Предназначение. Сын своего отца

Не нужно быть чересчур проницательным, чтобы догадаться, что герцог Расс уже

через два дня после ночного происшествия отправил в путь двадцать своих рыцарей

устанавливать в невесть откуда взявшейся деревушке власть короля Томаса. Естественно, старостой деревни стал пронырливый слуга, удачно чередовавший лесть, уговоры и

элементы садизма в последней исповеди Саймона Болла.

Марс Донито родился уже в Гнилом Тупике и дальше замка Расс никогда не ездил: путешествовать не позволяли заботы. Что и говорить, управлять потомками

первопоселенцев было сложно. Но господин Донито унаследовал от своего папаши, первого здешнего старосты, способность ладить с людьми, так ярко проявившуюся в ночь

кончины бедолаги Болла. Благодаря его стараниям герцог Талк Расс, сын старого герцога, мог теперь посоперничать в богатстве с самим королѐм, хотя налоги, собираемые с

жителей, чаще всего представляли собой чистую условность. Для селящихся в необжитых

местах по местным правилам полагалось десятилетнее освобождение от любых налогов, и

Рассы никогда не нарушали его. Мало того, они иногда продляли этот срок до пятнадцати

10

лет, понимая важность создания именно крепких крестьянских хозяйств и привлечения

льготами как можно большего числа переселенцев.

Естественно, методы привлечения льготами срабатывали. Кто группами по три-

пять человек, кто в одиночку, а некоторые - целыми караванами проходили мимо замка

Расс со стороны Скалистого Хребта, как называли Восточные горы по эту их сторону.

Проходя мимо замка, люди разбредались по трем дорогам, ведущим на север, восток и юг.

Рассы не думали о сиюминутной выгоде и были рады любому, готовому принести им

доход даже в отдалѐнном будущем.

Нельзя сказать, что Гнилой Тупик очень уж разросся со времѐн находки Болла.

Трудная жизнь в суровом климате не позволяли благоденствовать. И искатели счастья, кто

скопив денег, а кто - разочаровавшись, уходили вниз по речке в город или близлежащие

деревни. Донито не держал их. Чаще всего они уже по несколько раз окупили затраты на

них, а с неудачников и брать было нечего. Тем более что стражники, постоянно

дежурившие на тропе, выпускали лишь тех, кто получил разрешение старосты с

указанием количества уносимых ими камней.

Особо удачливые возвращались в Западные земли. Как правило, через несколько

месяцев после этого из-за поворота реки к широкому каменному крыльцу дома господина

Донито выбредали несколько оборванцев, с надеждой и испугом озирающихся на

покрытые туманом окрестные кручи. Староста, заранее предупрежденный о гостях

бдительной стражей, ухмыляясь в рыжеватую бородку, выслушивал, новости о жизни

бывших подопечных и знакомил вновь прибывших с местными порядками под

одобрительные возгласы толпы сбежавшихся поглазеть старожилов.

По опыту своего отца Марс Донито предпочитал сразу предупредить новичков, что

бежать с добычей некуда: тропу стережѐт стража, а Северные горы одолеть невозможно.

Хотя...

Это случилось пятнадцать лет назад. В тот день, выдавшийся на удивление

солнечным, господин Донито, обедавший после посещения рудников в своѐм доме, грелся

на солнышке во внутреннем дворике, строя планы посещения герцогского замка.

Выскочившая из кухни с ведром отходов служанка вдруг остановилась и ахнула, указывая

рукой куда-то вверх, на склон хребта, мощной грудой вырастающего в нескольких

километрах к северо-западу.

На серо-зеленом склоне едва различимо темнели не то три, не то четыре точки.

Близко, очень близко от гребня. За те полчаса, что староста смотрел в другую сторону, так

высоко взобраться было невозможно.

-Дураки. И себя погубят, и камни.

В его равнодушии к судьбе беглецов сквозила явная досада.

-Да нет же, господин! Они спускаются вниз.

-Не болтай глупостей. С той стороны неоткуда прийти. Слава Всевышнему, мы от

Нордии надежно прикрыты. Хотя... может быть, ты и права. Мне не докладывали, что кто-

нибудь не вышел на работы...

