Сказки о сотворении мира (СИ)

— Если так рассуждать, Натан Валерьянович, то вас сюда притянули также как всех остальных. Привратнику нужны ваши знания…

— Нет, не знания, — ответил Учитель. — Наши знания его не интересуют. Эта тварь изучает нас так же, как мы его. И, поверь мне, тоже делает выводы. И его интерес к человечеству меня откровенно пугает, потому что я не понимаю причину этого интереса.

— Учитель, почему вы не хотите признать, что Валех не человек?

— А кто же?

— Ангел… — робко произнес ученик.

— Если Ангел разговаривает со мной, я должен считать себя покойником.

— Почему? Они иногда говорят с людьми.

— Я не могу ответить, кто такой Валех, прямо и определенно. Кто эти существа, которых ты называешь Ангелами? Если они такие же земляне, как мы, их надо внимательно изучать, вплоть до родословной и ДНК. Если некая раса называет себя так, надо понимать, почему она так себя называет. Сейчас меня больше волнует Артур с его постоянными рецидивами амнезии. Если мы поймем, отчего они происходят, нам и с Привратником легче будет общаться.

— Последний раз у него отшибло память в самолете, — напомнил Оскар.

— И рядом не было никого, кто бы мог связать его с прошлым?

— Он сказал, рядом было пустое сидение.

— Артур снял приличную сумму в банке и решил развлечься в Москве. Вполне возможно, что в самолет он сел не один.

— Вы хотите сказать, что кто-то вырубил его по дороге?

— Давай подумаем: человек снял деньги со счета на предъявителя, используя информацию, которой в реальном времени располагать не мог. В прошлый раз Артур играл на бегах, имея полную раскладку на год вперед. Тогда он пришел в себя в ресторане, и тоже оказался один за столиком. Не тот человек Артур, чтобы праздновать выигрыш в одиночестве.

— Конечно, с ним кто-то был, — согласился Оскар. — Но тогда он, по крайней мере, помнил свое имя.

— Еще раньше он потерял память…

— Первый раз это случилось на моих глазах. Зубов! — догадался Оскар. — Но Зубов ничего не делал. Положил руку Дееву на плечо, когда тот сел за компьютер, и сказал одно меткое слово, будто закодировал. Надо вспомнить, какое: «расслабься…» или «не суетись». Сказал и Деев упал в обморок, а когда пришел в себя, не помнил ни Зубова, ни Греаля. Учитель, это он. Конечно! Зачем оставлять свидетеля, тем более такого болтуна…

— Что Артур делал у тебя за компьютером?

— У меня… за компьютером?

— Баловался с Греалем? — предположил Боровский. — И ты позволил?

— Я не знаю, я ничего не позволял. Все случилось так быстро…

— Вряд ли Зубов имеет к этому отношение, — сделал вывод Натан. — Не думаю, что они встречались с тех пор. Такой человек, как Жорж, не станет связываться с Артуром без крайней нужды. И в том, и в другом, и в третьем случае у нас совпадает одно обстоятельство: перед тем как потерять память, Артур получал достоверную информацию из будущего. Сначала от твоего дешифратора, потом из лотерейных таблиц, которые Зубов оставил на его содержание. Не исключено, что оставил с умыслом.

— Тогда почему Деев не потерял память на этот раз?

— Вот что мы с тобой сделаем, — решил Натан. — Мы попросим Артура некоторое время не играть в «лотерею» и понаблюдаем его. Не исключено, что память вернется. Какая-нибудь, пусть не самая достоверная.

— Но, Учитель… У нас ноль на счету.

— Забудь. Есть другие способы заработать денег. Не надо провоцировать парня. Он больше потерял, чем выгадал от этих афер. В следующий раз лишится головы — и это будет на нашей совести. Брось папку в печь, всем будет спокойнее.

— И на какие средства он будет жить? Учитель, Дееву все равно терять нечего…

— Да, — согласился Натан. — Сюда приходят люди, которым нечего терять. Ты заметил, как они друг на друга похожи? Все растеряны и все одиноки. Не живется им по-человечески. Такие же «нелюди», как Валех: словно вышли из чужой игры, а своей не сыграли. Не знаю, что случилось с девочкой, но думаю, она тоже из их числа.

— Что вы… Она просто разругалась с любовником!

