Нездешний

Его семья, несмотря на богатство, придерживалась строгих взглядов, и детям с ранних лет внушали, что они должны полагаться только на себя. Юного Карнака отдали в подпаски на севере, в одном из родовых поместий. Однажды ночью, высоко в холмах, к отаре подкрался большой серый волк. Карнак, которому тогда было семь лет, вооружился крепким посохом и вышел навстречу зверю. Волк помедлил, глядя на ребенка своими желтыми глазами, а потом повернулся и убежал во тьму.

Вернувшись домой, Карнак с гордостью рассказал об этом отцу.

"Я слышал, — холодно ответил тот, — но ты умалил свой поступок, похваставшись им”.

Слова отца навсегда запечатлелись у него в памяти и постоянно преследовали его во сне. Иногда ему снилось, что он поборол дюжину тигров и весь в крови, умирающий, приполз к отцу.

«Ты почему не переоделся к обеду?” — с ледяным безразличием вопрошал отец, глядя на израненного сына. “Я дрался с тиграми, отец”. “Опять хвастаешься, Карнак?»

Спящий застонал и открыл глаза. В зале было тихо, но какой-то звук, похожий на тихую барабанную дробь, нарушил его сон. Вот опять! Отбросив козью шкуру, он приник ухом к полу.

Внизу перемещались люди... много людей.

Карнак выругался и ринулся наружу, захватив топор с большого дубового стола. В коридоре несколько солдат играли в кости. Отдав им приказ следовать за собой, он побежал к ведущей в подвалы лестнице. По ней как раз поднимался молодой воин с перевязанной рукой.

— Найди Геллана и скажи ему: пусть немедленно спустится в подвал с сотней человек! — велел ему Карнак. — Ты понял? Немедленно!

И генерал помчался вниз по лестнице. Дважды чуть не упав на осклизлых ступенях, он оказался в узком проходе, куда выходили двери темниц. Дверь в торце вела в просторное помещение, оттуда виднелся грубо вырубленный вход в горный туннель. Вытерев потные ладони о зеленый камзол, Карнак вскинул топор и бросился к проему. Там было холодно, неровные стены блестели от влаги. По узкому туннелю могли передвигаться в ряд только три человека. Карнак остановился, прислушиваясь. Один из солдат выругался, с размаху наскочив на него сзади.

— Тихо! — прошипел генерал.

Где-то впереди по камню шаркали ноги, и там, где туннель загибался влево, плясали на стене отсветы факелов. Карнак поднял топор и облобызал оба лезвия.

Вагрийцев, шедших впереди, встретил за поворотом оглушительный вопль. Серебристая сталь обрушилась на ребра первого воина. Люди, роняя факелы, хватались за мечи, а топор косил их без пощады. Факелы гасли под сапогами, и ужас с удвоенной силой бушевал в темноте. Карнаку было проще — он рубил врага, уверенный, что никому из своих не повредит, вагрийцы же в панике кололи своих товарищей и тыкали мечами в стены. Замешательство перешло в хаос. Захватчики обратились в бегство.

И тут чей-то короткий клинок, ткнувшись Карнаку в лицо, отскочил от левой скулы и вонзился в глаз. Карнак отшатнулся. Брошенный в него нож звякнул об пол, а генерал схватился за лицо. Из глаза текла кровь. С громкими проклятиями устремился он за вагрийцами — его вопли эхом отдавались от стен. Казалось, в туннеле свирепствует разгневанный великан.

Раненый глаз болел, тьма стала почти непроглядной, а он все бежал, высоко подняв топор. Скоро туннель стал шире, и мрак немного рассеялся.

На Карнака бросились трое вагрийцев, оставленных для прикрытия. Первый рухнул с расколотым черепом, второму топор размозжил ребра Третий пригнулся, но получил удар коленом в лицо и без чувств повалился на пол. Рубанув врага по спине, Карнак побежал дальше, шаря по стенам в поисках веревок и молясь, чтобы вагрийцы не заметили их.

В самой широкой части туннеля он нашел веревки, свернутые и укрытые за выступом черной скалы. Карнак взял одну из бухт, выбрал слабину и стал пятиться, натягивая веревку. И тут вагрийцы, разглядев наконец, что их преследует один-единственный человек, всем скопом кинулись на него.

