Слуги паука 1. Ночь Паука

— Тебе не надо из него стрелять — еще убьешь кого-нибудь! Ты должна лишь, когда понадобится, не мешкая отдать его мне.

Они вооружились факелами и пошли вперед.

— Он внизу, — неожиданно сказала Зита.

— Знаю, — отозвался Конан, — где крысе прятаться, как не в подвале?

Они пошли вперед. Первым шел Конан, за ним обе девушки. Мелия посмотрела на пол и подумала, что и без колдовства Зиты и нюха Конана они без проблем отыскали бы тварь. Четкие кровавые следы ясно указывали путь.

Мелия присмотрелась. Следы не были человеческими, и она тут же поймала себя на мысли, что продолжает, как и Фабиан, отождествлять тварь с Эмериком, и ее передернуло от омерзения.

Следы были четырехпалыми, похожими на птичьи, но огромных размеров, и она с содроганием вспомнила о когтях-кинжалах, распоровших грудь Конану, а ведь то были руки…

Впрочем, не такие уж они и большие. Она приставила ногу — кровавый след был в длину точь-в-точь таким же. Видно, верно говорят, что у страха глаза велики!

Они уже подошли к лестнице, ведущей в подвал, когда Мелия насторожилась — что-то ей не нравилось все это время, но только сейчас мелькнула в голове догадка, которая, правда, тоже ничего не объясняла.

— Конан! — Киммериец резко обернулся. — Посмотри! Следы становятся меньше.

Он посмотрел себе под ноги, посветил факелом. — А ведь и верно. Что бы это могло значить? — Он вопросительно посмотрел на Зиту.

— Кровь вышла из нее, — девушка в раздумье покачала головой, — но я не знаю, как она может теперь выглядеть.

— Неважно, — сам ответил на свой вопрос Конан, — сейчас все выяснится. Но ты молодец, — он улыбнулся Мелии, — если тварь действительно уменьшилась в размерах, ей проще спрятаться, и мы рисковали пропустить ее.

Они пошли дальше, но Мелия не могла оторвать взгляда от стремительно уменьшавшихся следов. Казалось, Зита была права, и тварь действительно теряла размеры вместе с вытекающей из ее тела кровью, которой было залито все вокруг. И все-таки это было уже слишком — не из одной же крови она состояла!

Но тут Мелия заметила, что и сами следы начали меняться. Мало того, что они становились все меньше и меньше, но сперва пропали отпечатки чудовищных когтей, потом, словно пальцы твари отпадали один за другим, отпечаток четырехпалой лапы сменился отпечатком маленького копытца. Одновременно с этим пропала кровь, до сих пор щедро отмечавшая путь. Последняя ее капля осталась на нижней ступени лестницы.

— Где она, Зита? — спросил Конан не оборачиваясь.

— Там, где родилась! — Она кивнула на обгоревший дверной проем.

Конан осторожно вошел внутрь. Тварь сидела у дальней стены и смотрела на них ненавидящим взглядом. Похоже, она ожидала прихода людей и понимала, что смерть идет за ними следом.

Жалкий уродец выглядел злой пародией на монстра, которого они знали. Ростом в локоть, он походил на себя прежнего не больше, чем мумия напоминает живого человека, и сейчас, сделавшись ростом с крупную крысу, стоящую на задних лапах, в нем появилось еще больше крысиного, чем прежде, и от впечатления этого не могли избавить ни крокодилья шкура, ни копытца.

Увидев Зиту, тварь дернулась навстречу, но Конан, не целясь, выстрелил, и тварь заверещала, ухватившись за стрелу, пришпилившую ее к стене. Не говоря ни слова, Конан выхватил меч и, проткнув тварь, отшвырнул ее в камин, в объятия жадного пламени.

Тварь заверещала и засучила лапами, точно так же, как и ранее сожженная кисть, и, ярко вспыхнув, рассыпалась прахом.

— Надеюсь, больше превращений не будет? — Киммериец вопросительно посмотрел на Зиту, и та лихорадочно закивала, не в силах вымолвить ни слова.

