Легенда о Побратиме Смерти

— Гм-м, — недоверчиво протянул Носта-хан. — Я думаю, лон-циа был заговорен, но со временем чары развеялись. — Сверкающий взор шамана впился в лицо молодого воина. — Поговорим теперь о девушке. Она не твоя, Талисман, она обещана Собирателю, а не тебе. От него в будущем произойдут великие мужи. Зусаи станет его первой женой.

Желудок Талисмана точно стянуло узлом, и он сказал гневно:

— Я не желаю больше слышать твоих предсказаний, шаман. Я люблю ее, как жизнь. Она моя.

— Нет! — прошипел Носта-хан, подавшись к нему. — Благополучие надиров должно быть для тебя превыше всего. Хочешь ты увидеть приход Собирателя? Тогда не мешайся в его судьбу. Он где-то там, — шаман махнул худой рукой, — человек, которого мы ждем. И нити его судьбы переплетены с судьбой Зусаи. Ты понял меня, Талисман? Она не твоя!

Молодой надир видел злобу в глазах шамана — но он видел там и страх. Старик в своем рвении превосходил даже Талисмана, посвящая свою жизнь единственной цели: приходу Собирателя.

Точно камень лег Талисману на сердце.

— Я понял тебя, — сказал он.

— Хорошо. — Маленький шаман успокоился и стал смотреть, как воины трудятся на стенах. — Внушительное зрелище. Ты хорошо поработал.

— Ты останешься здесь на время боя? — холодно осведомился Талисман.

— Задержусь немного, чтобы употребить свои чары против готиров. Но я не могу умереть здесь, Талисман: слишком важным делом я занят. Если защита рухнет, я уйду и уведу с собой девушку.

Талисман воспрял духом.

— Ты спасешь ее?

— Да. Но будем откровенны, Талисман. Если ты лишишь ее невинности, я ее не возьму.

— Я даю тебе мое слово, Носта-хан. Довольно с тебя?

— Вполне. Не питай ко мне ненависти, мальчик, — грустно сказал старик. — Меня и так слишком многие ненавидят, да и есть за что. Мне было бы больно, если бы ты примкнул к ним. Ты хорошо послужишь Собирателю — я знаю.

— Ты знаешь мою судьбу?

— Да. Но не обо всем можно говорить. Пойду отдохну. — Шаман пошел прочь, но Талисман задержал его.

— Если я тебе не совсем безразличен, Носта-хан, ты скажешь мне о том, что ты видел.

— Я ничего не видел, — ответил Носта-хан, не оборачиваясь и понурив плечи. — Ничего. Я не видел тебя рядом с Собирателем. У тебя нет будущего, Талисман. Теперь твой час — насладись же им. — И шаман ушел, не оглядываясь.

Талисман, постояв немного, поднялся в комнату Зусаи. Она, ожидая его, расчесала свои блестящие черные волосы и умастила их ароматическим маслом. Когда он вошел, она бросилась к нему, обвила руками его шею и покрыла лицо поцелуями. Он мягко отстранил ее и передал ей слова шамана.

— Мне все равно, что он говорит, — сказала она. — Никогда я не буду чувствовать к другому мужчине то, что чувствую к тебе. Никогда!

— Как и я к другой женщине, Зусаи. Давай посидим немного. Хочу подержать тебя за руку. — Он подвел ее к топчану. Она поцеловала ему руку, смочив ее своими теплыми слезами. — Когда дела наши станут плохи, — прошептал он, — Носта-хан уведет тебя отсюда в безопасное место. Он великий маг и сумеет пройти сквозь ряды готиров. Ты будешь жить, Зусаи.

— Я не хочу жить без тебя. Я не уйду отсюда.

Ее слова тронули Талисмана, но и напугали.

— Не говори так, любимая. Ты должна понять: для меня твое благополучие все равно что победа. Я умру счастливым, зная, что ты в безопасности.

— Я не хочу, чтобы ты умирал! — дрожащим голосом проговорила она. — Хочу жить с тобой где-нибудь высоко в горах. Хочу родить тебе сыновей.

Талисман прижал ее к себе, вдыхая аромат ее волос и кожи, гладя ее лицо и шею. Он не находил слов, и великая печаль овладела им. Он думал, что его мечты о единстве надиров важнее самой жизни. Теперь он понял, что это не так. Эта хрупкая женщина открыла ему истину, которой он прежде не ведал. Из-за нее он чуть было не изменил своей судьбе. Чуть было. Во рту у него пересохло, и он с огромным усилием оторвался от Зусаи и встал.

