Конан в Венариуме

Скоро еще один гандер оказался повержен, а следом и другой. Линия поселенцев заколебалась. Они продолжали храбро сражаться. Но смелость не могла помочь там, где приходилось бороться в одиночку сразу с несколькими противниками. Осыпая врагов проклятиями, аквилонцы отступали к дому. Три или четыре пикинера, одетых в кольчуги, все еще держались на ногах, защищая дверь, в которую устремились остатки ополчения.

Один из солдат, которого признал Конан, кивнул ему и Мордеку, словно хорошим знакомым:

— Я всегда подозревал, что от вас обоих следует ждать беды. И теперь только убедился в своей правоте.

Некоторые солдаты из аквилонского гарнизона вблизи Датхила были откровенными мерзавцами. Про некоторых просто нельзя было сказать доброго слова. И лишь немногие, как этот гандер, казались приличными людьми.

— Слушай, Грант, — крикнул Мордек. — Если прекратишь сопротивление, то мы тебя пощадим.

— Нет, — тряхнул головой гандер. — Эти люди — мои соотечественники. При попытке причинить им вред, я жизнь положу, чтобы убить тебя.

— Такое мужество делает тебе честь, — возможно, Мордек и не ждал другого ответа.

Битва вновь закипела. Киммерийцы добивали последних защитников. В пылу борьбы Конан потерял из вида Гранта. Скорее всего, ему удалось пробиться в дом.

Внутри оказалось хуже, чем снаружи. Женщины и малолетние дети истошно кричали, и гандеры, имея непосредственно за спиной семьи, дрались не щадя своих жизней.

— Киммерийцы, уходите! — донесся крик со двора. — Мы сейчас сожжем дом вместе с проклятыми аквилонцами!»

К тому времени, Конан был весь в пылу сражения. Ярость застилала его глаза. Отцу пришлось силой вытаскивать парня на улицу. Пожалуй, кроме Мордека это не сумел бы сделать никто.

— Успокойся, главная битва еще впереди, — приговаривал кузнец, прилагая все силы, чтобы сдержать вырывающегося сына.

Киммерийцы выпустили залп огненных стрел в деревянные стены и соломенную крышу фермерского дома, которая моментально вспыхнула. Языки пламени охватили строение. Пожар быстро распространялся. Но пока одни варвары ликовали, кто-то из них смотрел в другую сторону.

— Смотрите, они убегают! — разом воскликнуло несколько киммрийских воинов — они указывали товарищам на деревья, растущие далеко в стороне от горящей усадьбы.

— Как такое возможно? — изумился Конан. — Мы же полностью блокировали их.

Его отец покрутил головой, что могло означать не иначе, как восхищение.

— Должно быть, этот аквилонский фермер вырыл заранее подземный ход. Вот пройдоха! Все учел, кроме одного — надо было сделать выход как можно дальше от дома.

Киммерийцы были опьянены победой, поэтому продолжение боя среди деревьев вышло более сумбурным, чем во дворе фермы, однако не менее диким. И здесь несколько гандеров пожертвовали жизнью, стараясь сдержать натиск и дать уйти семьям остальных колонистов.

На пару с отцом, Конан помогал разбивать заградительный кордон. Теперь в глазах аквилонцев читался смертельный ужас. Наконец-то они испытали горький вкус поражения, и юноша хотел, чтобы захватчики испили эту чашу до дна.

Они с Мордеком погнались и стремительно нагоняли одно бежавшее семейство. Женщина прижимала к груди одной рукой грудного ребенка, а за другую руку цеплялся маленький мальчик. Ее муж остановился и обернулся к врагам, держа копье наперевес.

— Спасай детей, Эвлея! — кричал мужчина (это был Мелсер). — Я задержу их! — он поднял выше тяжелое копье. — Ну, идите сюда, варвары, — обреченно зарычал поселенец, но вдруг узнал в одном из нападавших Конана. — Ты?!

— Возьми вправо, парень, — велел сыну кузнец. — Я обойду с другой стороны. Сейчас мы его прикончим.

Но юноша тоже признал человека, к которому никогда не испытывал чувства ненависти, и жажда крови у него на миг поутихла.

— Погоди, — сказал он ничего не понимающему отцу, и обратился к Мелсеру на его языке: — Вы уходите? Вы оставляете нашу землю?

— Да, демон вас побери, — затравленно прохрипел фермер.