Их встретили у самой деревни. Высокий темноволосый мужчина лет тридцати пяти

в пластокерамическом рыцарском облачении вѐл под уздцы двух коней. На первом лежала

женщина с бледным лицом. Она вряд ли что чувствовала и, наверное, давно свалилась бы

на землю, не будь привязана к животному. На втором, мощном боевом скакуне, в

притороченной корзине испуганный хлопал глазѐнками мальчик лет трѐх - четырех.

Корзину уравновешивало прикреплѐнное к другой стороне вооружение: меч в дорогих

ножнах, арбалет, шлем, походная сума и щит, выкрашенный черной краской.

Рыцарь, пошатываясь от усталости, подвѐл свой маленький караван к Донито,

выделявшемуся среди прочего люда хозяйской осанкой, и заговорил с ним глухим

хриплым голосом:

11

-Я надеюсь, что нахожусь уже во владениях герцога Талка Расса? А это, должно

быть, деревня Гнилой Тупик. Прошу Вас оказать помощь моей семье.

-Но кто Вы, достопочтенный рыцарь? Откуда Вы пришли?

Рыцарь закашлялся, сплюнул выступившую кровь и пошатнулся от приступа

слабости.

-Сейчас это не важно. Неподалѐку от вашей деревни живѐт Исповедник по имени

Пит. Проводите меня к нему. Он должен помочь моей жене.

Мужчина продолжал ещѐ говорить, когда толпа начала расступаться перед седым

стариком лет семидесяти.

-Я знал, что ты придѐшь сегодня, и сам поспешил тебе навстречу.

Кто-то из толпы восхищѐнно зашушукал.

-Но ты, рыцарь, из-за своих ран не сможешь дойти до моего убежища. Мы

проведем ночь в доме Холла, который уступит нам его на сегодня.

Старик несколько секунд жевал губы, а потом всѐ же уточнил:

-Скорее всего, ночь прощания с твоей женой.

Рыцарь вздрогнул, как от удара, и едва не повалился. Подхвативший его молодой

парень громко воскликнул:

-Да у него же вся одежда колом стоит от крови!

-Ведите всех троих в дом Холла, -приказал Исповедник и сам принял мальчика из

рук сердобольной женщины, вынувшей того из корзины. Огромные глаза ребѐнка,

повидавшие уже такого, что и за всю жизнь некоторым взрослым не приходилось

пережить, недоверчиво глядели на щуплого старика в белых одеждах.

-Не бойся, Эрг, всѐ хорошо! -погладил морщинистой рукой по крошечной спинке

старец, и молчаливый малыш крепко прижался к нему. Рыцарь удивлѐнно оглянулся, но

Пит улыбнулся морщинками вокруг глаз и ответил на готовый сорваться с уст мужчины

вопрос.

-Я же Исповедник... И тебе могу сказать совсем не то, чего ты ждѐшь. Гордись тем, что совершил. Всѐ равно правда пробьѐтся на свет. Люди, свершившие несправедливость

раскаются. Я же склоняю пред тобой свою голову за все твои подвиги уже сейчас.

Исповедник, крепко прижав к себе ребѐнка, поклонился едва стоящему на ногах

человеку, не обращая внимания на окружавшую их толпу.

Старик, похоже, действительно знал заранее, кто и когда придет. В его узелке

нашлись именно те снадобья, которые оказались нужны. Вместе со взявшимися ему

помочь, он недолго поколдовал над женщиной, но вскоре выпрямился и покачал головой:

-Слишком поздно. Даже если она придѐт в себя.

Пит накрыл умирающую простыней и отошѐл к еѐ мужу, который тоже без

сознания лежал на другом топчане. Вместе с помощницами он снял с рыцаря доспехи, местами пробитые, и пропитанные ссохшейся кровью одежды, обнажил раны, промыл их

и смазал чем-то пахучим.

На улице уже темнело, когда старец проводил помощниц и зажѐг масляную

лампадку. Малыш, молча сидевший в углу комнаты, переполз подальше от света на

другой конец лавки и замер под немигающим взглядом колдуна. Но тот улыбнулся и, обойдя стол, сел рядом, прижав мальчика сухонькой рукой к своему боку.