Одаренные проклятием (СИ)

  Реальный мир исчез, растаял как предрассветная дымка, и взору открылось то, что Ворон, кажется, называет Миром-за-гранью. Это было ужасно. Тьма, холодная и равнодушная ко всему, скрывает очертания чего-то черного - нельзя увидеть или услышать, только почувствовать - и это черное... оно смотрит на меня тяжелым, пронзающим насквозь взглядом и тянет ко мне когтистые щупальца, желая поймать, схватить, выпить жизнь до капли...

  Я отшатнулась, отскочила от стола, прижимая руки к груди - сердце отозвалось острой болью. Сомнений не было, это ТА САМАЯ книга. Неизвестно, какими путями, но она вновь оказалась в человеческих руках, и зло жаждет прорваться в мир живых. В мой родной мир. Я набрала в грудь побольше воздуха и молниеносно - мысль не поспевает за рукой - вырвала из книги три страницы, которые едва заметно светились, получив толику моей силы. Все правильно, именно они содержат описание вызова Пятого божества и соответствующее заклинание.

  Книга ответила всплеском невидимого пламени, от которого обуглилась стена, стол и место, где я только что стояла - все, кроме самой книги. Я, сорвав занавеску, плюхнулась спиной на ковер и судорожно хватала ртом воздух, прижимая к груди страницы со страшным заклинанием и кинжал. Еще бы секунда и... Но я успела. Успела! Я смахнула со лба капельки пота и кое-как, корчась от боли в ушибленной спине, встала на противно трясущиеся ноги, сунула кинжал за ремень, спрятала листы с заклятием в карман брюк и...

  - Мир тесен, не находишь, дорогуша? - глумливо раздалось над ухом, и чьи-то грубые пальцы больно вцепились в плечо.

  Я, наконец, вспомнила, кому принадлежит этот мерзкий голос, и похолодела. От этого человека не приходилось ждать ничего хорошего. Я медленно, будто не веря своей догадке, повернула голову.

  - И надо же было такому случиться, что сбежавшая девка - это именно ты, - зло сверкнул глазами Павел, муж моей сестры. - Все-таки есть на земле справедливость.

  Я молчала, пытаясь отстраниться, насколько это было возможно. Находиться рядом, смотреть на него, дышать одним воздухом с этим подонком было противно. Но я терпела. Пока я еще могла терпеть, чему немало способствовали четыре параллельные красные полосы, след моих ногтей, основательно подпортившие глянцевый фасад магистра. Кажется, они еще сочились кровью.

  - Как только я увидел следы на лестнице, сразу понял, где тебя искать, дорогуша, - осклабился Павел, но гнусная ухмылка тут же превратилась в страдальческую гримасу. Наверное, ему больно улыбаться. Глубокие царапины заживают долго. - Ты, моя птичка, сама, по доброй воле залетела в клетку. И так уж получилось, что я - твоя последняя надежда пожить еще немного. Если придурки, мои братья и сестры то бишь, узнают, где ты, тебе придется ой как несладко. Хочешь, намекну им, где искать пропажу?

  Я замотала головой, пытаясь высвободить руку, но магистр лишь сильнее сжал пальцы, словно желая размозжить кости, и от боли у меня сами собой брызнули слезы.

  - Конечно, не хочешь. Ты ведь не совсем дура, верно? - хохотнул магистр и отшвырнул меня к столу с книгой. - А я бы так и сделал, но, к сожалению, не могу, кое-кому ты нужна живой.

  - Кому? - чуть слышно спросила я, притворяясь испуганной до дрожи в коленках. Удивительно: я его не боялась. Вернее, поначалу страх был, но быстро улетучился, его место заняла злость. И вместе с ней в душу закралось понимание: я обязана выбраться отсюда живой, спасти тех людей, пассажиров взорвавшегося автобуса, и мою сестру. - Кому я нужна?

  - Тебе не все ли равно, а? - Павел поморщился и непроизвольно дотронулся до расцарапанной щеки, а я опять почувствовала удовлетворение, и изо всех сил старалась не показывать этого. - Одно могу сказать точно: в живых тебя не оставят, так что можешь начинать замаливать грехи, Дарочка.

  Сейчас из него несложно будет вытянуть нужные сведения: Павел торжествует - еще бы, ведь он, не прилагая ни малейших усилий, поймал сбежавшую жертву адепта Пятого, и награда не заставит себя ждать - он горд и в отличном настроении, чем я и решила воспользоваться. А такому только повод покрасоваться дай - не отстанет, пока всю жизнь свою не перескажет.

  - А Аня? - не отставала я, незаметно нащупав рукоять кинжала, скрытого в складках балахона. - Почему отравили ее?

  Павел заинтересованно вскинул бровь, потом, выдерживая театральную паузу, отвернулся к мини-бару, достал бутылку коньяка, сделал большой глоток прямо из горлышка и только тогда соизволил ответить.

