Черные боги, красные сны

— Благодари Бога, что не можешь,— криво усмехнулся Ярол.

Смит вздрогнул, открыл глаза, попытался подняться на локте и тут же зажмурился, чтобы не видеть бешеного вращения стен.

— Так ты точно знаешь, что эти... эти существа не приходят по два раза? — Его голос дрожал, язык заплетался.— А если поискать?

Ярол молчал. Затем он взял Смита за плечи, уложил его на кровать и снова сел, пристально всматриваясь в незнакомое — и очень ему понятное — выражение знакомого лица.

— Смит.— Ярол говорил спокойно и очень серьезно, в его глазах не было никаких чертенят, никакой насмешки.— Смит, ты знаешь, я никогда тебя ни о чем не просил. Но сегодня — сегодня я честно заработал на это право и хочу, чтобы ты обещал мне одну вещь.

Смит догадывался, что это будет за вещь, его бесцветные глаза нерешительно бегали, ускользали от прямого взгляда. На какую-то долю секунды они показались Яролу серыми, туманными озерами, скрывающими в своих глубинах невозможный ужас и невозможный восторг, огромное, невыразимое блаженство. Затем туман рассеялся, зыбкая поверхность заледенела.

— Ладно,— буркнул Смит,— валяй. Тебе как, на Священном Писании клясться или честного слова хватит?

— Про шамбло можешь забыть, но если вдруг, паче чаяния, ты снова встретишь такую тварь — где бы то ни было и когда бы то ни было,— ты вытащишь бластер и спалишь ее к чертовой бабушке, причем без малейших раздумий, в тот самый момент, когда поймешь, что это она. Ну как, обещаешь?

Последовала долгая, томительная пауза. На скулах Смита играли желваки, на лбу вздулись вены. Он почти никогда не давал честного слова, а если давал, то никогда его не нарушал. И снова серые озера подернулись дымкой воспоминаний, жутких и блаженных, снова безжалостный взгляд Ярола окунался в бездну, на дне которой копошились безымянные кошмары. В комнате висела звенящая тишина.

— Постараюсь,— сказал Смит, глядя Яролу прямо в глаза.

Его голос предательски дрогнул.

 Черная жажда

© Перевод М. Пчелинцева.

Нордуэст Смит сидел на корточках у бревенчатой стены пакгауза и смотрел в черное небо; венерианская ночь навалилась на припортовую набережную ватной тишиной. Смит не слышал ни звука, кроме вечного, как мир, плеска волн о сваи, однако он прекрасно знал, сколько смертельных опасностей таится в этой тишине и в этом мраке, а зеленая звездочка, низко повисшая над горизонтом в просвете облаков, наполняла его сердце смутной тоской по дому. Земля... Поймав себя на неожиданной слабости, он криво усмехнулся — Нордуэст Смит не имел дома, и Земля встретила бы своего непутевого сына, мягко говоря, без особого восторга.

Зеленая звездочка скрылась за облаками. Тускло освещенное окно пакгауза отбрасывало на мокрую булыжную мостовую бледный перекошенный прямоугольник. Хотя какой же он прямоугольник, если перекошенный? Смит умостился в своем закутке поудобнее и обхватил колени руками.

Из чернильной тьмы, окутывавшей набережную, донеслись звуки шагов.

Смит повернулся, прислушался и с досадой сплюнул. Нас совершенно не касается, какая нужда привела знаменитого разведчика на набережную, достаточно сказать, что он ожидал услышать тяжелые мужские шаги — и был обманут в своих ожиданиях.

И все же досада сменилась на его лице крайним недоумением — что занесло ее в такое гиблое место, да еще в такой глухой час? Даже самые отчаянные из доступных уличных красоток остерегались разгуливать ночью по набережным Эднеса, а сейчас — в этом не было ни малейших сомнений — к ветхому пакгаузу приближалась именно женщина.

Смит передвинулся поглубже в тень. Через минуту в бледном пятне света появилась стройная, закутанная в длинный черный плащ фигура, он увидел червонное золото длинных вьющихся волос, увидел ослепительно прекрасное лицо с узким подбородком и огромными, широко расставленными глазами, увидел и понял, кто эта девушка и почему она ничего не боится.