Глава одиннадцатая

Пожар в комнате давно стих. Все, что могло гореть, сгорело, покрыв потолок и стены толстым слоем жирной копоти. Остатки мебели валялись на полу грудами тлеющих углей, исходивших удушливым сизым дымом. Впрочем, это было неважно.

Незримый не боялся огня, как такового, и дым ему, лишенному тела, был не страшен, но свет ослеплял, как любую ночную тварь, лишал способности ориентироваться, и это раздражало. Но теперь огонь угас, и демон успокоился, получив, наконец, возможность спокойно обдумать создавшееся положение, а было оно безрадостным — этого нельзя было не признать.

Шквал событий, случившихся с ним с начала ночи, напоминал морское плавание в разгар шторма. Его, словно утлое суденышко, то вздымало на гребень волны, позволяя испытать бурю восторга, то низвергало в пучину ужаса, грозя в любой момент пустить на дно. Однако шторм стихал. Волны становились ниже, а спуски более пологими, но это не приносило радости — мачты были сломаны, а корпус нахлебался воды и грозил в любой момент затонуть!

Он попал в нелепое положение, когда события стремительно развивались самым непредсказуемым образом, а он Даже не знал правил, по которым играют люди, и в результате все его ответные шаги заканчивались неудачей. Он слабел все больше, после каждого проигранного этапа терял силы, почерпнуть которые было неоткуда.

Из мощного демона, с которым вынуждены были считаться сами небожители, он превратился в жалкую тень! С ним остались все его способности, но сил проявить их недоставало. И это сознание собственной немощи было невыносимо!

Лишь одна мысль владела Незримым сейчас — бежать! Но для этого нужно выбраться из кокона, в который упрятали его люди. Оставаться здесь нельзя. Скоро они сами придут, чтобы освободить его, но этот миг свободы останется всего лишь мигом — его вновь заточат в темницу, из которой волею случая удалось бежать.

Самому ему не выбраться — это он понимал, и потому без раздумий отдал часть сил меньшей своей половине и ослаб еще больше. Похоже, злой рок удостоил его своим вниманием! С момента освобождения он стремительно терял силы. Сперва их отбирали у него не спрашивая, потом он начал отдавать их добровольно, всякий раз попадая во все худшее положение.

И все-таки на этот раз он потратил силы не зря — полдела сделано, осталось только воссоздать вторую половину, и он выберется отсюда. Для этого у него есть всего один шанс, но он его не упустит. Плохо другое — едва он вырвется из плена, проклятая колдунья узнает об этом, и за ним вновь начнут охотиться, а этого нельзя допустить, а значит, он должен спрятаться, и для этого у него будет тоже всего один шанс. Иначе он погиб безвозвратно.

Фабиан стоял у окна и тупо смотрел на поляну, залитую лунным светом, не сознавая, что видит пред собой. Кулаки его были разбиты в кровь, — он так и не смог прорваться наружу — но он не чувствовал боли. Когда стало совершенно очевидно, что выхода из проклятого дома нет, он вдруг потерял интерес ко всему. Ему стало все равно, что с ним произойдет дальше. Он стоял, смотрел в окно и не думал ни о чем. Голова была пуста, словно выеденный червем орех. Он даже не знал, давно ли стоит здесь. Он стал подобен растению, без мыслей, без желаний идущему по жизни от рождения к смерти.

Внезапно он вздрогнул — последний осколок стекла, неизвестно как до сих пор державшийся в раме упал, жалобно звякнув. Быть может, Митра нарочно оставил его до времени на месте, чтобы звуком падения привести в себя глупца, лишившегося ума со страха? Дать ему еще один шанс доказать, что он все-таки не растение и разум дан ему не только для того, чтобы бояться и ненавидеть, но и любить тоже?

Он медленно опустил глаза на груду осколков и щепок под ногами, и на этот раз во взгляде его промелькнул отблеск мысли.

Что он делает здесь?

Где остальные и что с ними?

Где Мелия? Зита? Конан?

Имена людей с которыми он недавно был вместе, всплывали в мозгу сами собой, и каждое заставляло его вздрагивать, но уже не возбуждали ни похоти, ни злости — Митра пробудил его разум вовсе не для того, чтобы он тут же лишился его вновь. Податель жизни внушал ему нормальные человеческие мысли: что с друзьями, где они и почему он один?