Сказки о сотворении мира (СИ)

— Не вздумай.

— Ты считаешь?..

— Попадешь под форхенд — реанимация не успеет сюда приехать.

— Он у вас, вообще-то, нормальный или не очень?

— Оставь в покое парня. Он старается не сойти с ума.

— Хочу понять, что он за человек, и не могу понять…

— Он не человек, Женя. Он дехрональный мутант. Несчастное поколение, которому выпало перетащить человечество через критическую фазу и сохранить рассудок. Совершенно естественно, что ему наплевать на тела в свободном полете. Ему бы в этом полете самому не потерять голову. А физики этой цивилизации понадобятся потом, если конечно понадобятся…

— Скажи, пожалуйста, Оскар, мы все однажды сойдем с ума?

— Кто доживет.

— У нас в институте покончили собой семеро девиц в один день. Умер какой-то музыкант от цирроза печени, и они решили отправиться за ним следом. Но меня удивило не это. Меня удивило поведение людей на панихиде. Сначала они бились в истерике и произносили пустые слова. Потом… гробы не успели закрыть, все поскакали в лабораторию, делать ставки на мышиных бегах.

— Разве раньше они вели себя по-другому?

— Раньше… — Женя задумался, — я не обращал внимания, как они вели себя раньше. Знаешь, по Москве прокатилась волна самоубийств по поводу того музыканта, но мамаши продолжают отпускать детей в школу, а когда возвращаются с работы домой, знаешь, что делают? Ни за что не угадаешь. Они покупают газету, где публикуются списки самоубийц за истекшие сутки. Наверно, хотят знать, на сколько персон им ужин готовить.

— Женя, я не первый день на свете живу. Сыт по горло этими трогательными историями.

— И как ты до сих пор не сошел с ума?

— Я сумасшедшим родился. Спроси Учителя, за что меня ненавидит весь факультет.

— Уже спросил. Натан Валерьянович сказал насчет тебя умную вещь: тебя ненавидят люди с нереализованными амбициями. И я их хорошо понимаю. Скажи, пожалуйста, Оскар, на что мы будем похожи? Как мы будем выглядеть, когда программы, вбитые в нас, подвиснут в критической точке вашего первичного поля?

— Ты спрашиваешь, как будто я не раз это все пережил.

— Действительно, — согласился Женя. — Иногда мне кажется, что ты должен знать все. Наверно, мы слишком много стали от тебя требовать. И я туда же. Шел мерить тебе давление, а завел разговоры. Я подумал… Если выражаться языком Мирославы, то Автор просто потерял интерес к таким персонажам, как мы. Может новый романчик затеял, а мы теперь… вроде как недописанными получаемся. Оскар, если человеком никто не управляет свыше, он перестает быть разумным или, наоборот, в нем только начинает просыпаться разум?

— Зависит от самого человека.

— Мне кажется, от нас уже ничего не зависит. Всю жизнь боялся старческой немощи. Насмотрелся на соседей-старичков и понял, что хочу умереть молодым. Самое страшное человека ожидает тогда, когда он не может оценить степень своего безумства. Тебе кажется, что ты живешь правильно, и чем дальше впадаешь в маразм, тем больше уверен в своей правоте. Но если мы все одновременно двинемся крышей, над нами даже некому будет смеяться.

— Женя, очнись. Мы давно уже двинулись.

— Мне казалось, что самый двинутый из всех нас — Эрнест. А ты говоришь, он единственный, кто сохранил рассудок.

— Я говорю: оставь крошку-графа в покое. У ребенка должно быть детство.

— Но, я извиняюсь, ребенок выше папы ростом.

— Ему четыре годика отроду. За это время парень прожил неизвестно какую жизнь и неизвестно сколько раз.

— Вот, черт… — растерялся доктор. — Я как-то и не подумал. Действительно, он же ровесник Лео, а я хотел ему всыпать. Оскар, я точно раньше всех спятил? Рассуждаю, как Розалия Львовна. А Левка?.. Тоже дехрональный мутант?

— Да, только его еще не кидало по жизни в разные стороны. Он рос в нормальной семье.

