Урбанизатор (СИ)

Охотники — очень терпеливые люди. Без терпения — зверя не возьмёшь. «Без труда — не вытащишь и рыбку из пруда». Только терпение и стойкость… чуть разные свойства. Стойкости здесь — не наблюдается.

Полусотня «горных» попыталась остановить бегущих — их снесли, просто затоптали. Илья попытался как-то организовать… Здоровый мужик, но когда «свои» лупят со всех сторон… Долбанули по кумполу и сшибли с ног. Панически орущая и вопящая толпа, отплёвываясь редкими стрелами и копьями, валила по оврагу. «Унжамерен», понимая, что такое счастье — «ворваться на плечах противника» — упускать нельзя, вместе с удмуртами ринулись в атаку. Все ж охотники! «Лови перепелку!» — с молоком матери.

Когда основная масса втянулась в узость, Любим скомандовал «бой».

По сути — всё. Через две минуты внизу не осталось и десятка бойцов противника, из которого не торчала бы стрела. Из многих — две.

Тут я выскочил на край обрыва и истошно завопил:

— Ончыко! Пуштын пытараш!

Что должно было означать: вперёд, режь-бей-убивай. И прочее нехорошее.

Все всё поняли, послушались и пошли. Но не сразу.

Сначала мои гридни, стоявшие в верхнем конце оврага, рявкнули дружно и, опустив обнажённые сабли перед собой, двинулись шеренгой на толпу беглецов. В середине шёл Салман, в обнимку со своим здоровенным палашом, и радостно улыбался. Человек собрался заняться своим любимым делом: «потрошением придурков». Что ж ему не порадоваться? От предвкушения.

Беглецы сообразили, что тут будет хуже, чем в любом другом месте, вспомнили моё «наведение порядка в строю», и повернули назад. Затоптанные в склон оврага «горные», само-откопались, выслушали мнение Саморода о них самих, об их матушках и о прочих предках, вплоть до мифической медведицы, и побежали за ним. Прямо на немногочисленных и раненых воинов противника. А уж когда и Илья, крайне обиженный за свою пострадавшую голову, выбарахтался из сугроба, да вытащил свой широченный двуручник, да вылез на протоптанную в снегу дорогу…

«Дорога — это место, по которому русские собираются проехать».

Здесь — пройти. Он уже вполне собрался. И что ему тот десяток бедолаг, которые сдуру оказались на том месте, по которому он собрался…? «Раз махнёт — будет улочка. Отмахнётся — переулочек».

Катящиеся вниз по оврагу мари радостно визжали и тыкали копьями во всё «унжамеренское». А с каким восторгом они рубили раненных врагов топорами! За всё! За всё! За всё! И за свой недавний страх — особенно.

У противника с поля боя ушло едва ли десятка два бойцов. Ещё осталась цела та сотня удмуртов, которая так и не вступила в бой в буреломах на горе. Через час Могута сообщил, что они убрались из леса. Позже мы узнали, что в тот же день среди наших противников возникла ссора, в которой все выжившие «унжамерен» были перебиты.

Наши потери — около тридцати человек. Половина — затоптанные своими же раненные, из тех, кто словил вражеские стрелы в первой фазе битвы.

Что больше всего меня порадовало: дорезание, вырезание стрел и обдирание покойников — обошлось без меня.

Ещё было приятно видеть, как Мадина перебинтовывала Саморода — его, всё-таки, зацепило, и приговаривала:

— Как меня перевязывать — тебе можно, а как мне тебя — нет. Я тоже хочу. Чтобы ты знал, как это больно.

Ну и бог им в помощь. Кажется, мужик начинает выходить из своего… «русского нацизма».

Как я теперь понимаю Боголюбского в Янине! Победа — только очередной шаг. Она решает одну проблему и создаёт кучу новых.

