Точка Столкновения(СИ)

На время своей командировки на юг маг оставил монстра в сохранности, в Армидее под Светом Духа. Пока он помогал армидейским вооруженным силам вершить восстание в северных провинциях Империи, висящие на шее проклятые Бусы Таргнера, обычно тяжелые, сейчас наоборот полегчали. Чудовищная жажда крови, перетекающая в него из запертого в подземелье чудовища, наконец, получила удовлетворение. Он перерезал пару сотен темных слуг Литарна собственноручно и своими действиями обрек тысячи людей на севере Империи на уничтожение и ужасную участь. Проклятие, обычно мучающее его из-за отсутствия удовлетворения, сегодня осталось им довольно. В благодарность за удовлетворение жажды крови что-то темное, что поселилось в его душе, поощрило его тело, вместо боли и недомогания наполнив приятным и ласкающим теплом. Из леса вокруг до него доносился призрачный шепот. 'Молодец. Давно бы так', 'Это вовсе не страшно' - шептали жуткие голоса из окружающих лесов. Между деревьями боковое зрение улавливало темные силуэты с волчьими масками на лицах, которые тут же исчезали, стоило взглянуть на них. Все семь призраков сопровождали его, затмевая собой солнце, шли за ним по дневному лесу.

Удовлетворив поселившееся в душе зло, он надолго погрузился в эйфорию. Он чувствовал, как какая-то его часть всем этим наслаждается, требует продолжения. И нечто темное из-за связи с монстром осевшее в душе после небольшого успокоения потребовало еще, вновь начав наполнять тело болью, постепенно иссушать его, таким образом, запугивая, показывая, что идти наперекор будет больно. Разумеется, поддаться безумию он себе не дал. Остановившись, постучав себя по щекам, буквально силой он заставил себя протрезветь. Его снова подкосило недомогание, черные тени призраков, испустив злобное шипение, разлетелись по сторонам, солнце, омраченное ими, засияло как обычно. Осушив фляжку мерзкой на вкус витаминной смеси временно помогающей побороть жажду крови, он брел домой на север. Он брел через Лортонские леса, когда наступила ночь, в темноте во власти Тьмы, вне Света Духа жажда крови быстро его истощила. Не дав себе обезумить, пытаясь противостоять клокочущему в душе злу, бледный и обезвоженный дойдя до окраины Пограничья, он свалился без сил, где его и обнаружил дозорный из Страны Ворона.

Фросрея доставили в военный госпиталь в Армидее, где он, не дающий себе отдыхать, быстро встал на ноги. Первым делом маг отправился проведать свое проклятие. В темном помещении в глубине подземных бункеров он сидел в метре от монстра, тяжело вздыхая при взгляде на оставленное сумасшедшим Духом наследие. Он думал, размышлял над своей жизнью, пытался как-то все себе объяснить. Огромный человек-волк не сводил с обладателя Бус Таргнера своих свирепых желтых глаз. Монстр будто пытался сказать о своей ненависти к управляющему им уставшему магу. Но Фросрею сейчас было не до чудовища. В эту темницу он спустился, чтобы побыть одному, немного поразмыслить и заодно убедиться, что чудовище на месте. Он вспоминал глаза того изуродованного ребенка. Сначала он метался в своих мыслях, не желал соглашаться с очевидным. 'Все это жертва во благо. Я светлый маг в извечной борьбе выбравший себе сторону, поставивший себе конкретные цели' - говорил он сам себе, пытался себя успокоить. Но тщетно. В душе он понимал, что делает нечто неправильное, выходит за рамки и уже не достоин, носить светлый плащ, но также понимал, что у него нет выхода, к Армидеи он прикован душой. Затем он нашел силы заглянуть за страх, взглянуть на себя трезво, реально увидеть то чем стал сегодня из-за того что когда-то давно сошел с праведного пути. Он почувствовал облегчение, единственное, что оставалось так это смириться с изменениями, которые уже произошли. 'Я чудовище на службе артэонов' - сказал он сам себе. Он просто признал то, что и так давно было очевидным. 'Все ради безопасности артэонов Армидеи, даже горы трупов. Я выбрал сторону и теперь должен идти до конца, принимая всю тяжесть своего решения'. Он болезненно цеплялся за образ белого мага как за некий идеал, которому он должен соответствовать. Пытался как-то уложить свою жизнь в условные рамки этого идеала. 'Я не причиняю зла просто так. Дела мои ужасны, но они направлены на благо. Мною не движут собственные желания и потребности. Я живу лишь движением к цели. Я чудовище, но на службе светлой стороны. Делаю грязную работу, которую кто-то должен делать' - после длительных душевных терзаний пришел он к выводу.

