Ястреб на перчатке

Де Вега думал о последних днях его.

Один. Совсем один. Дом стал братской могилой. За стенами инквизиторы, науськанные врагами, что не простили ни побед, ни славы, ни своей к нему зависти. Там, в ставшем таким далеким Осбене, жена – дочь мелкого дворянчика, увиденная им где-то в Тронто. Чужая. Оскорбленные мезальянсом соседи, хотевшие подложить под него своих дочерей, не примут ее как равную. Сын, совсем малютка. Вряд ли доведется увидеть, как тот станет взрослым. Бежать некуда, да и не бегал он никогда и ни от кого. Что делать?

Черный наруч на левой деснице. Может, поможет? Помог ведь когда-то. Но вот что теперь возьмет за помощь?

– Доброй ночи, монсеньор! – негромкие приветствия часовых напомнили Риккардо, что он у подножия башни. Тщательно отобранные солдаты охраняли каменные ступени, что спиралью охватывали башню до вершины. Дверь внизу была замурована.

Де Вега хмыкнул:

– Доброй. Как же. Шутите.

Ступеньки кажутся бесконечными. Время. Прадеда нет, но это его башня. Где ты, мой оклеветанный тезка? Или враги говорили правду – продался демону? Все повторяется. Он тоже готов звать неведомые силы, ибо не знает, что делать, и не может бежать.

Де Вега запнулся, больно ударился коленом о ступеньку, прикусил губу. Он ведь не хотел идти сюда. Отговаривал себя. Пытался забыть. Но в итоге поднимается на вершину. Душу жжет.

Вороны, что еще сотню лет назад облюбовали башню как место для ночевок, с рассерженным зловещим карканьем взлетели с насиженных мест – пугать спящий рядом город.

Луны – ночь выдалась необыкновенно яркой – осветили черный провал. У башни не было крыши.

Еще одна тяжелая дверь. Ночью здесь нет солдата. Массивный ключ, скрипящий в замке, нужно поворачивать самому.

Все. Он стоит на маленьком балкончике. Выходящем вовнутрь башни. Под ним темная пустота. Отсутствие света. Он здесь бессилен.

– Патриция! – сказал Риккардо, обращаясь к темноте. – Она здесь. Представляешь? Она здесь, в Осбене. Приехала меня убить. Смерть. Королевская Смерть. Она все так же прекрасна, траур ее нисколько не портит. Мой кошмар сбылся. Она здесь. Чувства, о которых я забыл, то есть надеялся, что забыл, вновь проснулись во мне. А я ведь теперь ее враг. Убийца мужа и подруги. Трус и ничтожество. Да, Альфонс де Васкес постарался на славу. Я бы все отдал, чтобы изменить прошлое! Все! Но ведь прошлое нам неподвластно! Не так ли?! – Риккардо рассмеялся. – Какую бы мы цену ни предлагали! Как бы ни молили судьбу!

Ответом ему было лишь воронье карканье.

Копыта лошадей звонко цокали о камни моста. Патриция подумала, что не зря сегодня предпочла конную прогулку карете. Конечно, дамское седло усложняло управление лошадью, в детстве она привыкла к мужскому – с тех пор как в первый раз попробовала ездить верхом под чутким руководством отца на его жеребце. Да и наездницей она была не самой умелой, но поездка ей нравилась.

– Осторожней, здесь крутой спуск, – предупредил граф.

– Вижу, – отреагировала Патриция, чуть придерживая смирную лошадку. Даже слишком смирную. Наверное, самую покладистую на графских конюшнях. Обещанный храм находился на другой стороне неширокой реки, через которую был переброшен широкий и высокий мост, что при всей своей надежности казался немного воздушным.

– Красивый мост, – она решила похвалить графа. – Не хуже, чем в Вильене. Не ожидала найти здесь такую смесь красоты, надежности и изящества.

– А чем мы хуже других городов? – удивился Риккардо и тут же испортил все очарование момента: – Вы еще не слышали о нашей канализации.

– Фи, – Пат искренне возмутилась, – как грубо!

– Это важнейшая часть жизни города, – улыбнулся граф и, к ее ужасу, принялся объяснять подробно: – Как правитель я обязан знать все. Отходы текут по трубам под землей. Отсюда и уменьшение числа болезней, и чистота улиц, и воздух свежее, чем в других городах. Во всем Камоэнсе такое есть только в Мендоре – столице – и в моем Осбене.

