Трясина. Год Тысячный ч.1-2 (СИ)

Лита полулежала на плюшевой софе, с тревогой глядя на брата. Тот сидел на полу возле камина, уже с повязкой на лице. Ян попросил сестру дать ему какой-нибудь платок или полоску ткани, чтобы спрятать глаза. Ему кажется, что лицо его сильно изуродовано, хотя на самом деле это не так. После короткого всплеска радости Ян снова замкнулся в себе, и Литу это беспокоило. Только бы он опять не соскользнул в этот омут тоски... С ним рядом на досках пола сидела Нара, держа его за руку и прижавшись щекой к его плечу. На девочке было всё то же изорванное приютское платьишко мышиного цвета и чулки из колючей шерсти. Хотя ей были бы к лицу и порфировый плащ, и золотое платье со стоячим воротом, в каких расхаживает Августа. Впрочем, в ней не было никакого сходства, ни одной общей чёрточки с Августой, этой засушенной мегерой под слоем белил. Двенадцать лет... Памва-Хлусик сидел у стола, раскачиваясь на стуле, и грыз корешок аира. На его веснушчатой физиономии было написано крайнее изумление.

- Очуметь история, - сказал он наконец. - Нара, так выходит, Августа твоя бабушка. Которая убила твоих родителей.

- Да уж. Зашибись просто, - ответила девочка.

"Зашибись". Ян так говорит. Набралась уже словечек.

- Это ничего, бывает, - сказал Памва, покачивая головой. - Моя бабуля тоже злющая, как ведьма. Поэтому я он неё и сбёг. Я ж говорю, мы с тобой родственные души!

- Двенадцать лет, - вполголоса произнёс Нартос. Он стоял у стены, скрестив руки на груди. В своём чёрном сюртуке он больше походил на местечкового гробовщика, нежели на духовную особу. Его выдавала лишь клиновидная подстриженная бородка, какие положено носить монахам. Волосы его, некогда тёмные, были выбелены сединой, а глаза были серо-стального цвета, как у уроженцев Дольних Земель.

- Двенадцать лет назад Августа совершила переворот, свергнув с престола кесаря Алаиса из Порфиророжденных. Своего сына, - говорил Нартос. - В тот же год Мика Венд получил должность Наместника из рук Августы, и Королевство Семгален перестало существовать, сделавшись провинцией Империи. После Марна-Сигёл время для нас остановилось. Все эти годы я замаливал свой грех. Их кровь на моих руках.

Феофано. Императрица, супруга кесаря Алаиса. Убита выстрелом в спину у Марна-Сигёл. Возможно, её убийцей стал Мика Венд. Он возглавил отряд наёмников, которые преследовали беглецов.

Алаис, Самодержец. Ослеплён по приказу Августы. Остаток жизни ему предстояло провести в монастыре. Три дня спустя ему передали капсулу с ядом. Он выбрал смерть.

Альбин Гхор. Командир дворцовой стражи, телохранитель Императора. Арестован. Провёл год в Фарнагском остроге, затем был приговорён к пожизненной ссылке в Дромос, на саммеритовые шахты. Оттуда мало кто возвращается. Амнистирован два года назад.

- И хотел просто пожить спокойно, - сказал вполголоса Альбин. - Дожить, точнее говоря. Ссыльные на шахтах мрут, как мухи. От саммеритовой пыли. А кто возвращается, тоже не жилец. Три года, пять. Просто дожить. И то не дали.

Он сидел на скамье у камина, сцепив пальцы рук на коленях и рассеянно глядя на огонь. Ромеец до мозга костей. Ростом выше, чем коренастые семгальцы, черноволосый, с узкими скулами и тёмными, чуть продолговатыми глазами. Ромейцы все так выглядят - с волосами, как вороново крыло, и глазами, как осколки базальта. Впрочем, глаза у него были скорее тёмно-синими, чем базальтовыми. Нартос говорит, что эта чернота в глазах ромейцев неспроста. Из глубины их зрачков глядит Странник. Демон, что незримо бродил по земле до Всесожжения, и остался, когда новый континент поднялся из океана. Также его называют Номад и Айал-Гач. Но здесь, в этом зале, его нет.

- А всё-таки, как к тебе сейчас обращаться - Вэл или Альбин? - спросил Памва.

- Сейчас у меня удостоверение на имя Нэд Варнас, - сказал тот, усмехнувшись. - Но и от него придётся избавляться. Алех-то не дремлет. Валога.