Владыка цитадели Минга разводил красавиц на продажу примерно так же, как земные коневоды разводят чистокровных скакунов. Мингские девы, длинноногие, надменные богини, в совершенстве постигшие высокое искусство очаровывать мужчин, блистали при лучших дворах трех планет. В страстном стремлении украсить свои покои этими неземными, словно из золота и мрамора изваянными существами самодержцы всех стран и народов, не торгуясь, несли к угрюмым вратам Минга любую запрошенную цену; так было всегда, с того незапамятного времени, когда на берегу Великого моря вознеслись стены гордого Эднеса.

Сказочная красота девушки, столь неожиданно появившейся на грязной безлюдной улице, служила ей лучшей защитой — безумца, посягнувшего на мингскую деву, ждала ужасная неминуемая кара. Никто ничего толком не знал, однако разноплеменные завсегдатаи портовых кабаков опасливо перешептывались о неких таинственных, непостижимых разумом пытках, ждущих их обидчика.

Тот же суеверный ужас охранял и стены Минга, а целомудрие мингских дев вошло в поговорку; при желании они могли бы свободно разгуливать по самым опасным трущобам Эднеса примерно так же, как земные монахини по трущобам своей родной планеты.

Только кому они нужны, эти трущобы? Мингские девы появлялись в городе очень редко и только с охраной. «Что-то отстал парень, даже шагов не слышно»,— ухмыльнулся Смит, подумав о непременном телохранителе; он чуть подался вперед, с интересом разглядывая экзотическую пташку. Движение разведчика не осталось незамеченным — девушка остановилась, всмотрелась во тьму и сказала, почти пропела:

— Морячок, вы бы не хотели заработать золотой?

Некое вздорное упрямство заставило Смита перейти с хамского жаргона припортового отребья на самый рафинированный из диалектов высокого венерианского.

— Благодарю покорно, но у меня несколько иные планы на эту ночь.

Девушка замерла, тщетно вглядываясь в плотную темноту. Затем она откинула полу плаща и вынула из кармана электрический фонарик; яркий сноп белого света заставил Смита на мгновение зажмуриться.

Судя по всему, пресловутые мингские девы не были красивыми пустоголовыми куклами, во всяком случае, этой конкретной девушке потребовалось не больше секунды, чтобы рассмотреть странного собеседника, верно его оценить и принять решение. Она увидела высокого крепкого мужчину в потрепанном комбинезоне космического разведчика, увидела на правом его бедре низко повешенную кобуру бластера. С Дочерна загорелого, изрезанного шрамами лица на нее смотрели холодные, прищуренные глаза цвета закаленной стали. Это было типичное лицо — типичное для припортовых трущоб, типичное для беззаконного сброда, живущего по закону ножа и бластера, для людей, считающих слово «Патруль» бранным. Но было в этом лице и нечто другое — несомненные, проступавшие даже сквозь космический загар и густую сеть шрамов признаки хорошего происхождения и воспитания, которые вполне соответствовали его культурному произношению. А в бесцветных глазах поблескивала откровенная издевка.

— Нет,— сказала девушка, выключая фонарик,— не один золотой, а сто. Другая плата за другую работу, чем я сначала предполагала.

— Увы,— развел руками Смит.— К сожалению, я должен отказаться.

— Пятьсот.— Нежный, бархатистый голосок звучал холодно и бесстрастно.

Невидимый в темноте, Смит задумчиво наморщил лоб. В этой ситуации было нечто фантастическое. С какой стати...

Судя по всему, девушка почувствовала его неуверенность.

— Да, я понимаю,— торопливо заговорила она,— мое предложение выглядит несколько странно. Дело в том, что я... я узнала ваше лицо. Вы бы не согласились... Вы бы не могли... Нет, я не могу объяснять все это здесь, на улице.

Смит молчал тридцать секунд — ровно столько продолжалось в его голове молниеносное заседание военного совета,— а затем широко ухмыльнулся.

— Не на улице? — Он встал на ноги — с точки зрения галантности несколько запоздало.—А где?

— Дворцовый тракт, на дальней стороне цитадели Минга. Третья дверь налево от главных ворот. Скажите привратнику «Водир».