Устроили в таборе такой… йумаш. По случаю победы. Тут я и конкретизировал. Объявил о ближайших имплементациях «моего закона» и происходящих от этого э-э-э… «казусах»:

— Вы присягнули мне, вы приняли мою волю, мой закон. Теперь вы его исполните. Велю: вся сегодняшняя добыча — моя. Тихо! У кого будет найдено хоть что с поля — вор. Вору — смерть. Молчать! Ещё: собрать и отдать мне всё цветное железо — золото, серебро, медь, олово, свинец, бронзу и латунь. Цыц! Кроме двух вещей: нательный серебряный крестик, как у меня. И обручальное серебряное кольцо. Крестик может носить каждый, принявший крещение, кольцо — венчанные. Ещё: сдать все драгоценные камни, шёлк и жемчуг.

«Имей совесть и ни в чём себе не отказывай» — всегда актуальное пожелание.

«Совесть» я поимел — пришёл, спас. Теперь — «не отказываю».

Этот пункт самый болезненный. Потому что — «отдай». И отдай — сразу. Но мне нужны цветные металлы. Золота у них почти нет. А вот грязного серебра, оловянистой бронзы… Придётся искать мастера по очистке. Нужен «кузнец по серебру».

Самоцветы, бриллианты… не здесь. Жемчуг… мелкий северный должен быть. Какие-то шёлковые тряпки… найдём. Десяток рубах, полсотни платков со всего народа.

«Крест и кольцо». Очень древние сакральные символы. Тут такие смыслы сыскать можно! Таких теорий накрутить! Но у меня цели чисто прикладные: чтоб к иконам прикладывались. Женщины без украшений жить не могут — вот и потянут своих мужей к попу. Что и сподвигнет сих язычников в веру христову. Ну, или куда-нибудь в ту сторону.

Конечно — они не отдадут. Попытаются. Но то, что на них одето сегодня — сегодня и заберу. Остальное они будут прятать. А я… потихоньку выдавливать. Выдавили же суздальские князья из славянских племён «бобровое серебро».

«У дверей сыграли будто бы туш Никанору Ивановичу, а затем гулкий бас с небес весело сказал:

— Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте валюту.

…

— К сожалению, ничего сделать не могу, так как валюты у меня больше нет, — спокойно ответил Дунчиль.

— Так нет ли, по крайней мере, бриллиантов? — спросил артист.

— И бриллиантов нет.

Артист повесил голову и задумался, а потом хлопнул в ладоши. Из кулисы вышла на сцену средних лет дама, одетая по моде, то есть в пальто без воротника и в крошечной шляпке. Дама имела встревоженный вид, а Дунчиль поглядел на нее, не шевельнув бровью.

…

— В лице этого Дунчиля перед вами выступил в нашей программе типичный осел. Ведь я же имел удовольствие говорить вчера, что тайное хранение валюты является бессмыслицей. Использовать ее никто не может ни при каких обстоятельствах, уверяю вас. Возьмем хотя бы этого Дунчиля. Он получает великолепное жалованье и ни в чем не нуждается. У него прекрасная квартира, жена и красавица любовница. Так нет же, вместо того, чтобы жить тихо и мирно, без всяких неприятностей, сдав валюту и камни, этот корыстный болван добился все-таки того, что разоблачен при всех и на закуску нажил крупнейшую семейную неприятность. Итак, кто сдает?».

Смысл понятен? Реализуемо без всякой чертовщины. Бедные мари — они же незнакомы с Булгаковым.

Средневековые законы против роскоши построены по принципу — «запрещено носить». Советские — «запрещено владеть». Я — совейский человек? — Таки да. И шо ещё вы с под меня хочите?

Есть сию-местная и сию-моментная фича: полная прозрачность всего — имущества, отношений, планов и намерений — в патриархальной семье.

Особенно, если этот «камень» из цветного металла. В здешних селениях такая «акустика»…! Только язык надо знать.

— А равно — сдать все вещи, покрытые письменными знаками. На чём бы они не были сделаны. И на каком бы языке.