— Мне пора.

Она поднялась вслед за ним.

— Повремени немного. Я чиадзе, Талисман, и многому обучена. Сними рубашку.

— Не могу. Я дал слово Носта-хану.

— Сними, — улыбнулась она. — Ты устал и неспокоен, твои мышцы стянуты. Я помассирую тебе плечи и шею, а потом ты поспишь. Сделай это для меня, Талисман.

Он сбросил свой козий кожух, стянул рубашку, расстегнул пояс и сел на топчан. Зусаи стала на колени позади него и стала разминать большими пальцами узлы его мускулов. Потом она велела ему лечь на живот и втерла ему в спину душистое масло. Вдыхая тонкий аромат, Талисман впал в блаженное забытье.

Когда он проснулся, она лежала рядом с ним под одним одеялом, голова к голове, держа руку у него на груди. Талисман, осторожно отведя ее руку, встал, и Зусаи пробудилась.

— Как ты чувствуешь себя теперь, мой господин?

— Хорошо, Зусаи. Ты просто искусница.

— Любовь творит чудеса, — сказала она, садясь. Она была нагая, и солнце золотило ее кожу.

— Да, — согласился он, с трудом оторвав взгляд от ее груди. — Тебе больше не снилась Шуль-сен?

— Мне снился только ты, Талисман.

Он надел рубашку, кожух, перекинул пояс через плечо и вышел. Горкай ждал его внизу.

— Сюда едут два всадника — возможно, готирские разведчики. У одного большой топор. Они нужны тебе живыми или мертвыми?

— Пусть едут. Я жду их.

Друсс придержал кобылу перед западной стеной, глядя на пролом в камне.

— Я видывал крепости и получше, — сказал он Зибену.

— И прием потеплее, — буркнул Зибен.

На стене выстроились лучники, целившие прямо в них. Друсс, усмехнувшись, направил кобылу дальше. Старые ворота наполовину сгнили, но он заметил, что петли отчищены от ржавчины, а под воротами остались глубокие полукруглые борозды — стало быть, их закрывали.

Тронув кобылу каблуками, он въехал во двор и спешился. К нему шел Талисман.

— Вот мы и встретились снова, друг, — сказал Друсс. — Теперь за тобой больше не гонятся разбойники?

— Две тысячи разбойников — кавалерия, пехота и лучники.

— Поставь-ка людей поливать эти ворота. Дерево совсем высохло — готиры и ломать их не станут, а просто подожгут. — Друсс поглядел вокруг опытным глазом. Настил на стенах обновлен, и под трещиной в западной стене поставлен помост. На каждой стене запасены камни, чтобы швырять во врага. — Сколько у тебя человек?

— Двести.

— Придется им повоевать на совесть.

— Они надиры и защищают кости величайшего надирского воина всех времен. Они будут сражаться на совесть. А ты?

— Я люблю подраться, парень, — хмыкнул Друсс, — но это не моя драка. Надирский шаман сказал мне, что здесь есть камни — целебные камни. Они нужны мне для моего друга.

— Я понял. Но мы пока не нашли их. Скажи, шаман обещал тебе эти камни?

— Не совсем, — признался Друсс. — Он просто сказал мне, что они здесь. Не возражаешь, если мы поищем?

— Нисколько. Я обязан тебе жизнью, и это самое меньшее, что я могу сделать для тебя. — Талисман указал на главное строение: — Вот гробница Ошикая, Гонителя Демонов. Камни могут быть спрятаны только там. Носта-хан — шаман, о котором ты говорил, — пустил в ход свои чары, но ничего не нашел. Я вызывал дух Ошикая, но он не открыл мне, где лежат камни. Удачи тебе, воин!

Друсс, закинув топор за плечо, перешел через двор вместе с Зибеном. В тускло освещенной гробнице он постоял перед каменным саркофагом. Святилище было пыльное, ничем не украшенное.

— Его разграбили, — сказал Зибен. — Погляди на эти колышки в стене. Когда-то на них висели доспехи и боевое знамя.

— Негоже так обращаться с героем. Ты уже придумал, где искать?

— В гробу, где же еще. Только ты там ничего не найдешь.

Друсс, ухватившись за каменную крышку, напряг мышцы и поднял ее. Крышка со скрипом сдвинулась. Зибен заглянул внутрь.

— Ну-ну.

— Они там?

— Разумеется, нет. Но на покойнике имеется лон-циа — точно такой же, как мы нашли на той женщине.