Мореход (СИ)

   - Лагос, ты уверен, что они на нас сейчас все скопом не кинутся?

   - Что ты?! Во-первых, основная масса охотников живёт на зимниках, а все остальные, видишь, попрятались! Это когда начнётся торг, так они все сбегутся вино пить и праздновать. Во-вторых, они не воины и даже не кочевники, а простые охотники, они ничем не лучше наших мужиков-землепашцев. Напасть из засады ещё могут, а умирать в открытом бою совсем не умеют.

   Приказав своему старшему сыну Диносу развязать и скинуть с заводной лошади одного из раненных аборигенов прямо на снег, он указал рукой ему на посёлок:

   - Иди! Скажи главе рода, пусть готовит выкуп! Много! А за то, что натравил собак, то ещё больше! Иначе всех будем вешать! Твоя моя понимай?!

   Говорил Лагос не просто громко, а очень громко, почти кричал, наверное, думал, что чем громче изъясняется, тем абориген его лучше поймёт. Между тем, тот головой кивал усердно и часто-часто.

   - Вот, а ты говоришь, скопом кинутся, - сказал он гораздо тише, после чего кивнул Диносу.

   В данном случае его старший сын исполнил обязанность левой отцовой ноги и аборигену поддал пинка под зад. Тот вскочил и несильно хромая устремился вглубь посёлка. Мы же бдительности не теряли, укрылись за арбами, и оружие держали наготове.

   Посланец вернулся через двадцать минут, и не один, а в сопровождении двух человек. Один из них, краснощёкий и толстый, был одет в оленью доху с соболиным капюшоном, а второй, похожий на чучело огородное, надел на лицо белую маску, а на себе таскал куски каких-то шкур, с ожерельями из разных железяк и костей.

   - О! Их старейшина вместе с шаманом, - просветил Лагос.

   - Внимание! - воскликнул, наблюдая за процессией и проведя рукой по кобуре игольника, - Илана и Лагос идут со мной на переговоры, остальным находится в укрытии, арбалеты держать готовыми к бою.

   Гиту с Карой мы с собой не звали, но они, как само собой разумеющееся, вышли следом и стали сразу же за нами, посматривая по сторонам. Тем временем, не доходя к нам метров четырёх, 'чучело' резко остановился, дёрнул за рукав краснощёкого главного и вполголоса о чём-то забормотал. Мы с Иланой переглянулись, как это ни странно, но тарабарщину поняли прекрасно, их язык был похож на хиндский.

   - Го, - сказал 'чучело', - типеря моя знай, циго цитыре десятка охотника и цитыре десятка собацка, не смогли победить такой маленький куцка.

   - Циго?

   - Тот молодой баба есть оцинь больсой, оцинь сильный саман. Это он бросал много малинький зелезный стрелка.

   - Ух, суцка какой, моих пять собацка убил. И цё теперь?

   - Ницё, будем торговать. Посли, будес говорить.

   Краснощёкий как-то боком подшагнул к Лагосу, словно подкрался, раз пять мелко-мелко поклонился и спросил:

   - Ты купеса?

   - Нет, - ответил Лагос и указал на меня, - Вот господин Рэд Дангор, он наш хозяин.

   - Моя Го, старейсина род. Не гневись, купеса, моя не виноватая, - краснощёкий обратился ко мне с поклоном, коверкая парсийский язык, затем кивнул на один из привязанных к крупу лошади трупов, - Она виноватая.

   - А он разве не из твоего рода? - спросил у него.

   - Моя, только она самая непослусная в род, и другой глупый охотник подбила.

   - Вот видишь, я с открытой душой шёл к вам торговать, вёз ткани, вино, муку, доспехи, железные ножи, копья и мечи...

   - Оёй, доспехи, и меци?! - удивлённо переспросил Го.

   - Да, и ещё серебряные монеты на ожерелья для ваших женщин, а твои родичи на нас так коварно напали и нанесли большой ущерб, - стал выговаривать ему, - Ранили двух моих воинов, пробили стрелой пятиамфорную бочку вина, и оно всё вытекло, напустили стаю злых собак и испугали волов и лошадей. Так что, старейшина, если не хочешь, чтобы я сердился, и мы в будущем дружили, то плати контрибуцию.

   - Цё плати?

   - Выкуп, говорю, плати за спокойную жизнь!

   - Хоросо-хоросо, купеса Рэд! Моя даёт выкупа цитыре десятка пуцок белка!

