Война темной славы

Ли резко убрал свое плечо из-под руки Раунса и засмеялся, увидев, как тот чуть не упал. Я поддержал Раунса.

— Пойдем, Плейфир, у нас много дел. Таррант, увидимся вечером.

— Я поговорю с отцом, Ли, но ничего не обещаю. Если мы не встретимся в поместье, я найду вас на празднике.

— Договорились.

Ли отдал мне честь.

— Сегодня мы начинаем жить по-настоящему, и мир навсегда изменится для нас.

Глава 3

Откровенно говоря, не хотел бы я, чтобы мир менялся резко, и не только потому, что мне было больно видеть слезы мамы, когда она разглаживала мой камзол в тот вечер. Я понимал, что мама очень болезненно переживает мое взросление, и меня пугало, что я ничем не мог ей помочь. Мне казалось, что визит в поместье Лорда мог бы немного отвлечь маму от ее грустных мыслей, поэтому я рассказал отцу про приглашение. Однако убедить его, как я и полагал, было невозможно. Так что этот вечер я провел в кругу семьи, то и дело ловя на себе печальный взгляд мамы.

Праздник проходил во дворце Сената. Все лестницы этого огромного, роскошного здания сходились наверху, в круглой комнате под куполом. Ее украшали портреты и статуи правителей. Самым же увлекательным зрелищем была галерея масок, точнее — копий, сделанных с масок членов Верхней и Нижней палат Сената. Шестнадцать сенаторов Верхней палаты являлись представителями дворянских сословий. Их избирала Нижняя палата, состоявшая из торгового люда и военных дворян. Каждому из них необходимо было знать собственное генеалогическое древо начиная с эпохи Великого Бунта. А поскольку сведениями о своем происхождении располагали очень многие жители Ориозы, в Сенат могли попасть лишь те, у кого имелось еще и определенное состояние.

В ту ночь небольшая галерея Верхней палаты, находившаяся как раз над помещением Нижней палаты, была переполнена музыкантами. Они исполняли множество самых различных песен, обладавших, как издревле считалось, священными свойствами. Чтобы попасть на праздник, мне пришлось пройти по длинному коридору, который заканчивался небольшим лестничным пролетом, ведущим вниз, в прямоугольное помещение палаты. Вдоль стен комнаты размещалась галерея, оснащенная широкими перилами, откуда желающие могли наблюдать за работой палаты. В эту ночь вдоль стены были расставлены стулья для зрителей.

Прежде чем войти, я дождался, пока управляющий праздником, одетый во все красное, дважды ударит жезлом об пол и произнесет мое имя.

— Господин Таррант Хокинс!

Я услышал негромкие аплодисменты, в основном зрителей, а не участников праздника, и спустился по ступенькам.

Моему взору открылся огромный зал. У его дальней стены располагались скамейки. Они спускались от стены подобно ступенькам, по которым я прошел в зал. Одна над другой возвышались деревянные трибуны, на которых обычно восседал спикер палаты вместе со своими советниками. В эту ночь трибуны были украшены гирляндами цветов. Большое серебряное зеркало, напоминавшее луну, висело как раз за креслом спикера. В этом зеркале мы могли видеть собственное, но до чрезвычайности уменьшенное отражение. Трибуну спикера окружали столы, уставленные яствами и напитками. За ними сидели лунные новобранцы.

Я быстро нашел глазами Раунса и занял место рядом. Слуга поднес мне кубок. В нем было самое лучшее красное вино, сухое, но в то же время очень хмельное, с легким сладковатым привкусом. Вино источало аромат ягод, было хорошо выдержано, что удивило меня, поскольку лунным новобранцам всегда давали молодые вина — такие, которым еще предстояло окрепнуть и набрать вкус.

Я улыбнулся Раунсу.

— Хорошее вино.

— Я знаю. Я его сам выбирал.

В этот момент управляющий объявил имя еще одного вновь прибывшего, и раздались аплодисменты.

— Спикер попросил моего отца дать вина для праздника. Отец собирался достать запасы урожая прошлого года, но я попробовал уговорить его спуститься пониже в погреб. Сначала он наотрез отказал, но потом все-таки согласился выполнить мою просьбу — после того как я напомнил, что лунной монетой сейчас платят за то, что позже купят за настоящее золото. Пусть нам запомнится хорошее вино, а не символическое.

