожал плечами. Какая теперь разница? Видесс сотни лет прожил во лжи. Если империя в этих краях умерла, то, возможно, варвары всё здесь обустроят лучше, чем было прежде? Почему бы и нет? Несмотря на всю их жестокость и грубость, они хоть немного, но представляют, кому принадлежит истинная власть в мире.

Прелат рассмеялся.

— Может быть, мне лучше проповедовать им, а не слепым идиотам в синих рясах, — сказал он, но затем покачал головой. В конце концов, он видессианин. И его народ заслуживает того, чтобы первым взглянуть на то, что он открыл. Если же они отвернутся от этого… Но они не отвернутся. Не должны. — Я их прокляну, если они отвернутся, — пробормотал Ршава. — И буду сражаться с ними вечно.

Над Подандом тоже поднимался дым, но совсем иного рода: дым от очагов и кухонных печей, кузниц, факелов и ламп. Ликанд был мертв, убит. Поданд все еще жил. И, судя по всему, даже процветал.