Моя Святая Земля (СИ)

- Сэдрик...

- Если нам понадобится, туда и пойду. На кладбище. По крайней мере, медяки с глаз будут, а повезёт - так и больше. Мне плевать, насколько тебя коробит, король. Если нам с тобой вообще понадобятся деньги после этой свадьбы.

- Сэдрик, я же тебя не упрекаю и не обвиняю...

- Ладно, плевать.

Они остановились в нише у западного входа. Становилось всё холоднее, и стылая морось превратилась в мокрый снег. Ветер свистел в кронах парковых деревьев. Работяги перебрались на площадь перед храмом и принялись сооружать какие-то навесы; снег падал на факелы, свет стал красен и зловещ.

Эральду было холодно. Он накинул на голову капюшон и обхватил себя руками, но холод тёк откуда-то изнутри, превращаясь в мелкую нервную дрожь.

- Не простудись, - сказал Сэдрик. - Встань так, тут меньше дует.

- Ты уверен, что хочешь остаться со мной? - спросил Эральд, вжимаясь в нишу всем телом. - Я даже не представляю, что будет завтра.

- Не выйдет у тебя от меня избавиться, - буркнул Сэдрик. - Вот бы сбитня ещё или вина горячего... Да где же этот сучий монах, бесы его носят... Может, подождём где-нибудь под крышей?

- Мы уйдём, а он выйдет.

- Ну да...

Время тянулось страшно долго. Эральду казалось, будто оно остановилось вообще, он впал в странный транс и с ясностью галлюцинации видел, как по узкому и низкому лазу, рвано освещённому факелом, идут громадный белобрысый мужчина в тёмно-красном плаще с золотым кантом и миниатюрная беременная женщина в тяжёлом синем платье, вышитом жемчугом - ей тяжело, он её поддерживает, и лица у обоих отчаянные... отчаянные и безнадёжные...

Мама. Как сложно отвлечься.

- Я всё время думаю о ней, государь, - сказал принц Бриан.

Эральд вздрогнул и тут же сообразил, что, вероятно, задремал стоя, прислонившись к храмовой стене. Бриан стоял перед ним, как бледный призрак - и сквозь его тело просвечивали факелы работяг.

- Зачем вы здесь? - спросил Эральд, не разжимая губ. Казалось, что первое же сказанное вслух слово его разбудит - но Бриан услышал и так.

- Я умираю, государь, - шепнул Бриан, и слеза скользнула по его обезображенному лицу. - Но клянусь, я не умру, пока не попытаюсь искупить хоть часть зла. Я буду свидетельствовать в вашу пользу, государь. Против себя. Лучше умереть на плахе, сохранив остатки чести, чем подохнуть от яда, как замученному псу... не смею просить прощения - нет мне прощения...

- Я понял, - кивнул Эральд, и тут скрипнула отворяемая храмовая дверь.

Сон слетел и призрак исчез.

- Ты заснул, что ли? - удивился Сэдрик. - Идём!

Монах с подсвечником ждал в притворе.

- Куда идти? - спросил Эральд, с трудом приходя в себя.

- За мною, отроки. Живей идите, да тише - чтоб не заподозрил никто...

Сэдрик потянул Эральда за локоть. Они прошли за семенящим монахом по тёмному храму, слыша гулкое эхо собственных шагов; мраморные фигуры крылатых воинов белели, как привидения, нерукотворный образ на стене казался провалом в глухую темноту - в свете пары свечей только бледно блеснуло стекло подсвечников на алтаре. Монах скрипнул чем-то в нише слева от алтаря - и открыл низенькую потайную дверцу.

- Зачем это? - удивился Эральд, заглянув внутрь. За дверцей оказался крохотный чуланчик, в котором обнаружились низенький табурет и что-то вроде небольшой конторки. К конторке лепились несколько кривых свечных огарков. - Я имею в виду, зачем эта каморка была построена, святой человек?

- Что отсюда скажешь - у алтаря слышно, - отозвался монах. - В те времена Иерарх тут служил, Отец Клейдон был ветх и немощен, хоть святой жизни - что позабудет, отсюда подсказывал послушник. И многие пользовались - но нынешний Отец Небесный молод и силён, в служке не нуждается, а комната стоит пуста...

- Тут есть засов, - сказал Сэдрик. - Закроем изнутри?

- И то, - согласился монах. - Запри, отрок - и не кажите носа, да и дышите через раз, дабы не расслышал Отец Дерек - он будет государя венчать, а слух у него, как у лисы, остёр.

- А отсюда что-нибудь видно? - спросил Эральд. - Или только слышно?

- Прикрой дверь, - пожал плечами монах.

