Свет во мраке

Результат — первая боевая стычка завершилась ужасно, но гномы многое уяснили, многое пережили, почувствовали каково это. На ужин была свинина. Не бросать же мясо, благо отбивать для мягкости не понадобилось — все проделали еще при жизни несчастных свинок. Мясо оказалось вкусным, сочным, победным. На именно такой трапезе настоял Рикар — гномы Медерубы сами освежевали туши под неусыпным надзором здоровяка, разрезали на куски, пожарили, сварили, съели. Первая в их жизни пища полученная не как подачка за рабскую работу, а добытая самостоятельно, с кровью и болью. Такое они не забудут никогда. Вкус и запах горячего мяса и обжигающего сока никогда не ослабнет в их памяти.

Сегодня же нам «подвернулся» малый отряд аж из семи шурдов и двух гоблинов. Разведчики высмотрели их загодя, тихонько мне сообщили, и мы быстро придумали план, сумевший продержаться не больше минуты от своего начала, а потом рухнувший и рассыпавшийся.

Проклятье. Как смотрю на неумелую схватку, так мне нехорошо становится…

Перед тем как «натравить» Медерубов на шурдов, Литас, Рикар и пара воинов провернули небольшое действо по молниеносному захвату обоих гоблинов и двух шурдов что поважнее и поцелее с виду. Все проделали быстро, после чего пугнули завывших врагов, погнав сквозь заросли в сторону основного отряда. Сами успели их обогнать верхами, загодя прибыв к началу боя.

И нам удалось «насладиться» крайне неслаженной атакой на жидкие силы трусливого противника, сумевшего все же огрызнуться перед смертью. Основную часть битвы я не увидел из-за спин сгрудившихся Медерубов, толком ничего не услышал из-за их же криков. Но Тикса вон он — держится за нос, что-то злобно орет, по подбородку стекает кровь. Опять досталось непоседе — а ведь он подбежал, когда все уже закончилось.

— Самое малое шестеро раненых — скорбно вздохнул Рикар.

— Семеро — поправил его Литас столь же печальным голосом.

— Да вы шутите! — в бессильной злобе зарычал я — У них же доспехи! Шурдов было пять и они едва не померли при одном только виде несущейся на них толпы! И при этом семерым нашим пустили кровь? Ох…! Помогите раненым. Объявляйте стоянку!

— Дгуг Ковис, Дгуг Ковис — пробубнил подошедший Тикса, глядя на меня с крайне несчастным видом и по-прежнему не отпуская разбитый нос.

— Чего?

— Медевубы вплавивают — шувдов тозе кушать надо?

— Этих кушать не надо — с трудом разобрался я в гнусавых словах коротышки и дал успокаивающий ответ.

— Надо-надо! — громко загундосил мстительный Тикса, обращаясь к столпившимся сородичам — Вироко! Вироко!

— Не надо! — рыкнул я, раздраженно сдирая шлем — Разбиваем лагерь! Тикса, уйми кровь из носа, утри слезы обиды и ступай за хворостом! Но не один! Лени! Пойдешь с Тиксой!

— Да, господин!

— Литас, куда засунули пленников? Пойду душу отведу, пообщаюсь с ними.

— За теми кустами, господин. Связаны. С ними двое наших.

— Отлично — кивнул я, шагая к зарослям. Следом за мной отправились ниргалы, не пожелавшие оставить меня в одиночестве.

Плененные шурды и гоблины лежали смирно. Во рты заткнуты кляпы вырезанные из одежды, колени и локти туго перехвачены ремнями. Поодаль лежат поясные сумки, мешки, оружие. Сразу можно охватить взглядом всю картину. Мои воины постарались, приготовили все для меня. А вон и два охранника, начавших присматривать за пленниками после завершения горе схватки.

По искаженным лицам обычных пещерных гоблинов сразу становилось ясно — эти расскажут все что знают и все что смогут придумать. Сделают что угодно ради сохранения жизни. В неистовой жажде жизни обвинить их не могу, равно как и в прислуживании уродливым собратьям.

Шурды… мерзкие лица глядят на меня со страхом, но мелькает и слабый оттенок ненависти в глазах. Они до чертиков испуганы, но многовековая ненависть к людям никуда не могла исчезнуть, ее невозможно скрыть. Но все же главным чувством у всей четверки пленников был страх.

— Они не разведчики — подытожил я, оглядев чересчур разную одежду врагов, выложенные из сумок пожитки, продовольствие, тяжелый кособокий котелок, развязанный мешочек с непонятным зерном.

