Сильмариллион (Перевод З. Бобырь)

Казалось, что счастье благоволит Маэглину, возвысившемуся до самых могучих князей Нольдора, ставшему вторым из наиболее известных вождей в этом королевстве. Но он никому не открывал своего сердца, и хотя не все шло так, как ему хотелось, он молчал об этом, скрывая свои мысли, и мало кому удавалось прочесть их, и уж конечно не Идриль. Потому что с первых же дней жизни в Гондолине Маэглин носил в себе печаль, чем дальше, тем более тяжкую, отнимавшую у него всякую радость: он был влюблен в красавицу Идриль и желал ее безнадежно. Эльдарцы не вступали в брак при столь близком родстве, да прежде никто и не желал этого. К тому же, Идриль не слишком любила Маэглина, а зная его помыслы о ней, она стала любить его еще меньше. Она видела в нем что-то чужое, исковерканное, как впоследствии стали считать и Эльдарцы: злые плоды убийства родичей, после которого тень проклятия Мандоса затмила последние надежды Нольдора.

Но шли годы, а Маэглина по-прежнему влекло к Идриль. Он ждал своего часа, и любовь его погрузила во мрак его сердце. И он все чаще искал возможности удовлетворить свое желание в чем-нибудь другом, не уклоняясь ни от какого тяжелого труда или ноши, если это вело к усилению его могущества.

Так в Гондолине, в зените расцвета королевства, во время величия было брошено в почву темное семя зла.

Когда минуло более трехсот лет с тех пор, когда нольдорцы пришли в Белерианд, в дни долгого мира, Финрод Фелагунд, повелитель Нарготронда, отправился поохотиться вместе с Маглором и Маэдросом, сыновьями Феанора, на восток от Сириона. Но утомившись от погони, они направились к увиденному ими издалека Эред Линдону.

Воспользовавшись дорогой гномов, Финрод пересек Гелион у переправы Сарк-Атрада и, свернув к югу, у истоков Аскара, оказался на севере Оссирианда.

Когда наступил вечер, в долине среди предгорий, ниже истоков Талоса, он увидел свет и услышал вдалеке звуки пения.

Финрод очень удивился, потому что Зеленые Эльфы той страны не жгли костры и не пели но ночам.

Сначала он испугался, не набег ли это Орков с севера, но подойдя ближе, понял, что ошибся, потому что певцы пользовались языком, которого Финрод никогда прежде не слышал. И это не было наречием ни карликов, ни Орков.

Тогда Фелагунд, бесшумно затаившись среди деревьев, взглянул вниз на лагерь и увидел там незнакомый народ.

То была часть племени Старого Беора, как стали звать его впоследствии, вождя Людей.

После долгих лет скитаний на пути с востока он провел их через Синие Горы первым из расы людей, вошедших в Белерианд: и они пели, охваченные радостью, веря, что избавились от всех опасностей и пришли, наконец, в страну, не знающую страха.

Долго наблюдал за ними Фелагунд, и любовь к ним проникла в его сердце, но он продолжал скрываться за деревьями, пока все они не уснули.

Тогда он спустился к спящим и сел возле их угасающего огня, у которого никто не держал стражи. Он взял примитивную арфу, лежавшую рядом с Беором, и заиграл на ней. И люди никогда не слышали подобной музыки, потому что некому еще было обучать их искусству, кроме темных Эльфов в диких землях.

Люди проснулись и слушали, как он играет и поет, и каждый думал, что видит красивый сон, пока не замечал рядом проснувшихся товарищей.

Но никто из них не сказал ни слова и не пошевелился, пока Фелагунд играл – так прекрасна была музыка, так удивительна песня. Мудростью дышали слова короля Эльфов, и сердца тех, кто слушал его, становились мудрее, потому что все, о чем он пел: о сотворении Арда и о блаженстве Амана за тенями моря – представало их глазам как отчетливое видение, и каждый из них истолковывал его речь Эльфов в меру своего разумения.

Вот как случилось, что люди назвали короля Фелагунда, первого из всех Эльдарцев, именем Ном, что означает «мудрость» на языке этого народа, а народ короля они позже назвали Номин, Мудрые.

Люди считали даже, что Фелагунд был одним из Валар, которые, как они слышали, живут далеко на западе.

И Фелагунд жил среди людей и учил их истинному знанию, и они полюбили его и признали его своим повелителем, и навсегда остались верными дому Финарфина.

Эльдарцы больше всех прочих народов были искусны в изучении языков, и Фелагунд, к тому же, обнаружил, что может читать те мысли людей, которые они желают выразить словами,так что эти слова легко можно было понять.

Говорят также, что те люди долго имели дело с темными Эльфами и от них узнали многое из их наречия. А так как все языки Квенди исходили из одного источника, а речь Беора различными словами наоборот походила на речь Эльфов, то спустя некоторое время Фелагунд мог уже объясняться с Беором и пока жил там, они часто беседовали. Но когда Фелагунд спрашивал Беора о появлении людей и об их путешествиях, тот мало что мог сообщить, потому что сам знал мало, так как отцы этого народа почти не рассказывали о своем прошлом, обходя молчанием свои воспоминания.

– Тьма лежит позади нас, – сказал Беор, – и мы повернулись к ней спиной и не желаем возвращаться туда даже в мыслях. Наши сердца стремятся к Западу, и мы верим, что там мы найдем свет!

Но впоследствии среди Эльдарцев говорили, что когда люди проснулись в Хильдориене при восходе Солнца, шпионы Моргота были настороже и вскоре сообщили ему о происшедшем, и он счел это столь важным, что тайно, под покровом тьмы, покинул Ангбанд и отправился в Среднеземелье, оставив Саурона вести войну. То, что он общался с людьми, Эльфы отчетливо ощущали даже в том народе друзей Эльфов, который они узнали первыми (подобно тому, как в нольдорцах ощущалась тень убийства родственников и приговора Мандоса).

Главным желанием Моргота всегда было испортить или уничтожить все новое и прекрасное. И несомненно, этого же он добивался и тогда: страхом и ложью сделать людей врагами Эльдара и повести их с востока на Белерианд.

Но этот замысел созревал медленно и никогда не был доведен до конца полностью, потому что, как говорят, сначала людей было очень мало, и Моргот, боясь возрастающей мощи и объединения Эльдара, вернулся в Ангбанд, оставив в то время среди людей лишь немногих слуг из числа менее могущественных и хитроумных.