Они ехали вдвоем, несколько слуг следовали за ними далеко позади. Пат устала от сопровождения. Люди на улицах приветствовали своего графа:

– Доброе утро, Риккардо!

– Здравствуйте, монсеньор, я вижу, у вас отличное настроение.

Де Вега же, забыв о графском достоинстве, отвечал на все приветствия. Кому простым кивком, а кому и словом:

– Ты прав, Хью. Как торговля?

– Живет понемногу вашими заботами, сеньор Риккардо.

Патриция заметила, что она вызывает среди горожан особое оживление, ей улыбались и отдавали поклоны.

– Привет, красавица! – крикнул кто-то из толпы.

Пат позволила себе улыбнуться, но тут же прикусила губу.

Красавица. В траурном наряде. Наглец. Издевается. Красавица, рядом с де Вегой. Виновником…

Она оборвала неприятную мысль, но все веселье куда-то исчезло.

Де Вега, очевидно, заметил это.

– Вы им нравитесь, Патриция.

– Так я же ваша «гостья», – сделала она ударение на последнем слове. – Зачем вы им это сказали?

– Потому что это – чистая правда. И еще для того, чтобы облегчить свою и вашу жизнь. В образе Королевской Смерти вы не смогли бы гулять по городу.

Пат не нашла, что ответить.

– Кстати, мы уже подъезжаем к храму, – де Вега указал на массивное каменное здание с куполом, увенчанным изображением солнца. Стены были покрыты искусной резьбой на мотивы священных книг, вход украшали мраморные колонны. Храм завораживал и привлекал взор, он был достоин столицы провинции, а не графства. Осбен больше не казался Патриции медвежьим углом, затерянным на краю света.

Риккардо спрыгнул с коня, отдал поводья подбежавшему служке и предложил свою помощь. Девушка отказалась, сама слезла с седла.

– Прошу. – Они вошли внутрь храма. Навстречу вышел настоятель. Невысокий худой мужчина в годах, одет скромно, в черную ризу, на груди висело серебряное солнце. Священники в ее родной Вильене, подчинявшиеся столице и исповедовавшие истинную веру, выглядели значительнее и увереннее. Их одеяния были расшиты золотом, а драгоценная посуда для богослужений украшена самоцветными камнями. Этот же выглядел не слугой Господа, а нищим, забредшим в церковь.

– Приветствую вас, граф Риккардо, чем могу помочь?

– Благодарю, отче. Ваша помощь не требуется, – чуть поклонился настоятелю граф. Пат и не подумала. Это не ее церковь. – Я просто покажу храм гостье.

Когда священник отошел, она не удержалась:

– Бедный у вас храм. Скупитесь на золото?

Риккардо улыбнулся:

– Дело не в золоте, у нас в Маракойе разграничивают мирское и духовное. Зачем церкви сокровища земные? Она должна хранить небесные: добро и любовь, веру в людей и справедливость. Посмотри, как здесь красиво. Это дороже любого золота.

В этом граф был прав. В храме было действительно очень красиво.

Стены были искусно расписаны настоящими мастерами, что не пожалели ни сил, ни умений, ни дорогой – судя по яркости цветов – краски. Голубой потолок, очевидно, символизировал небо. Не было икон, роспись показывала мир, где царят любовь и добро. Пасторальные картины, что дороги каждому сердцу. Над алтарем был изображен Единый в виде старого, но еще крепкого мужчины, убеленного годами, в простой одежде. Еще одно отличие от остального Камоэнса – на голове Единого не было воздушной сияющей короны. Пат показалось, что Бог со стены смотрит именно на нее. И взгляд этот был добрым, заботливым, ласковым.

– Да, – восхищенно произнесла девушка, – ваш храм прекрасен!

Риккардо довольно улыбнулся:

– Взгляд заметила?

Он перешел на «ты», но Пат не стала его поправлять.

– Да.

– Это наша гордость. Имя мастера неизвестно, но, ясно, руку его направляло небо.

– Скажи, а кто эти люди? – Патриция указала на портреты, висящие на специально выделенном фрагменте стены под изображением Единого. – Святые?

– Нет, не совсем, скорее… – Граф запнулся, подбирая нужные слова, – скорее это люди, достойно прожившие свою жизнь и ставшие примером для окружающих.