Последняя Утренняя Звезда

Огромное здание Материнского Храма Червя возвышалось над городом. Нижние ярусы храма образовывали пирамиду, служившую тромпом купола собора. [3] Между четырьмя арками, поддерживавшими купол, находились четыре апсиды, в которых висели тысячи медных колокольчиков.

Далеко внизу, под ступенчатым потолком, сновали по своим делам дневные жрецы в пурпурных и коричневых плащах, почти невидимые в полутьме, звук их шаркающих сандалий эхом отдавался от стен огромного зала и напоминал вздохи умирающих.

Тем не менее и этой низшей жреческой касте было чем гордиться, несмотря на то, что мало кому из них довелось стать Живыми Мертвецами: согласно книгам пророчеств, им была суждена особая честь: как единственным живым аколитам, находящимся в храме во время рассвета, им предстояло первым увидеть приход вечной ночи Исса, величественного зрелища, когда сначала на небе появляется горящая колесница Ре, а потом вечная ночь навсегда поглощает ее.

Каждый день на протяжении многих поколений назначенный жрец ждал этого события, жадно глядя в небо. Этим утром им оказался совсем юный аколит. Он стоял на шаткой платформе, подвешенной под линией стеклянных фонарей, висевших под сводом храма. Под ним лежала головокружительная пропасть глубиной в двести футов, заканчивавшаяся вделанной в пол храма большой мозаикой Червя, пожирающего свой хвост. А перед ним на металлических цепях висел главный бронзовый колокол храма, радиусом в двадцать футов. Он еще никогда не звенел, потому что не настал день исчезновения солнца.

Жрец находился на самой высокой точке города, только немного ниже унылых серых пустошей за его спиной, на которых, как сломанные зубы, торчали башни волшебников.

Под ним простиралась Оссия: спутанный клубок наполненных туманом улиц Тире Ганда, раскинувшегося на семи холмах, коричневые поля, унылые воды реки, а сзади угрюмые безлесые пустоши. Густой серый туман затянул горизонт, но, когда солнце начало подниматься, небо слегка просветлело, из теней появились новые, еще более мрачные детали ландшафта.

Внезапно ему показалось, что он услышал слабый грохот, и вся башня с фонарями стала раскачиваться взад и вперед — угрожающее движение, особенно учитывая высоту, на которой он находился. Зубы во рту клацнули и задрожали, стеклянный купол затрещал и начал раскалываться.

Дневной жрец повернулся в сторону всходящего солнца. Небо к востоку от пурпурного шара, которое должно было быть фиолетовым, опять стало черным. Вокруг солнца стоял ореол темноты, как будто началось затмение. Полосы темноты, летевшие по небу с востока, наползали на него, поглощая немногий еще оставшийся на небе свет. Темнота уже затопила пустоши и катилась на Тире Ганд, похожая на огромную волну, стремительно погружавшую город в тень.

Воздух стал душным, веки молодого аколита отяжелели. Он почувствовал себя таким усталым, как будто глубокая полночь настала опять… Он потряс головой, стараясь проснуться.

Что же случилось? Неужели настал последний день? Неужели Исс в конце концов победил? Он должен действовать. Поднять Старейшин из могил.

Аколит, не думая, схватил язык огромного колокола, висевшего перед ним, и яростно дернул его. Раздался громкий звон, потрясший хлипкую платформу; с сухим треском ослабевшее стекло купола раскололось, обломки хрусталя, как снежные хлопья, медленно полетели вниз на мозаичный пол нефа.

Звуковая волна ударила по храму, достигнув тысячи более маленьких колокольчиков, висевших в каждой нише и на каждой колонне, и они в свою очередь зазвенели, наполнив обширные площади и улицы звуковой какофонией.

Под городом, в темноте катакомб, тысячи еще более маленьких колокольчиков, подвешенных над саркофагами Старейшин, подхватили их звон и начали звякать без перерыва. Глаза правителей города открылись, они уставились в темноту: колокольчики предсказывали, что пришла Бесконечная Ночь. С непривычной скоростью они приподнялись на худых локтях и спустились на мраморные полы их могил.