— А ты? Оскар, кто ты такой? Тот же мутант, только появился на поколение раньше, чем эти мальчишки, поэтому застал нормальное течение времени. Именно! — решил доктор. — Теперь уже ни для кого не секрет, что Марина Анатольевна занималась любовью с твоим батюшкой в среде, мягко говоря, приближенной к границе дехрона. Ты такой же человек без судьбы. Знаешь, что говорят о твоей персоне… — Женя указал пальцем вверх, — за вечерним чаепитием в кругу интеллектуалов? Если б тебе удалось запустить дольмен хотя бы на малых оборотах, вывести его из хроно-константы, мы бы могли избежать сумасшествия. Ну и черт с ним, с этим миром, который рухнет. Пусть будет «День Галактики» один на всех, но это будет наш «День» и наш мир, куда можно сбежать из сюжета, если он, в самом деле, изжил себя.

— Вот вы где… — Натан заглянул на огонек. — Женя, мы не дали тебе уснуть? Так я и думал.

— Что вы, Натан Валерьянович, я сплю, как убитый. Вот, решил померить давление Оскару и заболтался.

— Иди, отдыхай. Все уже улеглись. Оскар… Что у тебя на столе? — спросил он. — Что за листы? Кто их вырвал из Книги? Оскар, где Книга? Что здесь произошло, пока меня не было?

— Ничего, — ответил ученик. — Просто вернул Книгу хозяину.

Лаборатория шумела всю ночь. За рабочим столом физика не дискутировала только Розалия Львовна, которая приняла убойную дозу снотворного. Даже Левушка спускался в пижаме, удостовериться, что взрослые не затеяли драку.

— Зачем? — не понимала Юля. — Оскар, ты мог не делать этого никогда, потому что Книга принадлежала тебе по праву! Он сам так сказал. Эккур сказал это мне…

— И все-таки, — возражал доктор. — Марина Анатольевна ее стащила. Факт! Вы не знаете, на что была способна эта женщина. Если б не наука, она бы промышляла разбоем на большой дороге, несмотря на хрупкое телосложение. Она стащила бы и Греаль, если б ей дали такую возможность. Марина из тех, кто плевать хотел на законы, если они не стыкуются с ее мнением. Точно как он… — Женя указывал пальцем на Оскара, мирно сидящего возле сейфа. — Они могут всю жизнь не признавать друг друга, но гены есть гены! А честный приобретатель — еще не законный собственник. Даже если мать сполна расплатилась за свое воровство, это не дает права собственности ее наследнику.

— Отдал и правильно сделал! — поддержал Натан доктора. — Хоть с этой стороны нам не ждать неприятностей. Почему мы не подумали об этом раньше? Надо было сразу вернуть Книгу.

— Но, Натан Валерьянович! — возмущалась Юля. — Мы разбазарили все, что имели. Теперь нам вообще ниоткуда ничего не положено!

Когда ночной туман стал наливаться рассветом, в лабораторию спустился Эрнест.

— Разгалделись… — сказал он. — Чтобы к пятнице все выспались и побрились! Вы нужны на трибунах бодрые.

— Как? — спохватился Натан. — Уже на этой неделе?

— Сборище отмоченных склеротиков! — ругался Эрнест, зашнуровывая кроссовки. — Я не по-русски сказал? В пятницу, чтоб сидели на трибуне. Неявка будет равна дезертирству.

Он поднялся в прихожую, спрыгнул с крыльца и провалился в туман на тропе, уходящей в сторону леса. Оскар вышел следом за ним и тоже надел кроссовки, но понял, что для кросса неуверенно стоит на ногах. Он дошел до забора, открыл нараспашку калитку. Молочное облако лежало на поле. Два шага, и забор потерялся из вида. Еще два шага, и вокруг него замкнулся круглый прозрачный контур, похожий на магический шар, выпавший из «колена» Греаля.

— Боже, какая красота, — прошептал Оскар. — Мирка… жаль, что ты не видишь все это…

— Вижу, — ответил голос. — И туман ваш дурацкий, и тебя, дурака, тоже вижу. Все, Оська! Твое раздолбайство меня достало. Теперь берегись.

Глава 5

С рассветом дом затих. Разговоры перешли на шепот, шаги — на цыпочки. Эрнест, чтобы выразить свою сопричастность общему настроению, взял в библиотеке «Войну и Мир» и сел на лестнице, чтобы родители видели культурного мальчика издалека. Пока в салоне Анны Павловны Шерэр общались по-французски, было терпимо. Потом крошка-граф заметил, что роман написан по-русски, и огорчился. Два жирных тома казались недосягаемой вершиной читательского мастерства. От расстройства его сиятельство стало путать русские буквы. Пока не видел отец, граф вернул книгу на полку и взял самую тонкую.