Эльфы Цинтры

Ему одиннадцать лет, когда начинаются кражи. Сначала ничего важного не пропадает — инструмент, маленький пакет зерна, часть детской одежды, вещи подобного сорта. Один за другим, они исчезают, не все сразу, а постепенно.

Медведь ничего не думает по этому поводу, но его отец и дяди принимают это всерьез. Воровство — непростительное преступление в мире его детства.

Слишком много уже забрали, чтобы позволить отнять что–то еще. Старшие члены его семьи все еще помнят мир, каким он был, до того, как все было разрушено и уничтожено. От этой потери остались горечь и обида, гнев необъяснимого безумия. Но ощущение, что у вас отнимают что–то еще, продолжало терзать как нарыв, и воровство было напоминанием того, как легко вас могут чего–то лишить.

Его отец полагает, что это — один из его детей, возможно проходящий какую–то фазу. Он допрашивает их всех. Строго. Его брат, вероятно напуганный тяжестью обвинения, указывает на Медведя. По причинам, которые Медведь никогда не сможет понять, его отец верит его брату. Медведь признан виновным без суда. Ничто из пропавшего не найдено. Никто не свидетельствует, что они на самом деле видели, как он крадет. Но он отличается от них, отчужденный и осмотрительный, его мотивы не совсем ясны и этого достаточно. Его не наказывают, но он отправлен в дальний угол их жизней и за ним пристально наблюдают.

Он принимает это, как принимает и все остальное — стоически, покорно, со спокойным пониманием того, что так будет с ним всегда. Но он также думает, что должен решить эту загадку. Ему не нравится, что его считают вором. Ведь кто–то еще крадет, и он выяснит, кто именно. Возможно, это убедит остальных, что их поведение в отношении него было неправильным.

Он ждет, когда кража случится снова. Она происходит, но уже по другому сценарию. На этот раз украдено оружие, маленький автоматический пистолет. Антиквариат, как ни прикидывай, реликвия в эпоху лазеров, флэчеттов и Спрэев.

Но, тем не менее, это кража, и его отец действует быстро. Сначала он обыскивает место, где спит Медведь, и заново допрашивает его. Медведь был слишком на виду, за ним следило слишком много глаз, чтобы он смог совершить эти преступления, но ни его отец, ни его братья и сестры, кажется, на это не обращали внимания. Даже его мать, которая все еще любит его, как все матери любят своих провинившихся детей, не встала на его защиту. Как будто их восприятие его наклонности было окончательным и изменению не подлежало.

Уязвленный такой несправедливостью, Медведь чувствует, как увеличивается дистанция между ним и его семьей.

Но три ночи спустя, он ловит вора. Он вызвался сторожить земли и здания ночью, наблюдая за всем с большим вниманием, твердо намереваясь доказать свою невиновность. Вор пытается украсть ящик со старым инструментом, когда Медведь неожиданно бросается на него и валит на землю.

Им оказывается мальчик, примерно одного возраста с Медведем. Мальчик грязен и одет в лохмотья, как бродяга. Он признается, что он — вор и что он крал, чтобы помочь своей семье, небольшой группе бродяг, которые поселились на старой ферме неподалеку. Он умоляет Медведя отпустить его, но Медведь принял свое решение.

Медведь приводит мальчика к своему отцу. Вот настоящий вор, заявляет он. Он ждет извинений от своего отца. Он не волнуется по поводу этого мальчика, который воровал у них, а вина падала на него. У него не было никаких мыслей о наказании этого мальчика за воровство. Он верит, что мальчика отхлестают и отпустят. Медведь не был ни злым, ни мстительным. Он не думает, что может быть по–другому.

Но его отец считает иначе. Воров нельзя отпускать. Мальчик просит и плачет, но никто не слышит. Отец Медведя и его дяди отводят мальчика за небольшую стопку бревен на одном краю их участка и возвращаются без него.

Сначала Медведь думает, что они отпустили его с предостережением на будущее. Но малозаметные намеки и взгляды говорят ему совсем другое. Они убили мальчика, чтобы преподать урок его семье и остальным, что случается с ворами.

Медведь ошеломлен. Он не может поверить, что его отец сделал это.

