Сколько стоит корона (СИ)

По обыкновению, Дойл расположился на стуле позади трона, вытянул больную ногу, облокотился на подлокотник и прикрыл глаза. Он не дремал, оставаясь по-прежнему настороже, но внимательно изучать этих подростков не слишком хотел. Он познакомится с теми из них, кто останется при дворе, позднее и значительно ближе.

Наблюдая сквозь ресницы, он оценил безусловную красоту девиц Ойстер, Ранкоф и Хилль, которых ему сватал брат, однако отметил, что робкая Майла Дрог значительно их превосходит. Он дотронулся пальцами до губ, припоминая ее нежный сладкий вкус. Наверное, приятно было бы целовать ее каждый день, обладать ее телом и владеть ее помыслами. Дойл чуть улыбнулся. Разумеется, он не собирался брать ее в жены, тем более, что ее помыслами ему владеть уж точно не дано - но иногда помечтать было приятно.

Она отошла в сторону, и Дойл отвел от нее взгляд. По очереди колени перед королем начали преклонять юноши -- в этом году для своих целей Дойл не приметил ни одного: на лицах явственно читались героизм, отвага и фатальная неспособность шевелить мозгами.

Последней к королевскому трону приблизилась женщина, которой можно было бы дать около двадцати пяти. Ее голову покрывал вдовий головной убор, но Дойл заметил, что у нее медного цвета волосы. Ее представили как леди Харроу, вдову лорда Харроу. Она мягко согнулась в реверансе, прогибая спину, и склонила голову.

-- Рад, что все-таки вижу вас при дворе, леди Харроу, -- произнес король. -- Сочувствую вашей утрате. И рад, что ваш опекун наконец-то позволил вам прибыть ко двору.

-- Благодарю вас, ваше величество, -- ответила леди.

У нее оказался низкий голос, и Дойл невольно почувствовал, как по коже прошли мурашки. Похоже, ему пора было перестать изводить себя и послать за какой-нибудь девкой -- в последние дни мысли о плотских наслаждениях слишком сильно его стали занимать.

Леди Харроу отошла в сторону, и Дойл невольно проводил ее взглядом. На ее фоне даже божественно-красивая Майла терялась и казалась простой и скучной. Черты лица у леди Харроу были не слишком привлекательными, ее глаза слишком сильно удлиненными к вискам и раскосыми, нос -- излишне хищным, с глубокими тенями у крыльев, губы -- тонковатыми, брови - широкими. А ее кожа, покрытая в некоторых местах веснушками, и вовсе никуда не годилась. Но леди очаровывала, манила. Каждый ее жест был естественным и при этом грациозным, в ней не было ни нелепой простоты, ни отвратительного кокетства.

Когда церемония закончилась, король и весь двор вернулись в пиршественный зал, где слуги уже расставили новые блюда. Леди Харроу, как и остальных, только что представленных ко двору, усадили на дальний край стола, но Дойл со своего места отлично видел ее, следил за тем, как шевелятся ее губы, когда она кому-то отвечает, за тем, как она вонзает ровные белые зубы в мясо, как изящно орудует ножом и каким-то необычным прибором, позволяющим сохранять руки чистыми. В свете факелов рассмотреть предмет было невозможно, но Дойл предположил, что это второй нож или некое подобие небольшого трезубца, на который удобно накалывать отрезанные кусочки. Он сделал еще глоток вина и вдруг замер, пораженный неприятной догадкой.

Шило сказал, что в столицу направляется могущественная ведьма, и уже тогда Дойл решил, что ее цель -- каким-либо образом подобраться к государю и пленить, убить или околдовать его. Он готовился искать ее по всему Шеану, но совсем не подумал о том, что ей хватит смелости и безумия явиться в замок. Вдова лорда Харроу -- отличное прикрытие, лорд вел уединенную жизнь в своем имении и не бывал при дворе, никогда не представлял королю молодую жену. После его смерти она несколько лет сидела в замке и вдруг появилась здесь. Совпадение ли, что приезд этой необычной, яркой женщины совпал с приездом ведьмы?