Это имя он произнёс с особой интонацией, с какой обычно говорят 'гадёныш' или 'шельма'.

- Н-да. Пожалуй, лучше не спрашивать, сколько всего у тебя имён, - заметил Памва.

- Одно, на самом деле. При рождении данное, - ответил Альбин.

- Царьгородская Цитадель - это своего рода машина, - задумчиво произнёс Нартос. Голос его вдруг стал проникновенным. - Идеально отлаженный, совершенный, бездушный механизм, который перемалывает жизни и судьбы, подобно железной мельнице. Но даже этот безупречный механизм иногда даёт сбой. Одна крошечная песчинка, ничтожнейшая из ничтожных, способна изломать и сокрушить эти зубчатые колёса.

Августа велела избавиться от ребёнка. Иначе в будущем возникли бы неудобные вопросы с престолонаследием. Позже игуменья сообщила Августе, что всё исполнено. Она солгала. Приказ не был выполнен. Машина дала сбой. Та послушница...сама ещё ребёнок...я стал её исповедником. Она рассказала мне о тебе, Нара.

- Она умерла? - тихо спросила девочка.

- Да, к сожалению.

Они замолчали. В наступившей тишине слышно было лишь, как потрескивают горящие головни да поскрипывает механизм в старом хронометре, висящем над камином.

- Что ж. Сейчас я вас, пожалуй, оставлю, - сказал Нартос, бросив взгляд на хронометр. - Поднимусь к себе наверх. Хочу сделать кое-какие записи.

- Вы книгу пишете? - спросил Памва с живейшим интересом.

Человек в чёрном слегка замялся.

- Ну как сказать. Мы живём в непростое время. Оно стоит того, чтоб быть запечатлённым в хрониках. Или хотя бы в дневниковых набросках. Для будущих поколений. Если, конечно, этот мир не сгинет в пламени, как тысячу лет назад.

- Мы присмотрим за принцессой, Ваше Святейшество, - сказал Памва очень серьёзно, без тени иронии в голосе.

- Ян, а ты поедешь на усадьбу Хильдегерд? - спросила Нара, когда Нартос вышел.

- Не знаю, - ответил тот бесцветным голосом.

- Мне бы не хотелось расставаться с тобой, - произнесла она негромко.

- Нара, история о принцессе и стражнике в зачумленном городе закончилась, - сказал Памва-Хлусик. Он смотрел на девочку с улыбкой. - Теперь начинается новая сказка. А может, даже и легенда. И придумывать её мы будем сами, все вместе. У нас неплохо получается.

Увидев, что глаза её слипаются, он соскочил со стула и изобразил поклон - довольно, впрочем, неуклюже.

- Позвольте препроводить вас с опочивальню, принцесса. Час уж поздний.

- Да, пожалуй, - улыбнулась Нара.

- Бывай, Ян, - сказал Памва.

Потом, кивнув Лите и Альбину, он взял Нару за руку и повёл полусонную девочку наверх, где для неё уже была подготовлена постель.

- Гатан-кхаан, - произнёс Альбин, провожая их глазами.

Самодержица. На языке ксайлахских кочевников "Гатан-кхаан" означает "Самодержица".

- А ты неплохо знаешь ксайлахский, - заметила Лита.

- Приходилось иметь дело с наёмниками.

Он не без усилия поднялся со скамьи. Лита видела, что его просто шатает от усталости. Ещё бы. Он почти не спал последние несколько дней.

- Вы тут долго не засиживайтесь. Завтра ехать далеко, - сказал Альбин.

- Ты главное девочку завези, - сказала Лита. - А я...

- А что ты?

Она пожала плечами.

- Я не знаю эту Хильдегерд. Вот так взять и повиснуть у неё на шее...

- До весны хотя бы переждите. А там видно будет.

Лита приподнялась и села на софе, спустив ноги на пол.

- Альбин, а что тебе до нас? - спросила она мягко. - До меня вот, до Яна. Зачем ты это делаешь? Ради чего?

Уголки его рта дёрнулись и поползли вверх.

- Считай, что это за погребок твой плата. Доскачи тогда Валога, не говорил бы я сейчас с тобой. В овражке бы прикопанный лежал, рядом с Сетом.

Она смотрела на него снизу вверх. Альбин. Ромеец из Царьгорода. Захватчик. Нет. Просто человек. Просто живёт. Ей вдруг захотелось шагнуть к нему и обнять, как обнимают друга или брата. Но она сдержала этот порыв.

- Хорошо, Альбин. Завтра решим, - сказала она. - Доброй ночи.