Пора предательства

Люди Гирета не могли выдержать больше. Натиск врагов прижал их к белой статуе Создателя. Дьюранд убивал плохо обученных солдат, неистово рассекал ткань и кость. Он-то учился воевать всю жизнь — однако сейчас не мог поспеть всюду. Когда к Дьюранду качнулся всадник с занесенным топором, молодой рыцарь подался назад, отбрасывая своего господина и капитана к ногам Создателя. Каменные складки великанских штанов впечатывались ему в спину, а вся тяжесть наседающей толпы давила на грудь.

Они втроем прокладывали себе дорогу через толпу. Совсем как в какой-нибудь детской игре, подумалось Дьюранду, — три девочки бегут по ярмарке, взявшись за руки. Он жадно хватанул ртом воздух. Зарубил солдата, преградившего ему путь. Зеленые щиты наседали, сжимались вокруг. На шлем ему обрушился тяжелый удар, но Дьюранд яростно вонзил клинок в толпу и проворно вытянул лезвие.

Ламорик рычал от злости. Его лицо застыло в яростной гримасе. Лишь воля поддерживала молодого лорда в противостоянии толпе врагов и страху. На площади еще оставались живые защитники Гирета. Он не мог бежать.

Конзар уже шатался. Поперек лица у него протянулась кровоточащая полоса.

— Велите отступать! — прокричал капитан на ухо Ламорику. — Прикажите всем уходить. Нам дорог каждый человек.

Ламорик попытался оглядеть площадь поверх голов.

Конзар встряхнул его за плечо.

— Прах побери, если это так важно, мы будем идти за ними.

Ламорик сглотнул и выпрямился.

— Отступаем, ребята! Здесь нам больше делать нечего. Назад! Все назад!

Конзар обвел площадь взглядом, пересчитывая защитников по головам. Дьюранд продолжал сдерживать натиск врага.

Они побегут, когда последний гиретский воин покинет площадь. Дьюранд вспорол живот копейщику, которого, видно, никогда не обучали отражать удар. Разрубил напополам нескольких крестьян с топорами и ремесленников, сжимавших в потных кулаках разряженные арбалеты. В промежутках между глотками воздуха он убивал и убивал бедолаг, которых Радомор погнал на приступ.

Сильная рука ухватила его за сюрко.

— Давай! — прорычал Конзар — и они бросились бежать.

На узких улочках царил кромешный ад. Отчаянно кричали женщины. Во все стороны бегали солдаты, лучники скакали по крышам, как обезьяны. Трещали выламываемые двери. Конзар, отступая, толкал перед собой последних воинов Гирета и беженцев, искавших спасения. Дьюранд нагнал Конзара и еще через несколько шагов принял командование на себя. Конзар был весь изранен, а Ламорик думал о другом. Расшвыривая на своем пути и друзей, и врагов, Дьюранд спешил довести молодого лорда в безопасность башни Гандерика. Из-за ставней на улицу прыгали люди. Дьюранд чувствовал, как хрустят кости у него под локтями. Ламорик и Конзар бежали в остающемся за ним проходе.

Они влетели на площадь перед замком, где колыхалась многотысячная толпа. Люди стояли так плотно, что не могли даже руки поднять. Крики и плач заглушали шум приближающейся армии.

Однако в высоком проеме ворот Дьюранд увидел конец всем их усилиям и надеждам: решетка была опущена. Дьюранд резко остановился. Конзар с Ламориком налетели на него сзади.

Конзар превратился в глубокого старика. Лицо желтое, залитое кровью. Лишь плечо Ламорика поддерживало его, не давая упасть на камни мостовой.

Дьюранд встряхнул головой, панически не желая верить, что все кончено, и отчаянно пытаясь хоть что-нибудь придумать.

— Ламорик, вы не знаете другого хода в замок? Есть тут какой-нибудь тайный ход?

Лицо Ламорика оставалось пустым.

— Тайный ход?

Видя в его глазах лишь недоумение, Дьюранд выругался.

Стражники и командиры умоляли толпу бежать к дальним воротам, пока не поздно. Если хоть на миг поднять решетку — людское море затопит, захлестнет замок. А с этакой толпой внутри Радомор уморит их голодом в считанные дни. Дьюранд никак не верил, что они пережили все эти атаки лишь для того, чтобы погибнуть тут, под самыми стенами замка.

Он огляделся вокруг — и увидел крошечный шанс. На площади еще оставалось несколько воинов — они сумеют сдерживать толпу столько времени, сколько понадобится, чтобы впустить Ламорика и Конзара внутрь.