— Да, господин — подтвердил мое предположение один из воинов, тот, что постарше и шире в плечах — В разведку вяленое мясо берут, да краюху хлеба. А не крупу и котелок.

— Дезертиры — усмехнулся я, подходя к воинам и говоря шепотом — Как пить дать. Ни одного костяного паука рядом, нет и захудалого мертвяка. А гоблины… они рабы, им приказали, и они пошли, таща на себе пожитки. И шли в сторону моря, на юго-юго-запад, тогда как Тарис идет на северо-запад. Вот это да… Что же они от любимого бога убегать начали, а? Вытащите им кляпы.

Сначала возможность говорить вернули гоблинам, и я содрогнулся от обрушившегося на меня жалобного верещания. Гоблины не рассказывали ничего, не спрашивали ничего. Он молили лишь об одном — о сохранении жизни.

— Тихо! — крикнул я, заставляя мелкий народец умолкнуть — Слушайте сюда, гоблины. Не тряситесь за свою жизнь. Вас отведут прочь, дадут поесть, посадят у костра, вы согреетесь. Потом приду я и начну задавать вопросы, а в обмен захочу услышать подробные ответы. Уберите их.

На двух пленников стало меньше, но это к лучшему. У шурдов куда более развито воображение, искореженным темной магией уродцам не занимать фантазии. Вдруг да придумают что-то, а гоблины подхватят, по простодушности своей, приняв за чистую правду. Пусть мозги гоблинов останутся незамутненными.

Я нагнулся, выдернул из клыкастых ртов жеванные слюнявые тряпки и снова сморщился. Опять послышалось истошное визжание и мольбы сохранить жизнь. Шурдов трясло от страха, на лицах написано только одно: мы не хотим умирать.

— Тихо! — велел я, отбросив тряпки и подняв с земли небольшой камень. Пальцы сжались, зажатый в железной перчатке камень захрустел, раскололся пополам, затем раздробился на мелкие кусочки, вниз посыпалась крупная каменная крошка.

— Я стану задавать вопросы. Вы будете отвечать. По очереди, без заминок, только правду. У меня нет времени на хитрые допросы, но я нутром почую, когда кто-то из вас солжет. И сразу же проделаю с его коленной чашечкой то же самое, что и с этим камнем — я разжал пальцы, ссыпал дробленые кусочки, сдул с ладони остатки каменной пыли.

— А наши жизни? Наши жизни?

— Ваши жизни ценны для меня — ответил я.

— Мы ответим на все вопросы — хрипло произнес один, другой шурд поспешно закивал.

— Отлично — мягко улыбнулся я — Тогда начнем. Почему шли в эту сторону? Для чего вас послали?…

Спустя довольно продолжительный промежуток времени я вышел из зарослей кустарника. За моей спиной лежало два трупа, не сохранивших в мертвой плоти ни единой капли жизненной силы. Я не солгал — их жизни были крайне важны для меня, жаль просто убить их, позволив драгоценной силе рассеяться в воздухе. Поэтому я выпил их жизни, перелив энергию в себя. Оставлять же шурдов в живых… какая глупая шутка. Эти твари сдохнут поголовно, вымрут до единого и я сделаю все, чтобы приблизить этот сладостный день.

Осталось уточнить и перепроверить полученные сведения при помощи гоблинов. Сделаю это на ходу, нам пора вновь пускаться следом за армией Тариса. Я оказался прав, предположив, что шурды ударились в бега. Они действительно оказались дезертирами.

Почему?

Мне самому было интересно узнать, и я не поленился спросить.

— Ведь он Бог шурдов — напомнил я уродцам.

— Он Губитель шурдов! — сверкнул глазами темный гоблин, с ненавистью скрипнув клыками — Губитель!

Тарис опустошил не только столицу шурдов, их главный город в Диких Землях. Он поставил под свои знамена население встреченных на пути шурдских гнездовищ, причем забирал всех, кто мог пройти десять шагов и не упасть — этого было достаточно! Иногда Тарис забирал и тех, кто мог только ползать — таких грузили на волокуши и они отправлялись в боевой поход в лежачем положении, порой стоная в забытьи, пребывая в горячечном бреду! И с каждым днем все становилось хуже и хуже. Теперь в армию Тариса Некроманта, Великого Бога, Покровителя Шурдов, Отца Шурдов, годились не только мужчины, но и самки! Он начал грести всех подряд: женщин, подростков, тех, чьи волосы давно уж поредели и засеребрились! Последние три шурдских гнездовища были взяты Тарисом подчистую! — он забрал всех до единого! Норы остались пусты! В боевой поход отправились и младенцы! О Тьма! Что же это?