  - Сама докумекала или подсказал кто?

  - Примерно пятьдесят на пятьдесят, - буркнула я.

  На миг неожиданно для себя самой я вышла из образа маленькой запуганной дурочки, явив нежелание сдаваться и готовность к бою - спасибо клокотавшей внутри злости! Прав Ворон, снова прав: она плохой союзник, и, если я не хочу так глупо погибнуть, придется поискать других союзников. Желание выжить, например, или родную сестру с таким трудом гасимой злости - справедливость. Да, так будет правильно.

  К счастью, Павел был так уверен в себе и в моей беспомощности, что ничего не заметил: он развалился на кровати, неспешно потягивал коньяк и с нескрываемой ненавистью смотрел на меня. Он ничего не знал ни о Вороне, ни о моем ученичестве.

  - Анька-то? Я и женился на ней только для того, чтобы быть к тебе поближе. Так пожелала Верховная. А потом... потом твоя сестра стала чем-то вроде приманки, чтобы ты, Дарочка, не могла отказаться от предложения, которое Верховная собирается тебе сделать. Хотя, по секрету сказать, отказаться от этого предложения ты не смогла бы, даже если бы очень захотела. Да и носит оно очень, так сказать, формальный характер.

  И Павел, довольный собой, рассмеялся и скользнул по мне затуманенным алкоголем взглядом, отчего я невольно вжалась в стену, однако нашла в себе силы играть роль до конца.

  - Что за предложение? - я говорила тихо и буквально заставляла себя смотреть в рыбьи глаза этого мерзавца, причем с выражением полнейшей покорности судьбе. - И что за Верховная?

  - Пусть это будет для тебя сюрпризом, Дарочка, но, не скрою, неприятным, - ухмыльнулся он, вальяжно потягиваясь, потом отставил в сторону полупустую бутылку и, встав, неспешно направился ко мне. - Скажу лишь одно: эта ночь станет для тебя последней. Я тебя заинтриговал?

  Он был уже совсем рядом, и удушливая волна ненависти, исходившая от него, казалось, опутала меня плотным незримым коконом, не давая вдохнуть. Запах алкоголя и дорогого парфюма ударил в нос, отчего желудок сжало судорогой, и его содержимое устремилось обратно. Я прижала свободную руку к животу и сжалась в комок, стараясь не дышать. Вроде бы помогло. И потом, рука, удерживающая кинжал, мою единственную надежду на спасение, в складках балахона, так выглядела гораздо естественнее.

  - Скоро сюда прибудет Верховная, - гнусным голосом протянул Павел и грубо сгреб пятерней мои волосы, заставляя смотреть ему в лицо, - у тебя максимум три часа на то, чтобы попрощаться с жизнью.

  Похоже, мой страх, пусть и фальшивый, доставляет ему удовольствие. Или он настолько пьян, что не замечает, какая отвратительная из меня актриса? Или актриса из меня не такая уж плохая?

  - Клянусь Пятым, детка, эти три часа не покажутся тебе худшими в твоей жизни, - развязно хохотнул он - мне нравятся строптивые крошки. Их так приятно усмирять. Впрочем, если будешь хорошей девочкой, я разрешу тебе напиться до свинячьего визга - так ты ничего не почувствуешь, когда... Впрочем, я обещал, что это будет сюрприз!

  Он швырнул меня на ковер и тяжелой, давящей тушей навалился сверху, грязно возя лапами по моему телу. Содрогаясь от отвращения, я вцепилась в кинжал так, что заболели пальцы, и дернулась всем телом, пытаясь вырваться, но мерзавец-магистр был сильнее. А потом чей-то голос у меня в голове коротко и ясно сказал: 'Бей!' И я, зажмурившись от ужаса и до крови закусив губу, чтобы не закричать, по самую рукоять вонзила кинжал в бок Павла, куда-то в область грудной клетки. Он страшно захрипел и мгновенно обмяк. Кое-как я выбралась из-под каменно-тяжелого тела, прижалась к стене, будто стремясь в ней раствориться, и круглыми от ужаса глазами смотрела на мертвого магистра. Раньше я никогда не видела покойников, но с одного взгляда поняла, что Павел мертв, и это я убила его, пусть защищаясь, но убила. Как же это страшно - убивать! Ноги будто превратились в кисель, и я, сжавшись в судорожно подергивающийся комок, уткнулась лицом в ковер и беззвучно скулила, желая лишь одного: проснуться в своей комнате на диванчике и облегченно вздохнуть, понимая, что все произошедшее было лишь сном, ночным кошмаром. Я не помню, как оказалась у кровати, как в руках у меня оказалась полупустая бутылка с коньяком и как ухитрилась одним глотком выпить почти половину того, что оставалось в бутылке. Горло полыхнуло огнем, внутренности отозвались спазмом, но стало легче. По крайней мере, в голове прояснилось.