— У каждого, пришедшего сюда, своя драма: и у меня, и у Артура, и у тебя, дружочек… Все мы немного изгои. У каждого из нас нарушена логика памяти. А главное, что мы не первые и не последние. Сюда и впредь будут приходить такие как мы, со своими историями и проблемами, до самого конца света… Не сами, так обстоятельства будут приводить их сюда.

— Изгои, по-вашему, не люди? — обиделся ученик.

— Лучше подумай, откуда они берутся? Я склонен предположить, что наши ворота дехрона не единственные на Земле. Где-нибудь, как-нибудь каждый из нас пересекся с похожей аномалией, которая не была обнесена забором. Привратник запретил мне войти в дольмен не потому, что испугался хронометра. Он испугался, что мы вернемся, Оскар. Вернемся туда, откуда пришли. Вспомним то, чего не было. Если нас кто-то ведет по жизни с завязанными глазами, лучше не срывать повязку. Бог знает, какая пропасть у нас под ногами.

Учитель поднялся, чтобы закрыть форточку.

— Натан Валерьянович, Валех не убьет нас? — вдруг спросил ученик.

— Не вижу смысла.

— А все-таки?

— Займись феноменом «изгоя», — попросил Натан. — В биографии каждого человека, пришедшего к дольмену, найдется что-то аномальное, что перевернуло жизнь. Если мы выясним точное время и место события, появится материал для анализа. Как знать, может это не самый короткий путь, но он, по крайней мере, доступный.

— Ерунда получится, Учитель.

— Материал сам идет в руки. Наведи справки об Артуре, он будет тебе благодарен. Выясни, что сможешь про эту графиню и про ее носильщика. Не случайно она наняла именно его.

— Натан Валерьянович, — сморщился Оскар, — я частным детективом быть не умею, я всего лишь программер.

— Вот и займись программированием вероятности, — постановил Натан, — выяви закономерности, совпадения жизненных циклов, постоянные координаты и переменные обстоятельства. Сделай мне полную базу данных об этих людях, а я сделаю так, чтобы на твоем пути не стоял Привратник.

— Учитель! — взмолился Оскар. — Кто здесь поручится за достоверность информации задним числом? Вы не доверяете даже вчерашним сводкам погоды!

— Ты прав, — согласился Боровский. — Воистину прав. Мы беспомощные дети в этой стихии. Безмозглые и бесправные. Но пока мы живы, надо делать свою работу, даже если она не имеет очевидного смысла.

До рассвета Мира лежала, накрывшись с головой одеялом. Перед глазами вертелась тропа, то вверх, то вниз, то на гору, то под гору. Единственная тропа, вносящая в ее жизнь ощущение шаткого равновесия. Пока графиня искала хутор, она молила Бога, чтобы тропа не раздвоилась и не разбежалась в стороны. Теперь ей предстоял выбор, который перечеркнет половину жизни. Мира решала, какую именно половину: ту, что уже прожита, или ту, что еще предстоит? Она решала всю ночь. Утром надо было встать и привести приговор в исполнение.

— Зачем ты наглотался пилюль, Ханни? — спросила она покинутого друга. — Ты был так молод. Разве человек в тридцать лет может хотеть уйти из жизни? Ты не думал, что эта жизнь еще может быть долгой и интересной?

— Я не думал вообще, — ответил ей Хант. — Я был пьян.

— Ханни, когда ты пьян, ты разумнее трезвого.

— Мне было больно жить, Мирей. Невыносимо больно. Когда поймешь, что боль неизлечима — полюбишь и палача, и плаху.

Мира задрожала от страха. Она увидела завтрашний день, представила, как спустится с гор, вернется в гостиницу на Приморском бульваре, возьмет полотенце, пойдет на пляж, ляжет в серный источник, как ни в чем не бывало, выпьет коктейль у стойки бара, познакомиться с таким же одиноким немцем. Она будет учиться терпеть боль, потому что каждая интонация его акцента будет задевать свежие раны.

Мира спустилась по лестнице, растолкала Бориса и вывела его на улицу.

— Поезжай в гостиницу, расплатись за номер, — попросила она и вручила Борису конверт, — я написала записку консьержу, чтобы он собрал мои вещи. Привези их сюда и, пожалуйста, побыстрее.