Мычка (СИ)

Зимородок сердито сверкнула глазами. Вот что за бестолочь? Что значит "если"? Да она едва ноги передвигает! Щеки исцарапаны, во рту пересохло, а заплечный мешок тянет к земле так, будто кто-то напихал туда камней. И она даже догадывается кто, вернее, знает наверняка! Гад ползучий, дурак, наглец! Пялится, сверкает бесстыжими глазами. И ведь не упустит момента показать, какой он ловкий и сильный, совсем не устал, а вот она слабая да немощная, плетется позади, бесполезная обуза. Только не дождется проявлений слабости, скорее запросит пощады сам.

Собрав остатки сил, Зимородок вздернула подбородок, и хотя получилось не так красиво и легко, как хотелось бы, сказала с холодком:

- Хваленый лесной охотник оказался не столь уж выносливым, раз предлагает разбить лагерь в такую рань?

Мычка только вздохнул, сказал смиренно:

- Хорошо, хорошо. Пойдем. Только после мне в упрек не ставь, что спотыкаешься, и ноги не держат.

Зимородок задохнулась от обиды, прошипела:

- Это меня-то ноги не держат?! Это я-то спотыкаюсь?

Она рванулась с места так быстро, что Мычка только ахнул, зашагала, уворачиваясь от деревьев и переступая через прыгающие под ноги корни. Однако, заданный темп оказался непосилен, и вскоре дыханье участилось, плечи поникли, а шаги замедлились настолько, что, остановись она полностью, ситуация изменилась бы не на много. Обрадованный неожиданной прытью спутницы, Мычка поначалу шел ходко, но вскоре замедлил шаг, а потом и вовсе стал останавливаться, с деланным интересом рассматривать землю под ногами, чтобы только не оторваться и совсем не потерять девушку из вида.

Несколько раз он искательно заглядывал спутнице в глаза, ожидая лишь намека, готовый тут же устроить привал, но та лишь гордо отворачивалась, не замечая, что уже едва топчется, почти не сдвигаясь с места. Когда, потеряв терпение, Мычка был готов силой остановить спутницу, Зимородок вдруг оживилась, сказала с подъемом:

- Ну вот, не зря я мучилась. Наконец-то можно будет выспаться на нормальной кровати, под защитой стен. Как же я устала от этих ночевок на холодной мокрой земле!

Мычка оторопело уставился на девушку, но, заметив, как та усиленно шевелит ноздрями, невольно последовал примеру. В воздухе разлился слабый запах дыма. Мычка принюхался, удивляясь, как не ощутил этого раньше. Похоже, он чересчур сконцентрировался на спутнице, и в результате упустил столь важный момент. Непростительная оплошность!

Закусив от досады губу, Мычка произнес с неловкостью:

- Полагаешь, впереди деревня?

Зимородок фыркнула:

- Конечно. Что же еще?

По-прежнему ощущая вину, Мычка ответил уклончиво:

- Мало ли... Дым может появляться по разным причинам.

- Например?

- Например пожар.

Мычка сказал, и осекся, боясь, что напугает девушку. Однако Зимородок лишь криво улыбнулась, сказала с непередаваемым презреньем:

- Какой пожар? Ты посмотри вокруг, тут же вода повсюду!

Натянуто улыбнувшись, Мычка кивнул. И хотя было неприятно, что ему объясняют столь простые вещи, но... уж лучше насмешка девушки, чем жуткая безжалостная стихия. На счастье, ему не довелось видеть подобное, но редкие охотники, наблюдавшие ярость стихии, говорили - нет ничего ужаснее. Сплошная стена огня, высотой до неба, дикий всесокрушающий жар, где древние деревья-великаны вспыхивают как былинки, удушающий едкий дым. От лесного пожара не спрятаться, не скрыться. А после, когда огонь уляжется, на останки леса нельзя смотреть без слез: черные головни деревьев, седой пепел травы, и почерневшие, обугленные тела застигнутых стихией животных.

Одарив спутника высокомерным взглядом, Зимородок неторопливо двинулась вперед, ориентируясь на запах. Однако, чем сильнее ощущался дым, тем настороженнее становился Мычка. Что-то в происходящем вокруг явно не так. Запах дыма в пропитанном влагой лесу сам по себе уже вызывает множество вопросов. И если для привыкшей к дымному воздуху села девушки все кажется само собой разумеющимся, Мычка терзался сомненьями.

