Хроники Порубежья

— Да, — оскользаясь в грязи, прищурил опытный глаз Саня, — типичный славянский воин эпохи раннего средневековья.

Последние метры пути по болоту оказались самые трудные, мертвый Нечай был тяжел. Но наконец, выбравшись на сухое место, Иван с Митькой опустили тело на землю.

Типичный воин, по виду одногодок Сани, задал типичный для всех времен и народов вопрос, рявкнув. — Кто такие? Куда путь держите?

— Во, стало быть, земляк, — окончательно обрадовался Иван, услышав славянскую речь. — Свои мы в доску, мил человек.

Земляк, положив руку на рукоять меча, свесился с седла, всматриваясь в лицо мертвеца.

— С нами шел, — пояснил Иван. — Днем стрелу словил.

Всадник перевел взгляд с мертвого на живых. Саня, словно увидев себя его глазами, подумал, что они должны представлять довольно странное зрелище для этого воина.

Но воин, подобно покойному Нечаю, если и удивился, то своего удивления показывать не собирался. Вместо этого он спросил. — Те двое, что сюда побежали, где?

Митька, который, стоя пеший перед конным, тоже держал ладонь на рукоятке своего сломанного меча, ответил. — Одного закололи, другой утонул.

— Ясь, поймал кого? — крикнули от разгромленного становища.

— Поймал, — откликнулся Ясь. — Только не тех.

— А те где?

Тех уж на свете нет, — крикнул Ясь и сказал. — Туда ступайте. Мертвяка с собой потащите?

— Потащим, — ответил Иван. — Он нам товарищем был.

На поляне еще курился костер, рядом с которым валялся на боку медный казан. На вытоптанной траве вразброс лежали несколько трупов. Эти все были побиты стрелами. Ближе к деревьям, там, где степняки, пытаясь найти спасение, попали под удар конницы, тела лежали грудами. Это было всё, что осталось от людей которые, ещё часа не прошло, как по-хозяйски пировали здесь, чувствуя себя в полной безопасности.

Теперь здесь хозяйничали другие. Несколько человек бродили по поляне, собирая оружие убитых и сваливая его в телеги, на которые путешественники, одичавшие за время лесной одиссеи, смотрели с боязливым удивлением, подобно тому, как смотрит на мираж путник, истомлённый жаждой. Какие-то шустрые парнишки верхом на неосёдланных конях шумели по кустам, сбивая в кучу разбежавшихся лошадей буджаков.

Победители, которых было несколько десятков, на взгляд натурального кузнеца, выглядели внушительно, несмотря на то, что их одежды под доспехами были истрепаны и оборваны до такой степени, что напоминали лохмотья. По их ловким ухваткам и уверенным движениям видно было, что это всё ребята боевые.

И вооружены они были подходяще, до зубов.

Кроме щитов и мечей, у каждого лук, колчан со стрелами, Длинные ножи они носили не у пояса, а крепили ремнями к правой ноге, на сарматский манер. На головах железные шлемы с острыми навершиями, а поверх красных и белых рубах у многих были кольчуги или панцири искусно сработанные из стальных пластин. К седлам приторочены пики и секиры.

Спешившись, они стояли полукольцом, рассматривая что-то.

— О, вот это я понимаю, предки, — вполголоса сказал Митька. — А то я уж что-то стал в них сомневаться.

— Кого привел, Ясь? — спросил, повернувшись, невысокий широкоплечий воин с рыжей бородой.

Ясь пожал плечами. — Поди разбери. Калики перехожие. И мертвец с ними. Ну, тот наш, из выдричей, должно быть. Говорят, что тех, которые в топь убежали, прикончили.

— Мертвец, ладно. А эти-то кто?

— Воробей, что ты меня пытаешь. Вот они, их и пытай.

— Воробей! Это про него Нечай говорил, — обрадовано прошептал Саня.

— Хорошо бы, — так же шёпотом ответил Ермощенко.

— Сюда ступайте, — приказал рыжебородый.

Воины молча расступились, и путники увидели двух прикрытых тряпьём женщин, сидящих на земле. Одна, судя по фигуре, совсем молоденькая, сидела, уткнувшись лицом в согнутые колени и обхватив их тонкими руками. Другая, постарше, сидела, упершись руками в землю и опустив лицо, закрытое прядями растрепанных русых волос.