— Что верно, то верно.

Я отпил еще немного и поднял кубок.

— Славно рассуждаешь. Но зачем тебе все-таки понадобилась печать трезубца на своей маске?

Раунс ухмыльнулся.

— Начальники хозяйственного снабжения тоже нужны в армии.

— Не припоминаю что-то, чтобы отец рассказывал мне о хорошем вине, выпитом на поле сражении.

— А я внесу изменения в армейские правила.

Он обхватил свой кубок обеими руками и заглянул в него.

— Подумывал я, как ты и предполагал, о Грегоне и даже о Турике.

— О Турике? И ты бы давал клятву верности смерти?

— Этой богине скорее подвластны перемены, а не смерть, но разве смерть не изменила мою судьбу? Я родился сыном торговца, двоюродный брат которого был дворянином. Всю эту благородную ветвь нашего рода свела в могилу какая-то болезнь, а к нам тем временем перешло все их состояние, и таким образом мы поднялись. Я, конечно, с тех пор не изменился, хотя…

Я кивнул в знак согласия. Впервые я встретился с Раунсом в Вальсине еще до того, как его семья получила дворянский титул. Я частенько сопровождал маму, когда она ходила на базар. Там я и узнал о торговцах «Плейфир и сыновья», славящихся своей честностью. Тогда Раунс и я были еще детьми, мы с недоверием смотрели друг на друга. Когда его отец стал дворянином, семейное дело превратилось в торговую компанию «Плейфир и сыновья». Теперь Раунсу предстояло войти в новое общество. Его определили в тот же учебный корпус, в котором учились Ли и я. И поскольку мы трое были крупнее остальных ребят, многие задания нам приходилось выполнять вместе. Так зародилась наша дружба.

— Как говорит мой отец, Раунс, вознагражден будет не тот, чей мундир перед сражением был самым дорогим, а тот, кто устоит в бою. Так вот ты из тех, кто устоит.

— Только если ты будешь рядом.

Раунс хлопнул меня по руке.

— Кстати, готовься. На ужин ты не пришел, так что Ли может быть не в духе.

— Что случается с ним крайне редко, ведь…

Раунс рассмеялся и указал рукой в сторону лестницы.

— Гляди-ка, а вот и малыш Ли.

Удары жезла эхом отозвались в зале. Один, второй… Гул голосов смолк только после третьего удара, а с четвертым в зале воцарилась полная тишина. Управляющий выдержал короткую паузу, чтобы убедиться, что разговоры окончательно умолкли, затем объявил:

— Лорд Босли Норрингтон!

Ли, стоя на верхней ступеньке лестницы, важно кивнул, и зал разразился аплодисментами. Правила праздника обязывали нас надеть в эту ночь что-нибудь белое, в тон белым лунным маскам. На мне и Раунсе были белоснежные сорочки. Ли и тут превзошел всех, надев белый атласный камзол с кружевами на шее и манжетах, белые брюки из такого же атласа, доходившие до коленей, а также белые чулки. На нем были невысокие туфли из белой кожи, на них сверкали серебряные пряжки.

Ли степенно спускался по лестнице, улыбаясь. Он поприветствовал жестом зрителей в нижних рядах, а потом кивнул головой сидящим наверху. Ли был в своей стихии, сотни глаз восхищались им в этот момент. Отец говорил мне, что так повелось с самого рождения, поскольку Ли был первенцем и сыном лорда Норрингтона. Из мальчика вырос мужчина, привыкший к постоянному вниманию к собственной персоне, испытывавший дискомфорт, если такового не получал.

Мы с Раунсом переглянулись и засмеялись. Ли спустился с лестницы и направился в нашу сторону, то и дело останавливаясь, чтобы кивнуть головой какой-нибудь хихикающей девице. Пока он пробирался к нам, я успел допить вино, а Раунс уже принялся за новый кубок.

Ли возник передо мной совершенно неожиданно — и улыбнулся.

— А вот и Таррант! Надо же, и Раунс здесь!

Я усмехнулся.

— Скажи еще, что ты нас не искал и не ожидал здесь встретить.

— Ну что вы, конечно, искал, мои дорогие друзья, но они не должны об этом знать. — При этих словах Ли обвел глазами галерею зрителей. — Не то им почудится, будто я такой слабый, что и минуты не могу прожить без моих друзей.