— У нас есть несколько человек, — проговорил Дьюранд. — Ваша светлость, прикажите людям охранять ворота. — Дьюранд повысил голос и прохрипел: — К воротам! Воины Гирета, к воротам!

Он хватал их за плечи, бил по лицу — выстраивая в живую стену, которая сумеет сдержать толпу.

Когда он пробился к воротам, на лицах гвардейцев за дубовой решеткой читался ужас. Толпа притиснула его к прутьям.

— Я из свиты Ламорика! — завопил он.

Кирен поднял голову. Глаза его были пусты.

— Это уже не важно, Дьюранд.

— Тут сам Ламорик!

Кирен разинул дрожащий рот.

— Поздно.

Должно быть, Кирен мысленно видел Альмору и Дорвен на пиках, растерзанного на куски герцога, залы Гирета, залитые кровью, полные трупов. Если он только впустит толпу…

— Сын герцога! Наследник!

Но Дьюранд понял: надежды нет.

Он расчистил себе крошечный участок пространства в толпе. Поглядел на дерево и сталь решетки. Может, что-то еще и получится…

— Мы войдем внутрь!

Дюжина воинов, переживших штурм ворот, кидала на него недоверчивые взгляды.

— Хватайтесь за чертовы ворота! — велел он. И солдаты, взревев, повиновались. Теперь Дьюранд оказался лицом к лицу с Киреном, стоявшим по ту сторону ворот. — Выверните болты, — взмолился он. — Все, чего я прошу — выверните болты, и мы поднимем эту штуковину куда быстрее, чем ваша лебедка. Вверх и вниз, в два счета — больше никто и не успеет войти.

— Поздно, — повторил Кирен.

На спину Дьюранда напирала толпа. Лишь этот напор и поддерживал Конзара на ногах.

Ламорик покачал головой.

— Исполняйте свой долг, сэр Кирен.

Они слышали трубы на улицах. Свист стрел, вылетающих из бойниц замка.

Кирен вытянул длинные болты, что крепили решетку.

Дьюранд с волчьей улыбкой повернулся к изувеченному арьегарду отряда Ламорика.

— Что есть мочи! Сколько у вас есть сил. Если вы не оторвете ее от земли, мы все — покойники. Тяните! — Ламорик занял место рядом с ним. — Тяните!

Сколько могут весить ворота? Тонну? Две? Дьюранд напрягся. Кости у него трещали от натуги. Острые края прутьев резали руки. Он тащил, внезапно преисполнившись твердой уверенности, что человек способен силой сам себя выдавить из мироздания. Вес мышц и костей словно бы вдавливал его вглубь, в царящий под землей мрак. Из горла вырывались чудовищные звуки.

Но решетка сдвинулась. Дерево и сталь поддались, Стальные зубья вышли из пазов в мостовой. Хотя подошвы Дьюранда скользили по камню, он продолжал налегать. И вместе с дюжиной ламориковых воинов выталкивал решетку вверх на дребезжащих цепях.

Дьюранд слышал крики и мольбы — но оглянуться не мог. Что-то ударило его по колену, едва не сбив с ног, — кто-то из отчаявшихся людей на площади ползком бросился в образовавшуюся щель. Невероятным усилием молодой рыцарь сумел устоять.

— Дьюранд, — окликнул Конзар. Голос его звучал спокойно.

Юноша обнаружил, что не может открыть глаза.

— Мы уже внутри, Дьюранд, — продолжал Конзар. — Ворота держат. Тебе тоже придется подлезть — причем прямо сейчас.

Казалось, тяжесть, распределенная по всем костям и суставам, мгновенно сломает его — пошевелись он только, попробуй сменить позу. Однако неимоверным усилием воли Дьюранд, судорожно глотнув воздух, оторвался от прутьев и прополз под воротами.

Через миг он присоединился к воинам на той стороне и снова принял свою часть ноши.

Ламорик кричал, пытаясь остановить поток ползущих, карабкающихся тел.

— Освободите проход! Ворота вот-вот рухнут!

Но людское течение не останавливалось — и ясно было, что не остановится никогда.

— Господи, я должен опустить ворота, — простонал Кирен. — Если войдут они все, мы не спасем ни души.

Проползающие бились о ноги по-прежнему держащего ворота Дьюранда. За толпой — подступал Радомор. Конзар или Ламорик должны отдать приказ: «Бросайте!» Каждый из них готов был взять вину на себя.