Чёрный менестрель (СИ)

Затянувшееся после этой тирады молчание прервал Изя:

- Ой, да что же вы такое говорите, неужели нам здесь придётся жить среди необрезанных?

- И очень тихо, - ответил ему маг, который не понял юмора и продолжал пояснять. - То, чем вы здесь в шалаше занимались, карается сажанием на кол, это если вас поймают светские власти, а если церковные...

- Я интересуюсь знать, неужели и здесь-таки преследуют избранный народ? - перебил его Изя.

- Так у вас тех, кто занимается мужеложеством, называют "избранным народом"? - уточнил маг.

- Бросьте этих штучек, - возмутился Израэль, и посетовал:

- Что вы скажете за это несчастье?

- "Избранному народу" прямой путь в земли барона Алерта, - посоветовал Диргиниус.

- А что это за барон Алерт? - спросил Голушко, сразу "выцепивший" главное в разговоре.

- Барон Алерт - это наследник древнего рода, который имеет привилегию от императора не подчиняться на своих землях ни церковным, ни светским властям, за исключением эдиктов самого императора, - ответил Алак, и пояснил:

- К сожалению, последний в роду Алертов оказался "избранным".

- Почему же император не вмешается? - удивился Голушко.

- Империи нет уже пятьсот лет, с тех пор, как она распалась на два королевства, - ответил Диргиниус и пояснил:

- А вот юридический казус с тех времён остался. Два брата-близнеца, которые были правителями в северных и южных провинциях, решили не начинать немедленно войну между собой, поскольку их силы были приблизительно равны, а стали копить силы, объявив себя королями. Когда они через двадцать лет сошлись в бою в битве при Гуузе, то ни один претендентов так и не смог одержать верх над другим. Уже сменилось три династии на юге и четыре - на севере. Приблизительно каждые двадцать лет повторяется война за императорский трон. До сих пор никто так и не победил...

- И когда намечается следующая война? - ехидно поинтересовался Изя, немного успокоившийся и поэтому говоривший уже нормально.

- Крайний срок, по моим расчётам, лет этак через пять, - ответил Алак, и для объективности уточнил:

- Хотя, может начаться и раньше.

- Весело вы здесь живёте, - пробормотал Голушко.

- Теперь уже не "вы", а "мы", - ответил ему маг.

- А какие ещё здесь есть государства? - уточнил Израэль.

- Есть ещё вольные города на Западе, - ответил ему Диргиниус, - это такая куча небольших деревенек, окружённых частоколом, каждая из которых считает себя пупом земли...

***

Скорости Степана Голушко мог бы позавидовать любой марафонец Земли, а, пожалуй, даже и спринтер. Впрочем, и у марафонца, и у спринтера нет, не было, и не может быть такой мотивации, как угроза пребыванию на этом свете в виде трёх всадников с саблями наголо. Степан явно шёл на рекорд, но лошади бежали ещё быстрее, и расстояние между преследуемым и преследователями быстро сокращалось. Любой другой на месте Степана сдался бы и покорился своей судьбе, но в Голушко проснулось чисто украинское упрямство, иными словами, он на своё спасение уже и не рассчитывал, но облегчать жизнь врагу не считал нужным. Судьба сегодня явно благоволила Степану, предоставив ему близкое укрытие в виде леса. До него оставалось каких-то жалких сто метров, но всадники уже почти дышали ему в затылок. Шансов добежать до спасительных зарослей практически не было...

А ведь вчерашний день, в том числе и для Степана, прошёл более, чем удачно. Утром после часа ходьбы Голушко, Захерман и Диргиниус дошли до развилки тракта, который, по мнению Степана и Израэля, отличавшемуся от мнения Алака, представлял собой полузаброшенную просёлочную дорогу, лишь слегка обозначенную колеями тележных колёс. Попрощавшись, если так можно сказать про последнее напутствие Диргиниуса, маг отправился на север, а двое землян - на юг.