Эральд прикрыл дверь - и увидел в замаскированных щелях свет свечей на алтаре и на хмуром лице Сэдрика. Дверь в нише даже днём была, очевидно, погружена в глубокую тень, а те, кто стоял снаружи, у нерукотворного заалтарного образа, освещались или солнечным светом, или светом свечей. Старый фокус делал абсолютно невидимым наблюдавшего из темноты.

- Отлично, - сказал Эральд. - Замечательно, святой человек. Я очень вам благодарен, правда...

- Что с благодарностей бедному монаху, - заметил святой человек ворчливо. - Лишь пользуются добротой Господних слуг...

- Ладно, Божий слуга, заплачено, - оборвал Сэдрик.

- И отчего в молодых душах такая меркантильность и низкие мысли? Гони их, отрок, смотри на праздник и молись - да не смей и шороха издать, - монах задул свечу, отчего в храме стало темно, как в погребе. - Я ухожу - и не знаю вас более.

- Иди-иди, - сказал Сэдрик. - Сами справимся.

Он зашёл в коморку и закрыл дверь. Пару минут были слышны шаги монаха, потом гулко стукнула дверь. Эральд ощупью нашёл в кармашке рюкзака зажигалку и зажёг свечной огарок.

Вспыхнул крохотный огонёк, сделав тайный чулан неожиданно уютным.

- Молиться будешь? - спросил Сэдрик, садясь на пол. - Хоть бы Писание оставили, гады...

- Надо поспать, - сказал Эральд виновато. - Сядь на стул, а туда - я. Или давай подстелю спальник. Прости, надо поспать в любом случае. Я надеюсь на сны - вдруг что-нибудь изменится или прояснится.

- Я посторожу, - кивнул Сэдрик. - Надеешься, что во сне Господь знамение пришлёт?

- Вроде того. Тебе тоже надо поспать, но лучше разбуди меня через пару часов. Я боюсь, что сейчас не смогу караулить и засну...

- Спи и ни о какой ерунде не думай, король. Это меньшее, что я могу сделать. Я ведь тоже надеюсь на знамение.

Эральд разложил спальник на полу и лёг, свернувшись клубком. Сэдрик не перешёл на табурет, остался сидеть рядом - только задул свечу, и каморка погрузилась в кромешный мрак...

VIII

Марбелл не мог припомнить настолько тревожной ночи во дворце Сердца Мира - за все три года жизни здесь. Зубная боль, а не ночь. Кажется, никто из обитателей дворца, от короля-демона до последней судомойки, не спал нынче спокойно.

В келье у девочки-невесты горел свет и шептались. Содержания разговоров принцессы Джинеры с послами Златолесья не уточнил для себя только ленивый: с незапамятных времён покои, куда её поместили, служили пристанищем для тех, чьи разговоры интересовали политиков Святой Земли - сложная система "глаз и ушей" выводила звук, по крайней мере, в три кабинета, а наблюдать за происходящим в апартаментах златолессцев можно было и сверху, и со всех сторон.

Марбелл, само собой, послушал, ни минуты не сомневаясь, что слушают и люди канцлера, и кто-нибудь из Тайной Канцелярии, и кто-нибудь из дипломатов. Выводы из услышанного делались легко и просто - тем более, что девочка и не желала особенно скрывать свои намерения.

Дылда-барон, целуя руки своей госпожи, умолял её бежать домой нынче ночью - и тихонько плакали златолесские фрейлины. Ну да, увидели дворец, услышали... унюхали. Оценили поведение короля - накатило на него некстати, даже не одержимость, просто слегка сорвался - но им показалось достаточно для выводов. Ну да, из подвалов всё ещё несёт горелой мертвечиной, копоть не успели отчистить. Кто-то из дворни, кого велели наказать, орал так, что услыхали фрейлины. Кто-то сболтнул про зверинец принца: ну, барсы кого-то съели... По здешним меркам - сущий пустяк, но им хватило, теперь они перепугались за жизнь Джинеры.

Не без оснований, конечно.

И девочка расставила всё по местам, как умудрённый государственный муж. "Я не могу допустить, чтобы обо мне говорили, как о ветреной девице, расстроившей договор между двумя державами, - сказала она. - Никакие страхи, отвращение и прочие сантименты не будут браться в расчёт, когда король Святой Земли объявит отцу войну, обвинив его в нарушении обязательств. Поэтому я, разумеется, никуда не поеду. Зато вы, милый Дильберд, будете готовы уехать сразу после свадьбы, а вы, Линн, мой дорогой друг - если со мной что-нибудь случится. Если ваше присутствие при здешнем дворе покажется неудобным, готовы ли вы жениться на Доротее?"