   - У какой ты хитрый, уважаемый Го, хочешь меня обмануть, так дело не пойдет, - сказал ему, помня наставления Лагоса. Дело в том, что назвать местного дельца хитрым обманщиком, это значит сильно ему польстить.

   - Цё твоя, купеса Рэд, моя не обманывать, моя правильно говорить, - самодовольно ответил старейшина.

   Вопросы местной ценовой политики мною были изучены ещё до похода, поэтому я прекрасно знал, о чём говорил. Своеобразными деньгами, эквивалентом стоимости других товаров здесь служили меха. Минимальным средством платежа, что-то типа нашей меди, были обычные беличьи шкурки. Их пучок (связка из десяти шкурок) был равноценен одному соболю, два соболя - одной чёрной лисе, три соболя - одной белой лисе, четыре соболя - одному бурому бобру, а три бурых бобра - одной голубой выдре. Что же касается моего товара то, например, меру (половину тана - около четырёхсот тридцати грамм) вина или муки продавали за одну белку, то есть, в десять раз дороже, чем в империи. Подобным был порядок ценообразования и на прочие привозные товары.

   - Значит так, уважаемый Го, на четыре пучка белки я согласен, они пойдут в оплату за возврат девяти твоих убитых сородичей, а семь десятков пучков заплатишь за живых.

   - Твоя цё, купеса, теперь моя обман будет?!

   - Не перебивай! Мы все четыре десятка твоих охотников могли убить, как тех собак, которых вы на нас натравили, но пожалели! Иначе прикажу сейчас живых развесить на деревьях, а мёртвых вывезти в тайгу и отдать диким зверям.

   - Низя зверям, - встрял лохматый шаман, - неуспокоенная дуса вернётся в хунзу и будет муцить сородицей.

   - Вот и я говорю о том же, а старейшина меня слушать не хочет. Иначе сейчас скажу своей шаманке, и она быстро закидает посёлок стрелками. Они даже железные доспехи пробивают, а не то, что какую-то глиняную хунзу.

   - Не говори ницё свой баба-саман, моя твоя слусает, - испугано ответил тот.

   - И ещё компенсируешь затраты на лечение двух моих раненных, отдашь по десятку пучков белки за каждого. Ну, а за нападение нужно заплатить отдельно.

   - И много, - добавил Лагос.

   Понятие 'много' здесь было не совсем абстрактным, а имело вполне определённую величину.

   - Да! - подтвердил я, - Иначе моя шаманка никого не пожалеет.

   Выражения лица 'чучела' за маской видно не было, но краснощёкий посматривал на улыбающуюся Илану с видимой опаской. Что ж, было бы комично, если бы не было столь трагично. В результате недолгого торга, мы согласились получить шкуру огромного тигра, на которого, как позже выяснилось, в прошлом году охотники удачно скинули большой камень, затем добили.

   - Сколько это может стоить? - спросил у Лагоса, но тот пожал плечами.

   - Достойная плата и, главное, редкая, - услышал сзади тихий голос Гиты, которая, как всегда, стояла за спиной Иланы, - Три года назад тигриную шкуру купили во дворец Жеронского экзарха, за сто двадцать зеолов.

   - Ух ты! - пробормотал Лагос, - стоит, как большая усадьба вместе с рабами.

   После решения вопросов выплаты контрибуции и скрепления мирного договора на вечные времена кувшином тростникового вина (шаман и старейшина выпить были не дураки), посёлок резко ожил. Аборигены помогли убраться своим раненным, унесли убитых, а затем все скопом отправились в тайгу, видать на погребение, и появились только к вечеру. К обоюдному согласию никто из нас друг друга в этот день не беспокоил.

   Мы расположились на поляне в километре от крайних хибар, составили из арб небольшую крепость, натянули тенты от ветра, только теперь мы с Иланой установили себе палатку. Стали здесь обустраивать свой лагерь в первую очередь потому, что ближе к посёлку вся территория была вытоптана, а здесь под снегом была настоящая подушка сена.

   Планировали задержаться дней на пять, поторговать, затем выполнить следующий четырёхдневный переход к очередной группе посёлков. Лагос говорил, что его бывший хозяин в этих двух местах за две с половиной докады фактически продавал всё, но у нас товара было почти в два раза больше, поэтому предстояло осваивать более широкую среду обитания таёжных дикарей.