В течение нескольких часов Израэль Натанович рассказывал своему лучшему и единственному в этом мире другу, какие блестящие перспективы им открываются. О том, что в замке барона Алерта их ожидает собрание гениев, т.к. все гении земной истории, по утверждению Захермана, были людьми неординарными, иными словами, вполне могли быть членами клуба "Розовая пиранья", или других аналогичных заведений. На робкий вопрос Степана:

- А как же Ломоносов?

Израэль ответил, небрежно махнув рукой:

- Ну, это исключение...

В памяти Голушко возник портрет Д.М. Менделеева на периодической таблице, который Степан запомнил ещё со школьных уроков химии, но возражать своей всё более и более распаляющейся "подружке" он не рискнул. А Изя между тем продолжал:

- Представь себе, что все люди станут такими, как мы, насколько продвинется ввысь их сознание, каких высот сможет достичь...

С каждым Изиным словом Степану всё больше и больше хотелось вернуться домой к маме. А Захерман всё продолжал:

- ...только тогда, когда установится подобное общество, настанет всеобщее и вечное счастье...

Подобный поток сознания мозг Степана просто не мог переварить, и он отключился, оставив своему хозяину возможность передвигаться рядом со своей "дамой" и невпопад поддакивать...

Подобный диалог, а точнее монолог Фиры (во девичестве Израэля Натановича) продолжался весь день, правда, с перерывом на обед. Но всё когда-нибудь кончается. Закончился и этот день...

Напрасно Израэль Натанович думал, что его друг полностью разделяет его взгляды и никуда от него не денется, а поэтому крепко спал. В отличие от сына хаббадистского равви, Голушко не спалось. Он лихорадочно соображал, почему он должен проследовать вместе со своим другом в замок барона Алерта, и не находил ответа. Учитывая, что Степан вступил в круг "избранных гениев" исключительно с целью "попасть в телевизор" и осуществить тем самым давнюю мечту своей матери, поводов оставаться вместе со своей "подружкой" у Голушко не находилось, по крайней мере до тех пор, пока на этой планете не будет изобретено телевидение, транслирующее свои программы на Землю. Особенно беспокоил тот момент, что именно "избранных гениев" здесь "в телевизор" и не будут пускать. Поэтому Степан, собрал свои скромные пожитки и удрал, пользуясь тем, что у Изи был крепкий сон...

Всадники появились в тот момент, когда Голушко почувствовал было себя в безопасности. Степан не знал, почему он бросился бежать (впрочем, мы можем сразу сказать, что он поступил совершенно правильно, так как другие три всадника из дружины барона Алерта к тому моменту перехватили Захермана и проверяли его на профпригодность). Наверное, Степан не смог бы так долго продержатся, несмотря на подхлёстывавший его страх, но всадники намеревались поразвлечься по полной программе. Голушко почти добежал до леса, где он мог ускользнуть, поэтому один из всадников вложил в ножны свою саблю, сорвал с седла аркан и раскрутил лассо над головой.

Именно в этот момент из леса, вылетел файербол. Увидев его, Степан среагировал так же, как и большинство людей, впервые попавших на учения по гражданской обороне. Как по команде "вспышка справа" он упал на землю, ногами в ту сторону, откуда вылетел файербол, и закрыл голову руками.

Тем временем файербол попал в грудь одному из всадников, прошёл, как раскалённый нож масло, сквозь тело, несмотря на жак[6] и лёгкую кольчугу...

Несколько звеньев кольчуги, превратившись в каплю расплавленного металла, упали на круп жеребца. Конь, встал на дыбы, сбросил с себя уже полыхающее тело и умчался вдаль. Даль оказалась достаточно относительной. Когда обезумевший от боли жеребец рванул вперёд, он не видел ничего, в том числе и другого коня с всадником. После столкновения уже оба коня остались без седаков, так как второй всадник был просто растоптан... Третий всадник оказался хитрее, спешился сам, нырнул в небольшой овражек, и стал поливать стрелами лес.