Золотая свирель

Там, далеко, была пустота, в ней бродило эхо и хлопало стеклянными крыльями. Но ореховая палка достучалась до пространства пустоты, и всплески стеклянных крыл сменили ритм. До, ре, ре диез…

Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа…

И щебетал где-то на грани сознания золотой голосок, отвечая на призывы памяти. Откликался в душе хрустальный разговор, звенящее дыхание реки, певучий крик, разверзающий скалы. Ирис протягивал мне в сложенных ковшиком ладонях обломок тростника, трогательно украшенный зигзагами и полосками — Не забывай меня, Лессандир. Видишь? Это тебе. Она умеет петь. Она о т крывает запертое. Она развеселит и поможет. Она твоя.

Она — моя!

Я слышу, она зовет меня. Она зовет меня — где-то там, за городом, в холмах, она выв о дит свое заклинание "до, ре, ре диез…" — и я слышу ее!

Мой слух отверзается, как скала. Сердце мое распахивается. И выпл е скивается тьма из щели — тьма, что скопилась во мне, выливается прочь, смытая золотым счастливым смехом.

Подожди! Я сейчас! Я слышу!

Я иду!

Проскользнув за спинами слушателей, я покинула дымный подвал ь чик. Мой путь вел за город, на северо-восток, где череда каменистых хо л мов отделяла мрачный Соленый лес от Королевского заповедного. Я об о гнула большие людные улицы и вышла из Паленых ворот.

Вправо вдоль стены уводила дорога на кладбище. Чуть дальше виднелось замусоре н ное русло Мележки, ныряющей в каменную трубу под портовой площадью. В порту тоже было людно и весело — с площади убрали баррикады мешков и ящиков, разожгли кос т ры, на которых в походных котлах варилась похлебка для бедноты.

Я миновала порт. Нашла тропинку в холмы и поднялась на первый из них, в мое время его, кажется, называли Котовий.

Со спины Котовьего холма открывался прекрасный вид на замок. Розово-серые отве с ные стены продолжали вертикаль скалы, такой же отве с ной и розово-серой. Странного цвета был местный камень — сквозь его рум я но-серую плоть отчетливо проступал металлический бронзовый оттенок. Замок достраивали на протяжении многих лет. И внешние стены его, и сооружения внутри периметра густо облепляли фахверковые скворешни, почему-то напо м нившие мне накипь и пену на камнях во время отлива. Может я ошибаюсь, но двадцать (или сколько там прошло?) лет назад фахверка было значительно меньше. Низкое солнце превр а щало крутые плоскости крыш в противни с расплавленным маслом.

По правую руку вдаль бесконечно тянулись холмы, заросшие лесом, но на самом деле в десяти — двенадцати милях севернее уже начиналось море, просто скалистые сопки загор а живали горизонт. Где-то в неделе пути по дороге на северо-восток находилась Галабра, с к о торой, как мне сказали, Нарваро Найгерт собирался породниться. Дальше, вдоль побережья — Старая Соль, а еще дальше — Леута. Оба этих города принадлежали Аверганам, королям На й гона.

Я вдохнула горьковатый ветер открытого пространства. Трава давно высохла и осып а лась, остались только жесткие полегшие ости, пучками торчащие из камней. Отцветший по д маренник цеплялся за подол. На соседних склонах цвел вереск, а бесплодные бока Котовьего пестрели галечными оползнями. Холмы были пусты.

Я бесцельно брела по каменистому гребню, обходя город по большой дуге. Я примч а лась сюда, уверенная, что найду здесь свое сокровище — у к о го-нибудь в руках, если этот кто-то играл на ней; или лежащую на камушке в сухой траве, если случайное дыхание ветра п о могло ей заговорить. Но зов ее иссяк и сердце мое опустело. Если она и была здесь — я не чувствовала ее.

Вечерело. Небо очистилось от облаков и стало похожим на опаловую линзу, к краю которой медленной тяжелой слезой сползала капля меда. В е тер залег в редкой траве словно лис на охоте. Я остановилась — Амалера как раз оказалась между мною и рекой. Котовий холм давно сменился другим, названия которого я не помнила, и длинный пологий склон его, протянутый в сторону городских стен, зарос темными старыми деревьями. Среди них торчал остов сгоревшей колокольни и виднелись остатки стены. Я не сразу поняла, что это такое. А когда поняла — подпрыгнула на месте.

Кладбище!

Старое кладбище, к которому я подошла с другой стороны. Не навестить ли мне пр и ятеля нашего Эльго? Глядишь — поможет или что-нибудь толковое посоветует.

Я пролезла в дыру ограды. Под деревьями было сумеречно и сыровато, не смотря на то, что дни стояли жаркие. Где ж его тут искать? Помнится, Амаргин привел меня к могиле со странной надписью. «Живые» — было выбито на камне. Хм, захочешь — не забудешь. Х о рошо бы найти могилу, прежде чем стемнеет. Она где-то ниже по склону, ближе к краю овр а га. Не доходя сгоревшей церкви. То есть, мне эту церковь надо миновать.

Орешник, черемуха и крушина. Кроны разомкнулись небольшой прорехой — я наткн у лась на заросшую колею. Впереди, по пояс в бурьяне, стояла искомая церковь, сплошь оп у танная хмелем как сетью. Купол просел и накренился, шатер колокольни просвечивал н а сквозь, на карнизах выросли д е ревца. Внутрь, наверное, вообще заходить опасно. Время стерло следы п о жара — казалось, церковь просто развалилась. От старости.

Склепы и крипты сохранились лучше. Я прошла мимо, не останавливаясь. Тот угол кладбища, который я искала, был отведен для людей попр о ще.

Вот и дикая смородина. А вот, кажется, тропинка. В полумраке, царившем под крон а ми, я прочла на ближайшем камне — "Авр Мельник". Ага, значит, иду правильно.

Еще через десяток шагов я увидела огонек среди листвы и остановилась, затаив дых а ние. Там, в окружении смородинных кустов, на могильном камне кто-то сидел. Кто-то там уютно устроился, на могильном камне "Живые", кто-то грузный, сопящий и большой. До м е ня доносилось энергичное чавканье, хруст костей и бульканье жидкости, вливающейся в глотку.