По возвращении мага был созван военный совет. Все военные командиры выразили глубокую благодарность Фросрею за проделанную работу. Вновь облаченный в привычный армидейский плащ, расчесавший бороду, снова пахнущий одеколоном, приняв благодарность, заточенный в старом теле маг сообщил военной верхушке, что устал и решил временно выйти из игры отказавшись принимать дальнейшее участие в совете. Никто из командиров и не возражал против решения мага. Касмий объяснил всеобщие опасения по поводу Чудовища Таргнера. Фросрей носитель Бус Таргнера, это чудо что силы Тьмы не попытались отнять этот бесценный в силу обстоятельств артефакт у старого Фросрея. Касмий поведал, что серьезно переживал за жизнь мага, пока тот находился на юге, вне Света Духов. Ведь если с ним что-то случилось бы то чудовище, получив свободу, вырвавшись из своей темницы, оказалось бы внутри армидейских стен. Простое мирное население, простые артэоны оказались бы в опасности. Поэтому Касмий, высказав точку зрения всего высшего военного командования, попросил мага пока не участвовать в военных делах и посидеть в безопасности под Светом Духа в Армидее, вернуться к делам в Эвалте, но не покидать пределы безопасного пространства. Маг не возражал. Полевых генералов безумно интересовал вопрос возможности дальнейшего использования чудовища Таргнера в военных целях. Ответив согласием, успокоив генералов тем, что монстр станет своеобразной компенсацией за его отсутствие: 'Чудовище Таргнера в вашем полном распоряжении', после Фросрей удалился. После пережитого маг согласно с Касмием решил отойти от военных дел и просто отдохнуть. Но не исчезать, временно убегая ото всех, а заняться другими делами. Покинув темный зловещий военный бункер, где находился главный штаб, игнорируя метро, пешком выйдя из военных гарнизонов, маг побрел по любимому золотому городу, выросшему на его глазах, под его всецелой опекой.

Он снова брел среди архитектурного великолепия золотого города искусственно ограниченного рамками определенного стиля, в золотой ауре солнечных лучей Армидеи. Мир артэонов, все такой же прекрасный безмятежный размеренный и неизменный беспечно жил в своей легкой тишине. Красивые люди, красиво одетые не спеша гуляли по улицам, вели беседы, друг другу мило улыбаясь. Попадающиеся навстречу артэоны при виде своего любимого мага с улыбкой говорят: 'Здрасти!'. Слышится смех, в этом идеальном мире под покровом Духов все были счастливы, на глазах прекрасных прохожих не было и тени каких-либо переживаний или невзгод. После созерцания разрухи и хаоса раскинувшегося на юге мира людей все это окружение казалось красивым сном наяву. Прогулка по ставшей родной артэонской обители заставляла мага улыбнуться, снова начать дышать полной грудью. 'Ведь они и не ведают, что твориться там. Даже и не задумываются над тем, какой кровью и ужасом обеспечивается их благополучие. На какие жертвы и злодеяния я иду ради них'. По мнению мага, они и не должны знать и даже задумываться над тем, что твориться вовне. Внешний мир не должен коснуться своим холодом этой идиллии, никогда. В этом Фросрей и видел свою цель, окружающим благополучием он оправдывал свои злодеяния, по его мнению, совершенные во благо.

Здесь он человек, несмотря на то, что маг. Если не брать в расчет его магическую силу внутри он просто человек. Его поведение подчиненно эмоциям, нервная система нестабильна. Поэтому артэонская идиллия, впустив его к себе, установила некоторые защитные барьеры. Главным, из которых, было наличие психолога контролирующего его душевное состояние. Приставленный к нему специалист, пожилой с длинной белой бородой артэон стал лучшим другом мага, только с ним он мог говорить обо всем. И вот однажды специалист спросил его: 'Как лично для себя вы бы объяснили свою преданность миру артэонов?'. Фросрей ответил честно лишь наполовину, обратившись только к своему детству.