Воины Нави

— Убирайся, ведьма!

Она рассмеялась, опираясь руками о ложе и соблазнительно склоняясь над князем.

— Ну прямо уж ведьма. Обычная девка, каких много в мире. Только я очень красива и до безумия хороша в постели. Ты ведь хотел меня взять? Забыл лишь соизволения моего спросить. Коснись меня, я разрешаю.

Задыхаясь от страсти, князь протянул руку, пытаясь грубо притянуть ее к себе. Едва рука коснулась девичьего тела, как желание вновь покинуло его, будто насмехаясь. Князь взревел от ярости:

— Оставь меня! Дай мне покой, стерва!

Девушка расхохоталась.

— Нет, Богумир, теперь я буду приходить к тебе каждую ночь. Тебе от меня никуда не деться, не спрятаться.

Она забралась к нему в постель, обнимая своими нежными руками. Губы ее зашептали слова страсти, возвращая его желание. Богумир застонал, обнимая ее за талию, и вновь…

Яростный крик донесся из княжьей опочивальни, разбудив дремлющую стражу.

— Убирайся! Убирайся, проклятая!

С лучиной в руках, шлепая босыми ногами, выбежала из своей каморки испуганная баба Марфа, кутаясь в пуховой платок:

— Что там с князем?

Стражники, пожав плечами, переглянулись:

— Бредит во сне. Всю ночь чего-то бормотал, а сейчас так вообще раскричался.

Марфа задумчиво пожевала губами, поглядывая на дверь опочивальни.

— Пойду, погляжу тихонько, как бы беды не случилось.

— Не положено!

Марфа подбоченилась, напирая на молодого стражника.

— Это кому не положено, кормилице, князя выходившей? Ты говори, да не заговаривайся! А ну, открывай дверь, а то ты у меня быстро из дружины вылетишь! Будешь коровам хвосты на лугу крутить! Открывай, кому сказала!

Дверь отворили, впуская бабку в княжьи покои.

Войдя на цыпочках, Марфа осветила ложе лучиной, приглядываясь к спящему князю. Весь в испарине, Богумир метался по кровати, будто обнимая кого-то невидимого. Пересохшие губы беспрестанно шептали:

— Иди, иди же ко мне.

Вдруг он вновь завыл, пытаясь оттолкнуть от себя невидимое наваждение.

— Убирайся! Оставь меня! Дай мне покой, ведьма!

Простынь колыхнулась, будто ветерок прошел по горнице, и знакомый Марфе голос прошелестел, словно листья на ветру:

— Я не прощаюсь…

Прикрыв рот ладонью, испуганная Марфа выбежала вон, спешно прикрывая за собой дверь. Стражники, переглянувшись, спросили:

— Чего там?

Бабка молча прошла мимо, качая головой.

— Что ж я натворила, дура старая. Ой-ой-ой…

…На дворе голосисто прокричали первые петухи, наперебой оповещая о взошедшем солнышке. Утренняя прохлада остывшей за ночь земли-матушки заставила Беспуту закутаться в теплое одеяло. Утомленная ночной ворожбой, не выспавшаяся колдунья перевернулась на другой бок, пытаясь вновь укрыться в сладких сновиденьях. Едва покинув покои князя, коего полночи изводила соблазнами, Беспута мирно заснула, отправляя свое сознание в недалекое прошлое.

Она любила вспоминать свое детство, нежную и заботливую маму, ее ласковые руки, расчесывающие дочкины кудри. Жизнь, которую девушка выбрала с появлением в ней Стояна, отняла у нее несколько сладких юных лет. Едва начав понимать мир, который травник шаг за шагом открывал перед ней, Беспута напрочь забыла о своих соломенных куклах. Вчерашние подружки стали вызывать в ней раздражение своими глупыми разговорами о парнях. Впервые заглянув в его глаза, когда ей исполнилось тринадцать лет, она поняла — детство закончилось. В ее жизни появился тот первый мужчина, ради которого хотелось взрослеть. Родители диву давались тому, как расцвела телом их дочь, словно алый маковый цветок. И тут же пришло к ее матери беспокойство, ибо раскрывшийся цветок был не только красив — он стал источать сладкий дурман, способный свести с ума любого мужчину. Все парни деревни толпились у их плетня, силясь добиться ее внимания. Девушка же, словно не замечала их, высокомерно отмахиваясь рукой, будто от надоедливых мух. Мать беспокоилась не на шутку, постоянно озираясь в поисках тайного ухажера. Не ведая истины, она стала чаще зазывать в гости травника Стояна, тихо жалуясь ему и испрашивая совета. Травник лишь улыбался ей в ответ, успокаивая словами и давая новые и новые травы для дочери.