Стражи как можно скорее открыли бронзовые ворота склепов и Старейшины, шурша заплесневелыми одеждами, выскочили наружу и уставились в небо. Из-под черного нимба, окружившего солнца, не выходил даже самый слабый лучик света. Все было абсолютно темно. Как один, они упали на колени и подняли руки, благодаря Лорда Исса: он вернул мир в изначальную темноту, из которой тот вышел, мир, который они теперь унаследуют, в котором больше нет места обжигающим лучам солнца.

По темным улицам Тире Ганда понесся рев костяных рогов, забили барабаны, мрачный, но на этот раз триумфующий звук, величественный рефрен к продолжающемуся колокольному звону.

ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ ГЛАВА

Искьярд

И опять Таласса зажгла шарик мягкого зеленого света. Потом она, Уртред и три выживших горца, Гарадас, Самлак и Остман, бросив остатки Порхающего над Волнами, ушли в тундру, к далеким башням и единственной звезде, как маяк сверкающей над руинами города.

Было все еще темно, и только теперь они осознали, как далеко перебросил их меч. В Железных Воротах уже взошло солнце, но здесь, на крайнем севере, на небе не было и намека на рассвет. Возможно здесь свет вообще появляется на пару часов в день. Небо было абсолютно черное, никаких звезд, за исключением той, что вела их, жесточайших холод приникал даже в кости и щипал каждый дюйм обнаженной кожи. Мало помогали и куски парусного полотна, которыми они обмотали себя, пытаясь утеплиться. Много столетий ветер косой выравнивал землю, и теперь лед и снег под их ногами были совершенно гладкими, а сам ветер со зловещим свистом дул им прямо в лицо. Постепенно и башни и звезда исчезли из виду, ветер превратился в бешенный ураган, вдалеке носились ледяные дьяволы. Тем не менее они шли и шли вперед, следуя за мигающим светом магического шара Талассы.

Ледяные дьяволы кружились все ближе и ближе: приблизившись, они стали напоминать крутящуюся юлу в рост человека. И чем дальше шли люди, тем ближе подходили ледяные дьяволы, тем громче и громче становился их вой, пока отряд не окружила стена воющих белых вихрей; куда бы они не смотрели в их лица впивались кусочки льда, звук оглушал. Таласса и остальные остановились, боясь двигаться дальше.

— Веди, — умоляюще сказал Гарадас, — прежде чем мы все сойдем с ума.

Таласса крепко взяла Уртреда за руку и потянула вперед, подняв вторую руку перед собой и открыв ладонь наружу: окружившие их дьяволы отшатнулись в сторону, образовав подобие улицы. Как если бы волны ледяного моря раздались и белой стеной застыли по сторонам их пути.

Лицо Уртреда, которое больше не защищала маска, непривычно заледенело от холода, на недавно родившихся бровях и ресницах повисли сосульки. Ему показалось, что в крутящихся колоннах снега он разглядел лица: духи, его мертвые — Рандел, принесенный в жертву в темных внутренностях святилища; Сереш, умерший в подземном мире; тысячи тех, кто добровольно сгорел в храме после того, как мертвые встали из могил; Фуртал, погибший на болотах, Аланда, их верный проводник; его отец, так неожиданно найденный и еще более неожиданно потерянный; люди Лорна; мертвые жители Годы, которые доверчиво пошли вслед за ним и пересекли полмира только для того, чтобы умереть…

Еще и еще, лица наклонялись к нему. Он слышал их голоса: бессвязные, угрожающие, обвиняющие, проклинающие…

Голова закружилась. Голоса, кажется, кричали: почему ты жив, когда мы погибли? Вина ела его душу, захотелось умереть, сдаться и присоединиться к ним, бродящим по бесконечной тундре Искьярда — к куда более достойным жить, чем он. Сделать хоть что-нибудь, чтобы не слышать сводящего с ума воя…

А потом тишина, внезапная тишина, духи исчезли, мгновенно. Свет звезды опять наполнил ночное северное небо, пылающий, дарящий надежду, а под ним, внезапно возникнув на горизонте, темнели башни и минареты Искьярда.

Прошло несколько мгновений и сотни языков пламени разорвали ночь, раздался рев, как будто само небо разорвалось на куски: рев драконов, тот самый, который они слушали над Долиной Призраков и Равенспуром. Темный горизонт стал золотым. Тундру залил сильный свет.