— Вы уходите и никогда не возвращаетесь? Поклянись, что больше сюда не вернетесь, — потребовал Конан.

— Клянусь Митрой, ни один киммериец больше не увидит меня на этой земле, — пообещал Мелсер и более тихо добавил: — Будьте вы все прокляты!

Конан не придал значение проклятиям, а просто кивнул, принимая обязательство аквилонца.

— Тогда вы свободны. Можете убираться, — сказал он таким властным и торжественным тоном, что ему бы позавидовал иной вождь.

Несостоявшийся фермер и его семья поспешно побрели на юг. Однако далеко им уйти не пришлось. По пятам кузнеца и его сына неслись еще несколько киммерийцев. Все они, судя по вышитым узорам, были воинами из северных кланов.

— Вы в своем уме? — выкрикнул один из них. — Они же уходят! — он указал на семейство Мелсера.

— Не надо им препятствовать, — сказал Конан. — Они поклялись своим богом, что оставят эту землю навсегда. Я знаю того фермера. Он хороший человек и умеет держать слово. Тебе достаточно моих объяснений?

— Кем ты себя возомнил? — разозлился северянин. — Королем Аквилонии? — он размахивал мечом так, будто уже рубил в капусту и Мелсера, и Эвлею, и их ребятишек, независимо от обещаний, которых дал гандер.

— Я — Конан, сын Мордека, — гордо ответил юноша, — из деревни Датхил.

Киммерийцы несколько поутихли. Каждый из них знал, какая судьба постигла Датхил. Меж тем, сын кузнеца продолжал:

— И любой, кто соберется убить тех аквилонцев, сначала должен убить меня.

— И меня, — добавил Мордек, встав рядом с сыном.

Оба стояли напряженно, ожидая реакции соплеменников.

— Вы — безумцы! — воскликнул киммериец с мечом.

Среди суровых черноволосых мужчин возник жаркий спор, чуть не переросший в драку. Кое-кто даже призывал к расправе над кузнецом и его сыном, называя их предателями. Другие, их было большинство, уважали храбрость, пусть и проявленную в отношении защиты врагов. Наконец, все успокоились, и дело обошлось без кровопролития.

— Определенно, вы — безумцы! — повторил воин северного клана, но опустил свой меч.

— Теперь стоит продолжить начатое. Кроме этой жалкой кучки, сохранившей свои жизни, в лесу осталось большое количество других захватчиков. Их надо переловить, — хмуро сказал Мордек, потом наклонился к уху Конана: — Ты действительно стал бы драться с собственным народом ради нескольких аквилонцев?

— Конечно, — юноша даже удивился. — Фермер поклялся, и я дал ему слово. Разве, в противном случае, ты не счел бы меня лжецом?

— А разве я не поддержал тебя? — спросил его отец. — Но человек из чужого клана, возможно, был прав, когда говорил о безумии, — кузнец хлопнул сына по заднему месту, — но такое безумие граничит с отвагой. Когда армия Стеркуса пришла на нашу землю, я и предположить не мог, что ты на такое способен. Кром! Мой сын стал настоящим воином!

— Стал по призванию, — сказал Конан. — Память о моей матери все еще жаждет мести. Я могу выстелить дорогу трупами аквилонцев отсюда до самой Тарантии, и все равно — для моей мести этого будет недостаточно.

— Ты убил Стеркуса. Всякий, кому довелось жить под его пятой, должен тебя поблагодарить. И Верина умерла с мечом в руках, обагренным вражеской кровью. Я думаю, что она была рада такой смерти. Это лучше, чем долго и мучительно угасать от неизлечимой болезни, — Мордек вздохнул.

— Может быть, — неохотно признал юноша, после некоторых раздумий. — Но в любом случае аквилонцев надо уничтожить. Они это заслужили.

Его отец не стал перечить.

Мелсер не знал, кому раньше принадлежала лошадь до того, как попала к нему. Это было животное аквилонской породы. Более крупное и менее волосатое, чем киммерийские лошадки, изредка встречающиеся в этих краях. На нем фермер вез Тарнуса, а иногда подсаживал Эвлею, когда женщина уставала нести ребенка. Таким способом семья продвигалась на юг значительно быстрее.

В скорости заключалось их спасение. Пока они находились впереди киммерийской орды, шансы покинуть негостеприимную землю существенно возрастали. Но если по пути в Гандерланд встретится отряд дикарей, то бывшие колонисты обречены.