Тартарары для венценосной особы (СИ)

 Анечка отшатнулась от окна, едва не наступив на сидящую на полу Лану, занятую маникюром.

 — Ты слышала?!

 — Что? Ты там приведение что ли увидела? — Лана тут же вскочила, но снегирь, испуганный резким движением по ту сторону стекла, успел улететь.

 — Голос! Ты слышала его голос?

 — Мальцева, обострения у шизофреников обычно случаются весной, а сейчас январь на дворе! Какой голос? С ума сошла от переживаний? — она вернулась на пол и опять начала наводить на ногтях лоск.

 Анечка испуганно смотрела на монотонно двигающуюся пилочку. Какая-то ужасная догадка терзала душу, но никак не оформлялась в стройную фразу.

 — Он ушел… — неожиданно поняла она.

 — Куда он ушел? У него никого нет, кроме вас. Перестань себя накручивать. — Лана сдула пыль с ногтя, покрутила аккуратный пальчик перед глазами. Удовлетворенно улыбнулась.

 — Он ушел навсегда.

 — С чего ты взяла?

 — В Суздале Андрей понял, кто он и откуда, именно поэтому он и светился! Только это могло заставить его быть таким безмерно счастливым! А дома я его затравила, и он ушел, потому что жить со мной под одной крышей ему тяжело!

 — Анька, вон телефон. Позвони ему и скажи, что ты сейчас придешь и поговоришь с ним. Или позови его сюда. Чего ты истерику закатываешь раньше времени? Мы два месяца не могли найти его родню, а тут он съездил в Суздаль и — раз! — сразу же всех нашел! Сказка да и только!

 Анечка дрожащими руками набрала домашний номер. Трубку никто не брал. Она позвонила ему на мобильный. Абонент временно недоступен. Анечка почувствовала, как земля уходит из-под ног. Он ушел. Навсегда.

 ***

 Он скитался по городу уже несколько часов, голодный, замерзший, промокший под отвратительным зимним дождем. Он был в кафе, где с друзьями когда-то пил кофе по-мексикански и ел вкусный черный-черный ржаной хлеб в белой обсыпке. Он вспомнил, что девочка, большая сладкоежка, заказывала себе яблочный штрудель с ванильным соусом. Маленький кусочек стоил дорого и был не особо вкусным. Вскоре она переключилась на черный-черный ржаной хлеб, утверждая, что около ее дома такой вкуснятины не продается. Он вспомнил, как им было хорошо втроем, весело.

 Влажные, покрытые испариной, минуты утекают, растворяются, рассыпаются, как давно облетевшие с деревьев листья. Скоро все закончится...

 Кудлатое небо ползает грязно-оранжевым брюхом по ночному городу, пытаясь удобнее устроиться: ему предстоит долгая спячка, почти забвение на долгие месяцы. Сильный морозный ветер выхолаживает душу, словно пытается выдуть из нее согревающую любовь. Ледяной дождь промочил одежду и обувь. Ноги ничего не чувствуют. По лицу стекают капли. Как слезы…

 Дождь шепчет твоё имя… Будто хочет напомнить, как мне тебя не хватает… Дождь плачет... И его слёзы текут по моим щекам… Я так люблю тебя… Мне так тебя не хватает…

 Он шел по улице к кафе, где они с другом пили пунш и ждали подругу, застрявшую в магазине. В голове опять звучал голос, утверждающий, что промокшие ноги лучше всего согреет горячий кофе… Он грустно улыбнулся. Ему так хотелось вернуться к родным, к маме и папе, к брату и сестре… Вот кто были эти люди! Это его брат и сестра! А если он, Великий Мастер из другого Мира, бывает здесь с братом и сестрой, то где-то должен быть переход! Иначе как бы они попадали сюда. Однако, возникал и другой вопрос: зачем им, людям из другого Мира, приходить сюда? Но, если они приходили в этот Мир, значит, они могут искать его здесь! И все что ему надо — пойти им на встречу! Туда, куда приведет хищная птица!

 Было около десяти вечера, когда он, продрогший до костей, спустился в метро. Телефон он выключил специально: не хотелось объяснять Мальцевым, что сейчас ему надо побыть одному, подумать, решить, как быть с Анечкой, что делать с ориентиром.