Дойл скрипнул зубами от досады на собственную слепоту. Все в ней выдавало ведьму -- и эти медные волосы, и слишком изящные движения, и невозможная (наверняка магическая!) привлекательность при общей неправильности черт, и даже этот прибор в руке!

Он снова посмотрел на нее и задумался о том, как поступить. Схватить сразу -- опасно. Даже под пытками нельзя будет выяснить, верны ли его предположения, и, если она сознается в преступлениях и колдовстве, он не сможет быть точно уверен в правдивости ее слов. Ждать, пока она проявит себя? Но это значит подвергнуть короля опасности. С другой стороны, желай она просто убить короля, она бы уже использовала магию, и Дойл ничего не успел бы сделать, разве что закрыть брата своим телом. Но она не напала, значит, будет чего-то ждать. Ночи? Едва ли: ночная охрана лучше дневной. Если допустить, что ей нужно не убить, а околдовать короля, то она будет искать с ним встреч. Нужно будет следить за каждым ее шагом, не выпускать из виду и успеть схватить после того, как она проявит свои магические способности и до того, как король окажется в ее власти.

Дойл отвел взгляд от ведьмы и отставил подальше кубок с вином -- ему понадобится трезвая голова: достаточно того, что его пьянит подозреваемая.

Глава 3

Окончания празднований в замке Дойл не застал -- неприятные новости с северной границы вынудили его оставить наблюдение за колдуньей своим людям. Угроза с ее стороны была пока только предполагаемой, а бунтовщиков с севера нужно было осадить, причем максимально жестко.

-- Этого следовало ожидать, -- произнес Эйрих, когда Дойл сообщил ему о вспышках бунта. -- Они поверили в то, что мы расслабились - и нанесли удар.

-- Им не придется долго радоваться своей предусмотрительности, -- ответил Дойл. -- Я сам возглавлю отряды. Не стоит давать людям повод думать, будто кучка взбесившихся лордов может заставить короля изменить свои планы.

Эйрих нахмурился и потер лицо.

-- Ты считаешь, это разумно? Продолжать праздник?

-- Это необходимо, -- сказал Дойл. -- Ты -- король и абсолютный властелин своих земель. Ты не боишься жалких лордов, забывших свой долг.

Эйрих слегка улыбнулся:

-- Как обычно, считаешь на два шага вперед?

Дойл согласно кивнул, поднялся со своего места и произнес:

-- Не думаю, что мое отсутствие на пиру сильно расстроит милордов. Скорее уж они устроят отдельный праздник в честь моего отъезда.

-- Ты преувеличиваешь. Они уважают тебя, хотя, будь твой характер немного мягче, им было бы легче это показывать.

Дойл усмехнулся -- во что он не верил, так это в добрые чувства милордов: он был им хуже кости в горле. Но королю об этом говорить не стал: во-первых, это ничего бы не изменило, а во-вторых, тот и так был хорошо осведомлен.

-- Я оставлю Рика и его людей в замке, -- сказал он, меняя тему. -- И настоятельно прошу временно заменить хотя бы половину своих телохранителей теми, кого он выберет.

Эйрих поморщился, что неудивительно -- Рика он не слишком любил, но согласился со словами:

-- Только ради тебя.

Рик, святейший отец Рикон, производил впечатление мученика, по странному стечению обстоятельств заброшенного в логово разврата -- королевский замок. Вечно облаченный в темно-серую сутану из грубой ткани, с покрытой широким капюшоном, скрывающим половину лица, головой, он подкупал новых знакомых кротким взглядом, тихим голосом и искренней верой во Всевышнего. Его искренние речи даже еретиков заставляли сомневаться в своих ложных учениях, верующие же нередко приходили в священный трепет и падали на колени, повинуясь его словам.

Однако своим поприщем отец Рикон выбрал не службу в монастыре и не обращение язычников, а политику. Будучи старше Дойла на десять, а может, и на пятнадцать лет, он покорно принимал роль его тени, и, как настоящая тень, всюду следовал за хозяином, мало говорил и был практически незаметен. По крайней мере, до тех пор, пока Дойлу не требовались его таланты. Он долго отсутствовал -- по приказу Дойла занимался проверкой постов на юге, но теперь вернулся. Ему можно было доверить безопасность короля.