Другие члены его семьи поддерживают такое решение — даже его мать. Ни для кого из них не имеет значения, что это был всего лишь мальчик. Когда Медведь пытается выразить свои мысли словами, от него отмахиваются. Он не понимает природу их существования, говорят ему. Он не принимает, что это необходимо для их выживания. Он обнаруживает их чужыми и незнакомыми. Они его семья, но они чужды ему. Он видит их теперь другими глазами и ему это не нравится. Если они могут убить маленького мальчика, на что же они еще способны? Он ждет, что понимание придет к нему, но этого не происходит.

Затем, однажды ночью, не думая об этом, не зная, к чему это приведет его, он покидает их. Он упаковывает небольшой мешок пищей, водой и инструментом, привязывает к поясу нож и электрошокер, и отправляется в путь. Он идет на запад, не зная, куда направиться, намереваясь следовать за солнцем, пока не достигнет побережья. Он понятия не имеет, к чему он идет, только то, что оставляет позади. Его одолевают предчувствия, сомнения и страхи, но главным образом он чувствует печаль.

Однако он сердцем чувствует, как все закончится, если он останется.

Ему двенадцать лет, когда он пересекает горы и впервые приходит в Сиэттл.

Медведь заметил движение уголком глаза, небольшое колыхание в темноте. Это было почти прямо позади него, по направлению к сараю, где спали Сова с Речкой и Винтиком. Если бы он не ожидал этого в нужный момент, то полностью бы упустил это из виду. Он оставался неподвижным, всматриваясь в темноту, ожидая повторения движения. Когда это произошло, то разделилось от одного источника до нескольких, группа теней, проявляющихся из темноты и принимающих человеческий облик. Но их движения были грубыми и вялыми, очень слабо напоминающими человеческие.

Медведь почувствовал, как волосы зашевелились на его шее.

Хрипуны.

Он переместил Тайсон Флэчетт так, чтобы тот был направлен на тени, уже обдумывая, что он должен делать. Хрипуны прокладывали свой путь сквозь тьму, они шли от города, направляясь к строениям и спящим Призракам. Он быстро пересчитал головы, в то же самое время пытаясь точно определить, что это все означало. Однако ошибки не было. Их было больше дюжины, слишком много, чтобы быть чем угодно, кроме охотничьей группы. Он не имел понятия, что привлекло их сюда, или знали ли они, что прямо на их пути была его семья. Но конечный итог был неизбежен. Через несколько мгновений они наткнутся на спящих.

Он снял предохранитель на флэчетте и поднял короткий тупой ствол, выравнивая его. Но его семья лежала на земле почти прямо между ним и Хрипунами. Он не сможет выстрелить без риска повредить им. Убойный угол флэчетта был слишком широким и слишком неопределенным. И, быстро добавил он, расстояние было слишком большим, чтобы это оружие было точным.

В течение пяти секунд он замер, не знаю, что предпринять.

Затем он вскочил на ноги и рванулся в темноту, выкрикнув на Хрипунов, чтобы обратить на себя их внимание и увести за собой, в сторону от своей спящей семьи. Его уловка сработала. Хрипуны замялись и повернулись на звук, пока не заметили его. Через пару секунд они последовали за ним.

Он не мог сказать, проснулся ли кто–нибудь из Призраков и понял его дилемму.

Времени остановиться и посмотреть не было. Времени не было ни для чего другого, кроме бега. Кроме того, это не имело значения. Его первой обязанностью было действовать как их защитник. Его собственная безопасность была на втором месте и ее не стоило рассматривать.

Для Медведя никогда не было другого пути.

Он быстро пробежал небольшой участок, достаточно далеко, чтобы удалиться на безопасное расстояние от своей семьи. Он был большим и сильным, но бег на длинные дистанции не был его коньком. Когда он остановился и обернулся, его дыхание было уже тяжелым, а лоб покрылся потом. Он наблюдал, как Хрипуны неуклюже приближались к нему, они были больше и медлительнее его, но убить их казалось очень трудно. Он взорвал первых двух на кусочки с пятидесяти шагов, развернулся и еще немного пробежал. Еще на сто ярдов дальше, опять обернулся и выстрелил. Он уничтожил третьего, но второй залп пролетел мимо цели. Звук разряда оружия громом раздавался по округе. Одно было несомненно: любой спящий уже проснулся и был предупрежден к этому времени.