Герой Ее Величества

— Значит, Катон тоже участвует в заговоре?

— Он? Не по своей воле, — усмехнулся преподобный. — Я только что отправил архидемона из ада в его ничего не подозревающую душу. Тот скажет ему, что делать.

Триумф через полог шатра посмотрел на актера. Тому было жарко и неудобно, он выглядел растерянным и сильно беспокоился. Рука его на древке лука дрожала, и он как раз потянулся к колчану, висевшему за спиной. Никто из присутствовавших этого не заметил. Они все слишком увлеклись, аплодируя Долл.

Гораций достал стрелу.

Триумф незаметно опустил левую руку и, сжав рукоять couteau suisse, висевшего на поясе, нажал на кнопку.

В рапиру тот не превратился, как ни надеялся Руперт. Кажется, приказам оружие не подчинялось, а деликатности момента не понимало.

Тем не менее оно порадовало хозяина длинным прямым ножом для резки жареного мяса. Четыре дюйма стали вонзились в бедро Тонгфора.

Тот завопил, и Триумф изо всех сил толкнул его, подавшись назад. Клинок скользнул над ухом морехода, глубоко царапнув кожу, но Бонвилль оказался слишком нерасторопным и не смог остановить Руперта.

Оба повалились на землю. Не обращая внимания на кровь, льющуюся из пореза, Триумф принялся молотить кулаками по лицу и животу де Тонгфора. Когда тот обмяк, беспомощно хватая ртом воздух, Руперт вскочил и отобрал у мерзавца рапиру, но, обернувшись, увидел, что Джасперса уже и след простыл.

— Долл! Долл! — закричал Руперт, глядя на актрису через полог шатра.

Однако, к несчастью, восторги зрителей заглушали его голос.

Артемида, Диана и Орион натянули луки, символически собираясь выстрелить в воздух, когда Долл закончит речь словами: «Давайте же возвестим о нашей любви и, подобно Купидону, залпом стрел расскажем о нашей страсти, ибо Глориана — самая любимая из всех, наша королева, наша тридцатая Елизавета», но толпа ревела слишком громко, и Долл пришлось подождать.

Она улыбнулась Элис и Мэри, державшим луки наготове.

Катон не обращал на нее ни малейшего внимания, натягивая стрелу, которую ему дал де Тонгфор. Он собирался выстрелить в небо.

Может, она неверно поняла его странное поведение…

Неожиданно Долл почудилось, что кто-то зовет ее по имени, пытаясь перекричать всеобщий гам, но актриса сочла это причудами собственного воображения.

А затем она услышала кое-что еще: кто-то насвистывал песенку о гвинейском береге. Пронзительный звук пробился сквозь шум толпы.

Долл похолодела. Сердце замерло, словно размышляя, биться ли дальше.

Это был сигнал, о котором они условились. Долл огляделась по сторонам.

Гораций Катон целился явно не в небо.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

Не думай о балрогах!

Сжав пальцы в кулак, Долл хорошенько размахнулась и ударила актера прямо в нос так, что несчастный отлетел назад.

Стрела изменила направление полета и пронзила спинку покрытого плоской резьбой трона в шести дюймах над головой королевы.

Внезапно настала абсолютная тишина.

А затем разверзлась настоящая преисподняя.

Казалось, каждый из присутствовавших в Ричмонде тридцати семи тысяч ста шестидесяти трех человек либо истошно вопил, либо носился в панике, либо делал и то и другое.

Ошарашенная Долл отпрянула.

Элис Мантон зарыдала как ребенок.

Мэри Мерсер упала в обморок.

Гораций Катон слабо трепыхался, нос его превратился в кровавую кашу.

Музыканты и жонглеры высыпали из палаток на подмостки, лопоча и срываясь на крик, пока милиционеры пытались оттеснить их назад.

Триумф с рапирой на изготовку ворвался в шатер и пробился к сцене сквозь пришедшую в неистовство толпу. Схватив Долл, он крепко обнял ее.

— Отлично, любовь моя, — сказал он, поцеловав прекрасные волосы актрисы.

— О боже! — воскликнула она, указывая куда-то.

Жонглеры, музыканты, милиция и кричащие женщины попятились.