У Сани на мгновение захолонуло в груди, ему показалось, что это Даша и Вера. Но это были другие.

— Смотри, — сказал Воробей. — Эти были тут? Узнаешь?

Женщина подняла миловидное лицо с искусанными губами и неожиданно улыбнулась. — Нет, воевода, этих не было. Да и не похожи эти на буджаков.

— Я тебя не спрашиваю, на кого они похожи. Со степью народ всякой сволочи идёт. Я тебя спрашиваю, они тут были?

— Говорю ж, не было их. Которые были, все тут мертвы лежат.

— Не все, — возразил Воробей. — Двое в болоте сгинули. Чему радуешься, дура?

— Спасению своему, воевода, — ответила молодуха, собирая с земли тряпки и стараясь прикрыть ими свою наготу. — И вот, дяденька смешной какой, — мотнула она головой в сторону Ермощенко.

Обтрепавшееся в лесных странствиях некогда элегантное черное пальто Ивана теперь висело на нем как старая плащ-палатка на огородном пугале. Пуговицы давно оборвались, так что подпоясывался он веревкой, которую презентовал ему Нечай. Оборвались и завязки меховой шапки, с которой он ни за что не желал расставаться, и теперь её уши торчали в разные стороны…

— Смешной, — согласился Воробей и спросил у молодки. — Буджаки вас долго с собой таскали?

— Ты что, воевода. Они с собой никого долго не таскают. Кто ж это долго вынесет. Утром мы им попались Если бы не вы, конец бы нам.

— С нами, что ли пойдете?

— А куда ж нам деваться? С вами.

— И она пойдет? — кивнул Воробей на скорчившуюся девушку, узкие плечи которой тряслись от беззвучных рыданий.

— И она, — твердо сказала молодуха. — А что плачет, то сам разумей. Я-то баба, а она-то девка. Ты б на её месте тоже плакал.

Воины разом грохнули от смеха.

Воробей почесал в затылке, и усмехнулся. — Ладно, будь по-твоему. Тряпки эти брось. С покойников возьми одежду подходящую и товарку свою приодень.

— Благодарствую, воевода, — поклонилась молодуха. — Я Пенка, а её Гориславой кличут.

— Запомню, — пообещал Воробей.

— А с нами что? — спросил Иван.

— А я откуда знаю? — вопросом на вопрос ответил Воробей. — Ну, кто вы? Куда вы?

Между тем, пока шла эта беседа, из лесу выезжали повозки и выходили люди. Вид у них был не такой воинственный, как у тех, что стояли на поляне. И хотя многие из них были обвешаны оружием с головы до пят, сразу было видно, что воинская потеха не является их привычным ремеслом. А того больше было народу прямо штатского, что называется гражданского населения, баб, детей и стариков. Вели они себя на удивление тихо, двигаясь словно тени, и лишь негромкий говор свидетельствовал, что это всё-таки живые люди из плоти и крови. Пока одни раскладывали костры, другие стаскивали тела убитых кочевников и сваливали их в болото. Так что очень скоро ничего, кроме луж подсыхающей крови, не говорило о произошедшей здесь бойне.

— А вон и Дашка с Веркой, — вдруг промолвил натуральный кузнец, словно бы даже осуждающим тоном, в котором, однако, вдумчивый слушатель легко бы различил радость, жизнь налаживалась.

Та же радость отразилась и на лицах девушек, но улыбки их потухли, когда, подбежав, они увидели труп Нечая. Удивительно было то, что ничего они при этом не сказали и, вообще, в разговор не вмешивались. Зная их характер, в это трудно было поверить, но факт есть факт. Вывод напрашивался сам собой, дисциплину в своём воинстве Воробей поддерживал железной рукой.

— Кто мы? — переспросил Иван и задумался, так как сам не очень представлял, кто же они тут такие будут. — Ну, свои, словяне. Правда, Митька?

— Ага.

— Идете откуда?

— Э? — Иван толкнул Саню, стоящего с полуоткрытым ртом и наблюдающего всю картину с видом постороннего наблюдателя, локтем в бок.

— Что? — поглощенный созерцанием, тот пропустил вопрос мимо ушей.

— Идем откуда, спрашивают.

— Мы идем из Херсонеса Таврического, — не долго думая, брякнул Саня. Потом, видимо, решив, что сказанного будет недостаточно, добавил. — В полон нас угнали, эти, как их, злые татарове.