Сперва он не мог толком понять, что именно не так, но вскоре осознал, принялся вертеть головой. Зимородок посматривала снисходительно, но подчеркнуто не обращала внимания, занятая одним, как ей казалось, наиболее важным делом - достичь источника запаха. Что за люди разожгли костер, будут ли они рады пришельцам, пустят ли на порог - вопросов не возникало. Само собой будут, обязательно пустят. Как же иначе?

Мычка хмурился все сильнее, кусал губу, не находя искомого, наконец, не выдержал, преградил дорогу.

- Думаю, это плохая мысль.

Зимородок раскрыла глаза, взглянула с величайшим удивлением, будто дорогу преградила говорящая коряга, вкрадчиво поинтересовалась:

- Обидно, что не ты учуял?

Мычка дернул желваками, но стерпел, сказал нейтрально:

- Дело не в этом. Мне кажется, будет лучше сделать крюк.

- Зачем? - Глаза спутницы полезли на лоб.

Стараясь, чтобы слова прозвучали убедительно, Мычка сказал:

- Любые живущие группой животные оставляют следы.

Зимородок пожала плечами:

- Возможно. Что с того?

Мычка сказал чуть слышно:

- Я не вижу следов.

Девушка наклонила голову на один бок, затем на другой, сказала с сочувствием:

- Наверное, у вершинников это какая-то важная традиция, по поводу и без рассказывать о повадках зверей. Но, если ты не заметил, я устала, и хочу есть. По этому, придержи историю до лучших времен.

Мычка досадливо тряхнул головой, поспешно произнес:

- Ты не понимаешь. Люди - те же звери, только в отличие от своих диких собратьев оставляют вокруг мест проживания намного больше следов. Оттиски подошв, сломанные ветви, обрывки шкур... Этого добра в изобилии возле любой, даже самой захудалой деревеньки. Здесь же я не вижу вообще ничего!

Зимородок фыркнула:

- Плохо смотришь. - Заметив, как от сдерживаемого гнева побелели губы спутника, добавила примирительно: - А быть может здесь деревня наподобие моей, наши тоже за околицу не шибко выходят. - Увидев, что Мычка собирается возразить, закончила непреклонным тоном: - В любом случае, хочешь ты того или нет, я пойду дальше. Ну а сам можешь оставаться... если так боишься.

Не обращая более внимания на спутника, она зашагала дальше. Глядя ей в спину, Мычка ощутил сильнейшее желание догнать, и приложить заплечным мешком по дурной головушке. Или может пусть ее? Пускай идет, ищет приключений на свою... хм, голову. А он пойдет своим путем. В конце концов, сколько можно терпеть? Постоянные подколки по поводу и без, насмешливые взгляды, едкие слова. Он обещал быть всего лишь проводником, а не мальчиком для развлечений, и если это невозможно...

Мычка стоял, разрываясь от противоречивых чувств. Наконец, плюнул, с досадой выхватил лук, принялся шуровать в мешке, где, тщательно завернутая в шкуру, хранится тетива, дожидаясь своей очереди. Тихи скрип, мышцы напрягаются в мгновенном усилии, в пальцы больно вонзается нить. Миг, и лук распрямляется, но не до конца - на столько, насколько позволяет тетива, застывшая меж металлических лапок тугой струной. Еще несколько мгновений, и левое предплечье надежно охватывает наруч. Все, можно идти. Даже если неугомонная девка права, и впереди действительно обычная деревня - ничего страшного. Короткая канитель с подготовкой не прошла даром, оружие, как всегда, успокоило, одновременно добавив решимости.

Вернув лук на место, Мычка проверил стрелы - легко ли вынимаются, не цепляются ли за колчан, забросил на плечо мешок и заспешил следом за спутницей, что уже успела скрыться из видимости. Догнав девушку, он пошел рядом и чуть впереди, не обращая внимания на исполненные торжества победные взгляды. Главное - доставить племянницу учителя до места целой и невредимой, а уж что она там себе думает, для него столь же важно, как токование глухарей на заре - забавно, но не интересно.

Деревья расступились, и два вздоха раздались одновременно, только, если голос Зимородка оказался наполнен разочарованием, то Мычка с трудом сдержал насмешку. Заросшая свежей зеленой травкой полянка, у дальнего края скособоченная изба. Бревна стен почернели от времени, словно лягушка бородавками, густо покрыты пятнами мха. Навес над крыльцом просел, источенный временем, едва держится. Крыша густо заросла кустарником, ощетинилась иголочками молодой листвы, что шуршит, покачивается в такт ветру, будто это и не ветки вовсе, а густая щетина на загривке диковинного зверя.