Адская практика (Дело о неприкаянной душе)

— Наверное, дрова под котлы подкладывать заставят, — буркнул Ксефон, но его никто не слушал. Сегодня определенно был не его день.

Я же вдохновенно врал, отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы:

— Счастливчик? Что значит счастливчик? Кто счастливчик, а кто долго и напряженно готовился. Я еще в начале года написал письмо в министерство, потом проходил разные тесты. Меня отобрали из сотни… нет, тысячи кандидатов. А вчера я лично был в министерстве у администратора, и мне сообщили, что я прошел конкурс. А вы говорите счастливчик.

— У-ух, — восхищенно вздохнул класс.

— Э-эх, — возмутился Кронт. — И ты мне ничего не сказал? Я бы, может, тоже прошел?

Это я оставил без комментариев. Только свысока оглядел Кронта, явственно дав понять, что думаю по поводу этого заявления. Да он и сам это прекрасно знал.

— Чем заниматься буду, — продолжил я врать, — еще не знаю. Но возможно, сам администратор возьмет меня к себе в помощники. — Тут я понял, что заврался, и поспешил поправиться, пока не разоблачили. — Ну это я, конечно, загнул. Однако, скорее всего, буду работать вместе с ним. Почту там сортировать, личные дела грешников просматривать.

— У-ух, — опять раздался общий восхищенный вздох.

— Ну ладно, ребята. — Я кивнул всем головой, изобразив важного господина. — Сами понимаете, мне пора. К четырем быть в министерстве, а до этого еще надо подобрать одежду подходящую, дела разные переделать. Пока.

Я поспешно выскочил в коридор и кинулся в сторону. И вовсе не к выходу. Как я и подозревал, за мной помчались несколько ребят. Из-за угла я проследил, как они в попытке отыскать меня направились к главному выходу из школы. Во главе компании я углядел Ксефона. Мысленно посмеиваясь над ними, я направился к черному входу. С какой целью Ксефон и его компания бросилась за мной, догадаться было не трудно. Нет, сегодня определенно не его день.

Проходя мимо кабинета директора, я услышал голос нашего классного. Разве я мог упустить такую возможность? Прошмыгнув в приемную, я тут же спрятался за шкаф.

— Господин директор, это возмутительно! Он ведет себя вызывающе! Совершенно не уважает педагогов!

О ком это Викеша?

— Господин Викентий, я вас не понимаю. Об этом ученике от других учителей я слышал только хорошее. И вы знаете, какая честь оказана нашей школе? Его вызвали проходить практику в самом министерстве наказаний.

Ого, а разговор-то, похоже, обо мне. Становится все интересней и интересней.

— Об этом я и хочу поговорить. Я не считаю, что такой несобранный, невоспитанный черт сможет должным образом поддержать честь нашей школы.

— Ну полно вам, господин Викентий. Он один из лучших учеников.

— И тем не менее я настаиваю на том, чтобы сменить его. Я могу предложить вам другого кандидата. Воспитанного, толкового.

— Господин Викентий, мне кажется, вы не совсем понимаете. Это была конкретная заявка. Ни вы, ни я ничего поменять здесь не можем, даже если бы я и хотел это сделать. Никак не пойму вашего плохого отношения к этому ребенку. Он толковый мальчик. Можно сказать, даже талантливый. Поверьте мне, он далеко пойдет.

— Господин директор, я… я тогда настаиваю на проверке. Раз мы ничего не можем сделать с переназначением, то я настаиваю, чтобы была проверка.

— Что вы хотите?

— Узнать его задание на летней практике и попытаться ему помешать. Если Эзергиль и правда так хорош, как вы о нем говорите, то он справится.

— Господин Викентий, вы забываетесь! Вы считаете… а впрочем… — Директор вдруг замолчал и задумался. Я затаил дыхание. Еще бы, ведь сейчас решалась моя судьба. Интересно, какие мои шансы, если против меня выступит Викентий. Это не по правилам!!! — Это не по правилам, — словно прочитал мои мысли директор. — Кстати, а кого вы хотели отправить на практику в министерство вместо Эзергиля?

— Ксефона, господин директор. Толковый парнишка, настоящий черт.