«Не беспокойся, мать, взрослеет твоя дочь. А чтобы не сглазил никто красоту такую, пои ее моими травками». Мать радостно благодарила его, пытаясь усадить за стол или дать гостинец в дорогу. Стоян же вечно отшучивался, отказываясь от угощения, мол, потом сочтемся. И когда он уходил, Беспута тоскливо смотрела ему вслед, покуда его широкая спина не скроется вдали.

Так прошло два долгих года ее безответной любви. И вот, когда ей исполнилось пятнадцать и ожидание встречи стало невыносимым, Стоян явился к ней во сне. Это был дивный сон, в котором все происходило словно наяву.

Мрачные тучи затягивали небо, крупные холодные капли дождя больно стегали по лицу. Подняв вверх глаза, она терпеливо ждала его. Где-то там, в глубине души, Беспута понимала, что именно сегодня настал час для встречи. Яркая кривая молния, сверкнув, осветила небеса, раскатистый гром оглушил ее своей мощью, заставляя закрыть ладонями уши. Огромные черные тучи будто нависли над землей, заставляя испуганно пригибать голову. Молния вновь сверкнула и ударила в старый дуб, столетиями стоящий на окраине деревни. Ослепительная вспышка заставила девушку испуганно упасть на колени. Дуб вмиг охватил яркий огонь, и из этого пламени вышел он, Стоян. Широко раскинув черные крылья, будто пытаясь обнять целый мир, он улыбнулся ей.

— Иди ко мне, девочка, не бойся.

Она бросилась к нему, обнимая за шею и целуя его красивое бородатое лицо. Пусть это всего лишь сон, пусть это не наяву, но он пришел к ней! Крылья сомкнулись за ее спиной, укрывая девушку от холодного дождя. Беспута расплакалась, прижимаясь к его могучей груди.

— Ты пришел за мной? Ты, правда, пришел за мной?

Он погладил ее по голове, тихо прошептав:

— Да, девочка. Пришел час узнать тебе свое предназначение. Теперь ты не будешь одинокой, у тебя буду я, будут сестры и братья, которые с нетерпеньем ждут тебя.

Беспута, продолжая счастливо плакать, спросила его:

— Кто ты? Почему у тебя крылья? Ты умеешь летать?

Стоян взял в ладони ее лицо и, заглядывая в глаза, прошептал:

— Я демон. Но ты ведь не боишься меня?

Девушка молча покачала головой, еще сильнее прижимаясь к нему.

— А крылья? Крылья мне помогают подниматься ввысь после падений.

— Ты часто падал?

Стоян усмехнулся, удивляясь, как быстро эта девочка зрит саму суть вещей.

— Нет, милая, нечасто. Мои крылья сильны, меня нелегко бросить оземь.

Беспута отстранилась от него, заглядывая в глаза.

— А кто я? Кто мои братья и сестры, о которых я не знаю?

Лицо Стояна стало очень серьезным, он понял, что истина может ее испугать.

— Ты колдунья. В наших с тобой жилах течет одна кровь, кровь Богини Мораны и Великого Чернобога.

Девушка нахмурилась, осмысливая сказанные им слова.

— Это плохо. Быть колдуньей или ведьмой — плохо, так мама говорила.

Стоян, улыбнувшись, покачал головой, взглянув на грозовое небо и вздымая к нему руки.

— А дождь — это плохо? А холодный снег, укрывающий в зиму землю-матушку, — плохо? Мы лишь несем людям новое слово, слово Чернобога. У истины много граней, нет в ней белого, нет черного. Оба брата, Белобог и Чернобог, родились в одночасье. Обоих их создал Творец, ибо нет Света без Тьмы, нет Яви без Нави, мужчины без женщины. Все едино в этом Мире, всех нас создал Творец по своему подобию. Но у каждого из нас свое предназначение в этом Мире, и нам должно ему следовать. Понимаешь меня?

Беспута кивнула, улыбнувшись и вновь прижимаясь к нему.