Гораций Катон больше не был собой. Чем бы преподобный Джасперс ни заразил его разум, сейчас это пыталось вырваться наружу или, по крайней мере, устраивалось поудобнее. Что-то извивалось под его кожей, и в воцарившейся гробовой тишине было слышно, как ломались и двигались кости. Он распухал на глазах. Его качало, растягивало, сминало от нечестивого давления изнутри.

Все, кроме Долл, Руперта и нескольких стражников, с криками бросились в бегство.

То, что когда-то было Горацием Катоном, теперь превратилось в восьмифутовую тварь сплошь из хрящей и вздымавшейся плоти. Воздух с влажным шумом втягивался и выходил наружу сквозь множество открывшихся мембран. Руки доставали до пола, в них будто остались одни кости, мышцы исчезли. Ноги расплющились, как черепашьи лапы. Голова удлинилась, словно в нее через шею пропихнули лошадиный череп, растянувший и заполнивший кожу.

Внезапно у существа появились челюсти, которые вполне пошли бы чудовищу из озера Лох-Несс. Оно разинуло пасть, и Триумф с Долл увидели, как из десен вылезли клыки. Каждый проложил себе путь с таким звуком, с каким гвоздь пробивает деревянную планку. Создание заревело, и во дворце задрожали стекла.

Триумф отодвинул Долл в сторону и вонзил рапиру де Тонгфора в чудовище.

Лезвие вошло в плоть и расплавилось. Капли раскаленного металла упали на сцену и прожгли ее насквозь. Существо, шаркая, двинулось вперед, становясь все больше, превращаясь в нечто змееподобное с крокодильим хвостом. На лбу его выросли рога.

Двое солдат рванули и со всего размаху воткнули в монстра копья. Тот повернулся, раскрыл пасть и струей огня испепелил нападавших.

Триумф попятился.

— Ого… ну и дела! — пробормотал он.

— Дай-ка мне это! — рявкнула матушка Гранди, выхватывая арбалетный болт из рук де Квинси.

— Отдай! Я должен что-то сделать! — заныл он.

Колдунья поцеловала наконечник, что-то прошептав над ним, затем сняла с шеи амулет и быстро намотала его на острие.

— Что это? — спросил де Квинси, в ужасе оглядываясь на сцену.

— Драконоподобный демон, — ответила она.

— Дракон? Чертов дракон?!

— Ну да. Огнедышащий, — ответила старуха. — Его вызвали прямо здесь и заключили в плоть того бедняги. Такие создания не дышали Господним воздухом уже много столетий. Я только из книг знаю, как он выглядит. Это одно из исчадий ада, возможно демон ужаса или балрог, как его называли вавилоняне.

— Оно испепелит наши души! — пролепетал де Квинси, оторопело глядя на вырастающее чудовище.

— Попытается, — согласилась матушка Гранди. Она вернула доктору болт со словами: — Надеюсь, ты хороший стрелок.

До этого он никогда в жизни не стрелял из арбалета.

— Конечно хороший, — решил дознаватель.

Триумф отпрянул, когда мерзкая тварь стала приближаться. Он швырнул в нее эфес расплавленной рапиры, а затем схватил фонарь с рампы и метнул его следом, пытаясь заставить монстра остановиться. Руперт подумал о висевшем на поясе швейцарском ноже, но, похоже, сейчас даже от самого превосходного клинка было бы столько же пользы, сколько от осколка стекла.

Свирепый пронзительный свист вырвался из утробы кошмарного создания. Триумф почувствовал, как у него от этого звука все задрожало внутри. Оглянувшись по сторонам, он крикнул тем стражникам и аристократам, которые были достаточно храбрыми или глупыми, чтобы остаться здесь:

— Уходите! Уходите! Позаботьтесь о безопасности ее величества!

Тут он заметил Долл, стоявшую чуть позади него.

— Долл! Уходи отсюда, умоляю тебя! Беги!

Раскачиваясь из стороны в сторону, чудовище передвигалось на длинных костлявых конечностях. Из пасти вырвался клуб огня, и Руперт бросился на пол, чтобы не превратиться в головешку. Падая, он уронил лампу.

Монстр оказался прямо над ним. Мореход хотел отползти, но тщетно. От зловонного дыхания, разящего горячим битумом и горелым сахаром, слезились глаза.

Триумф попытался подумать о чем-нибудь философском и ободряющем, но разум отказал, как заржавевший замок, и ключ не проворачивался. Руперт пополз назад, не в силах оторвать глаз от адского создания, склонившего к нему свою чудовищную голову.