— Ага, знаю-знаю. Наслышан. — В голосе директора не было никакой радости оттого, что он слышал об этом протеже Викентия. — Вот что, господин Викентий, вы, видно, забыли древнее правило. Учителя не могут вмешиваться в практику своих воспитанников. Ни вы, ни я, никто не может это сделать. Задание дети должны выполнять самостоятельно. Однако ваша идея мне понравилась. Как я понял, вы предлагали вместо Эзергиля Ксефона? Отлично. В таком случае я назначаю Ксефону задание. Пусть он помешает Эзергилю выполнить его практику. И если этот Ксефон так хорош, как вы говорите, то он без труда справится с этой задачей.

— Господин директор!..

— Что? Разве несправедливо? По-моему, справедливо. Ваш протеже против моего. Более того, я готов поставить на успех Эзергиля две тысячи монет. Вы готовы поддержать мою ставку?

— У Эзергиля нет никаких шансов против Ксефона. Ксефон — настоящий черт, а Эзергиль не поймешь кто. Ангелочек!

— Господин Викентий, не оскорбляйте учеников в моем присутствии. Вы готовы поддержать ставку?

— Вы можете попрощаться со своими монетами. Но только не вмешивайтесь в это дело на стороне Эзергиля.

— А вы на стороне Ксефона. Скрепим наш договор кровью.

Судя по возникшей паузе, Викентий как раз и собирался вмешаться на стороне Ксефона. Однако нарушить договор, скрепленный кровью, он не осмелится. Я самым внимательным образом прослушал те пункты, которые внесли Викентий и директор в договор. Еще бы мне не слушать — от этого напрямую зависел успех моей практики. В конце я едва не завопил от восторга. Договор исключал вообще какое-либо вмешательство со стороны спорщиков. Они не могли воздействовать на наше противоборство с Ксефоном ни прямо, ни косвенно. Не могли никому даже сообщить о споре до его прекращения после победы одной из сторон иначе, чем по взаимной договоренности и согласии обеих спорящих сторон. Не могли никого нанять для вмешательства. Нет, о директоре я всегда был высокого мнения, но после подобного оно поднялось еще выше. Как я ни старался, но так и не смог придумать ни одного способа обойти этот договор. А раз вмешательство в спор со стороны Викентия мне не грозило, то с Ксефоном я разберусь и сам. Судя по недовольству, звучащему в голосе Викентия, он тоже понимал, что его вмешательство в спор исключили напрочь.

— Можно было и не так сделать.

— Можно и не так, — согласился директор. — Итак, я позвоню в министерство наказаний и сообщу им о возникшем споре. Думаю, они согласятся предоставить допуск вашему Ксефону. А там уж пусть он действует сам.

— А вы ничего не можете сказать Эзергилю! По условию договора вы не можете ему ничего говорить о споре.

— О, не переживайте, господин Викентий. От меня Эзергиль ничего не узнает. Ни от меня, ни от кого другого. Однако как бы он не узнал все от вас.

Викентий фыркнул и вышел из кабинета. На миг я испугался, что он меня увидит, но учитель выскочил так быстро, что вряд ли меня разглядел.

— Любишь подслушивать? — раздался вдруг веселый голос.

Я вздохнул. Раз застукали, то прятаться смысла не имеет. Я вышел и виновато опустил голову.

— Ты тут виноватого мне не строй, — усмехнулся директор. — Все равно не поверю. Спрашивать, все ли ты слышал, я не буду. И так знаю, что все.

— А как вы узнали, что я тут?

— Ха, хочешь это знать? Пожалуйста. Рановато вам, молодым, еще тягаться со старой гвардией. Парень ты, конечно, талантливый, но… Вот смотри. Видишь этого паучка? Думаешь, я зря запрещаю его уборщице смахивать? Он сидит себе в углу и плетет себе свою паутину. А я вижу все, что видит он. Теперь понял?

— Понял, — вздохнул я. Как же я не подумал, что директор может присматривать за своим кабинетом, даже если его в нем нет? «Самонадеянный болван», — обругал я себя.

— В таком случае поговорим о более важных делах. Раз уж ты все узнал о нашем споре… причем не от меня, а от, — тут директор фыркнул, — самого Викентия, то я ничего не нарушу, если кое-что объясню тебе. Викентий несколько напыщен и имеет слишком высокое мнение о своих способностях. Думаю, проучить его будет полезно. Ты видишь, как я верю в тебя? Я даже поставил на твою победу две тысячи монет. Эзергиль, не разочаруй меня.