 Анечка… Анюта… Милая замечательная девочка. Что же ты наделала? Зачем так жестоко поступила со мной? В чем моя вина? Сейчас мы бы шли с тобой по этим улицам вместе, держась за руки, и болтали, болтали, болтали! Твой звонкий голос, твоя улыбка, твое прикосновение все это так важно для меня, так необходимо! Глупышка, почему ты мне не доверяешь? Зачем делаешь больно, когда мне и так плохо и одиноко…

 Он не заметил, как проехал несколько кругов по кольцевой линии.

 На душе скреблись кошки. Он и не предполагал, что ему может быть так больно от поступков взбалмошной девчонки. Он вспоминал ее улыбку, такую милую, такую дерзкую. Ее глаза — голубые, словно Средиземное море. Мятые и взлохмаченные волосы по утрам. Желтую пижаму в смешных сиреневых утятах. Перед глазами стояло ее растерявшееся лицо, когда в больнице он повел себя не так, как она ожидала. Анюта…

 Их высадили из поезда на станции «Павелецкая». Он перешел на другую линию, заскочил в вагон и вновь сжался на сидении, погрузившись в собственные мысли, не замечая мелькающих за окном станций.

 А тот поцелуй… Он и не думал ни о чем таком. Сейчас, конечно, он может признаться себе, что боялся думать о чем-то большем, чем дружба. Ее губы. Мягкие губы. От них всегда пахло карамелькой, и на вкус они были сладкие. Их хотелось целовать и целовать. Каждую минуту, каждое мгновение ему хотелось прикасаться к этим сладким губкам.

 — Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Белорусская». Поезд следует до станции «Сокол».

 Почему он не позволял себе любить? Почему боялся и страшился этого чувства?

 Аня, ты же всегда помогала мне, поддерживала, выручала. Ты была другом, настоящим, другом, которым я так гордился, которому доверял. В лесу, маленькая и беззащитная, ты вдруг стала сильной и смелой, бросившись на взрослого мужика, защищая меня, перепуганного до полуобморока. Если бы не ты, я обязательно бы погиб. И это легкое касание моей щеки в Можайской больнице. В мире нет ничего слаще и волнительней того поцелуя. Первого поцелуя…

 — Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Динамо». Поезд следует до станции «Сокол». До «Сокола» поезд.

 А потом в больнице, когда она гладила его по лицу, едва касаясь холодным пальчиком горячей разбитой кожи, он понял, что нет никого лучше этой родной девочки. И он готов был отдать все на свете, лишь бы эти пальчики и дальше гладили его по лицу, снимая боль, залечивая душевные раны.

 — Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Аэропорт». Будьте внимательны, поезд следует до станции «Сокол». До «Сокола» поезд.

 А с каким упоением они целовались в больнице после второго сотрясения мозга. Сначала маленькими поцелуями осыпали губы друг друга. Робко, несмело. Словно прислушиваясь к себе. Потом смелее, пробуя… Он заставил замолчать поток мыслей. Сознание было возбуждено до предела. Он так явно чувствовал сейчас ее вкус, что не мог совладать с собой. Сердце в груди колотилось быстро-быстро. Поясницу и живот дергало.

 — «Сокол». Просьба освободить вагоны, поезд отправляется в депо.

 Он вышел на платформу и огляделся, пытаясь понять, куда его привезли. На стене красивыми буквами написано «Сокол». Он удивленно уставился на надпись. Сокол!!!

 Хищная птица поможет тебе!

 Он, бессмысленно шатаясь по городу и катаясь в метро, полностью доверив свое тело ногам, нашел ключ! Совершенно случайно!

 Он рванул вверх, в город.

 Все здесь казалось знакомым! Грохочущие трамваи, гул Ленинградского проспекта. Продуктовый магазин на углу большого дома, где они с братом всегда покупали пирожные для сестры. В этой палатке они брали миндаль в шоколаде! А в этом ларьке сестренка приобретала любимые журналы! Если перейти на другую сторону проспекта, то будет книжный магазин, где он сам проводил многие часы, выискивая интересные книги! Он схватился за голову и заставил себя успокоиться. Надо отключить сейчас любые мысли по поводу этого района. Надо довериться ногам. Они здесь были. Они найдут то, что надо. Будет ли это место переходом в его мир или это будет что-то иное, но в любом случае, там он найдет себя, своих родных и сможет вернуться домой. Мальчик сделал глубокий вдох, словно собирался нырнуть на глубину, и пошел вперед, куда глаза глядят.