Карнак понял: это конец. Неистовая ярость охватила его. Бросив топор, он вцепился в веревку обеими руками и потянул изо всех сил. Сверху донесся громкий треск: ворота и шестерни пришли в движение.

Вагрийцы были уже в двадцати шагах от него, от их яростных воплей звенело в ушах. Карнак уперся правой ногой в стену и дернул еще сильнее. Кровля со стоном разошлась, и огромный камень обрушился на бегущих солдат. Еще мгновение — и кровля обвалилась целиком. По гранитной стене побежала трещина. Многопудовая тяжесть камня и земли погребла под собой вопящих вагрийцев. Карнак повернулся и бросился бежать. Камни градом сыпались на него. Он оступился, упал грудью на что-то острое и перевернулся на спину, выкашливая набившуюся в горло пыль. Казалось полной бессмыслицей бежать во мрак навстречу смерти, но он заставил себя встать. Сверху рухнул очередной обломок, он зарылся ногами в щебенку, выбрался и поковылял дальше. А потом пол ушел у него из-под ног, и он повалился ничком.

— Геллан! — завопил он.

Стены сомкнулись и поглотили его вопль. Камень ударил его по голове, а сверху сыпались все новые и новые, погребая его заживо. Он прикрыл лицо руками, попытался ползти, ударился лбом и перестал шевелиться.

Больше суток Геллан держал солдат у обвала — они продвигались с опаской, дюйм за дюймом, а наверху кипел бой. Многие офицеры были убиты. Сарвая и Йоната Геллан поставил во главе отрядов из пятисот человек. Число раненых достигло устрашающей величины, и теперь едва ли две тысячи воинов сдерживали натиск вагрийцев. Но Геллан упорно торчал в опасном туннеле, сердито отметая все возражения.

— Он умер — к чему все это? — восклицал кто-то.

— Он нужен нам, — отвечал Геллан.

— Да ведь кровля рухнула, пойми ты! С каждым шагом опасность нового обвала возрастает. Это безумие!

Геллан не слушал никого, боясь, как бы их здравые доводы не возобладали над его решимостью. Он сам знал, что это безумие, — но остановиться не мог. И его люди тоже не могли. Они трудились без устали во тьме, под глыбами готового рухнуть камня.

— Как ты, черт подери, думаешь его найти? Солдаты, бывшие с ним, говорят, что он побежал вперед. Нужны годы, чтобы прорыть эту толщину насквозь, — а веревки были в ста шагах от первого поворота.

— Уйди и оставь нас в покое.

— Ты обезумел, Геллан.

— Уйди, или я убью тебя. К началу вторых суток даже самые стойкие спасатели оставили надежду, но продолжали копать.

— Ты нужен на стене, Геллан. Люди близки к отчаянию.

От этого Геллан отмахнуться не сумел.

— Еще час, — без всякой надежды сказал он. — Через час мы присоединимся к вам.

Карнак очнулся от боли в глазу. Он попробовал шевельнуться и с ужасом вспомнил, что погребен заживо. В панике он начал биться, но камни зашевелились над ним, грозя раздавить. Тогда он затих и стал дышать глубоко и ровно, стараясь успокоиться.

"Почему ты не переоделся к обеду, Карнак?” “На меня упала гора, отец”.

Безумный смех заклокотал в горле, сменившись рыданиями.

"Прекрати — ты же Карнак!” — сказала ему его сила.

"Я кусок мяса, погребенный под грудой камней”, — провизжала в ответ слабость.

Теперь всем его замыслам конец — возможно, оно и к лучшему. Он возомнил в своей гордыне, что способен победить вагрийцев, вышибить их с дренайской земли. Новоявленный герой, он без труда стал бы во главе государства. Эгель не выстоял бы против него. Эгель не умеет повелевать толпой — в нем нет этого дара. Да и мало ли существует способов избавиться от политических соперников?

Такие, как Нездешний, найдутся всегда.

Но теперь не будет ничего — ни пурпурных одежд, ни народного ликования.

И угораздило же его выйти на врага в одиночку!

Нет бы подумать хоть немного. Дундас верно раскусил его: он герой, который притворяется, будто он не таков. «Не такой смертью хотел бы ты умереть, Карнак, — сказала сила, — Где драматизм? Где восхищенная публика?»

Если в лесу падает дерево, никто этого не слышит.