Урук-хай, или Путешествие Туда

Бэрол, кряхтя, слез с земляного возвышения, выпрямился рядом с подошедшим Гхажшем и удивлённо почесал затылок.

– Надо ж, – сказал он озадаченно. – Да ты, никак, на полторы головы вырос, не меньше. Раньше в грудь мне смотрел, а ныне – в глаза. Чудеса.

– Так ведь три года прошло, Бэрол, даже три с половиной, как ты меня видел, вот я и изменился немного.

– Немного?.. – Бэрол всё ещё выглядел озадаченным. – Я что ли вниз расти начал? – он посмотрел по сторонам. – Нет. Рябят не ниже вроде. Это ты так вымахал. Да и заматерел вон как. То я тебя сразу и не признал. Где же признать, когда ране-то ты совсем не такой был. А может, это и не ты? – Бэрол опасливо отодвинулся от Гхажша, а «медвежата» вокруг, наоборот, придвинулись поплотнее.

– Я, Бэрол, я, – успокоил его Гхажш и улыбнулся окружающим. – Если сомневаешься, могу тебе всё рассказать, как мы с тобой в королевских стрелках служили. А что вырос… Мне ведь семнадцать годков было, когда мы с тобой расстались, да ещё в Минас-Тирите лекари поили меня чем-то, вот и подрос. По возрасту и от лечения.

– Да, – проворчал Бэрол, успокаиваясь. – К ним, к лекарям, только в руки попади. Они налечат… И без них худо. Ко мне вот прицепилась лихоманка какая-то третий месяц на лежанке лежу, хожу еле-еле. И ведь не лечится ничем. Хорошо, бегать никуда не надо, а то совсем бы беда. Пошли-ка, мил дружок, на воздух. Засиделся я в берлоге, надо и на солнышко выйти. Борн!

– Я! – отозвался Борн, по-прежнему стоявший за моей спиной.

– Мальца приодень во что-нибудь! Раз уж порвали ему всё. Да пошли рябят на охоту и вели стол готовить, гости у нас, пировать будем.

И они с Гхажшем вышли из землянки, а вокруг меня всё завертелось и закружилось, подчиняясь коротким приказам Борна.

Взамен моей, погибшей под пальцами Борна, одёжки, «медведи» нашли мне штаны из лосиной кожи, полотняную рубаху и куртку из грубого холста. Всё неяркого светло-серого цвета. Штаны были на фут длиннее ног, а в куртке и рубахе я просто утонул. Но велико – не мало, и как говорит тётушка Лилия: «Из большого не выпадешь». Где-то подвернули, где-то подтянули, и когда я надел возвращённый мне пояс, то оказалось, что новая одежда сидит вполне удобно, а мягкая рубаха даже ласкает отвыкшее тело.

Потом Борн проводил меня к верхнему краю оврага. Там, развалившись на подстеленных звериных шкурах, разговаривали Бэрол и Гхажш.

– Нет, он не стрелок, – услышал я, подходя, голос Гхажша. – Это дед его в королевской страже был. А сам он даже в Гондоре не бывал. Так что ты его о нём и не расспрашивай.

– А звать-то мне его как? – это уже Бэрол спросил.

– Так и зови, половинчиком. Имена у них такие, что тебе не произнести.

– Это точно. Он мне сказал, как деда звали, я аж поперхнулся. Надо ж такое выдумать. А сюда-то его как занесло? Да ещё с тобой в сотоварищах. Не со всяким королевский стрелок гулять будет в орочьем-то обличье.

– Сам же всё понимаешь, зачем спрашиваешь. Не по пустому делу путешествуем. По королевскому. А что обличье орочье, так в иных местах в нём безопаснее. Кто же знал, что на этом берегу вас встретим. От Бъёрна не ближний путь.

– Это верно. Полгода уж тут сидим. Тоска заела. Ни мёду свежего, ни баб красивых. Да что красивых, сейчас и карга какая-нибудь за красотку бы сошла. «Медвежата» мои скоро на коз степных бросаться будут. Звереют от скуки. Вас-то тоже от скуки принялись ловить. Так-то не велено нам никого тут тревожить, себя оказывать. Даже и ороков. А только скучно. То ли дело в Карроке! Не велик городок, не Минас-Тирит, а всё же город. Есть где распотешиться. А здесь всей потехи – одна охота. Так болею вот, не могу на охоту-то ходить. Неделю назад корабль был, жратвы свежей привезли да мёду, теперь тебя вот повстречал, попируем, утешимся. А потом опять тоска на полгода.

Я вышел из кустов, и Бэрол прервался. «Садись с нами, половинчик, – сказал он. – Рябятки у меня шустрые, скоро стол соберут, а мы тут побеседуем пока».

– Что ж Вы тут делаете? – по обрывку разговора я уже догадался, что Бэрол и его «медвежата» – бъёрнинги, и решил подыграть Гхажшу. К тому же мне в самом деле было интересно, что они делают так далеко к югу от родных мест. – До Каррока далеко, если я карту правильно помню.

– Воюем мы тут, – махнул рукой Бэрол. – с Роханом воюем.

– Воюете? – оживился Гхажш. – Хорошая у вас война, никого не трогать приказано. Рохан, он же на другом берегу. Как с ним можно на этом воевать? На этом, разве что с орками из Лихолесья, а в степи – с Возничими, но они не часто у Великой реки появляются. До сих пор это только Гондор заботило.

– А… – Бэрол опять расстроенно помахал рукой. – Сам всё знаю. А что делать прикажешь? Служба. Чего начальство приказало, какую глупость не выдумало, а ты делай. Застава у нас тут. Кто-то из воевод, вишь, решил, что роханцы могут через Реку переправиться и вдоль опушки Лихолесья к Бъёрну, на север, подняться. А там же до самого Каррока ни одного воина нет. Вот и сунули нас сюда комаров овражных кормить. Приказ дали, себя не оказывать, за степью наблюдать, ежели роханцы переправятся, гонца в Каррок слать. Будто гонец быстрее коней роханских. Только глупость всё это. Зачем роханцам вдоль Лихолесья идти? Под орочьи стрелы подставляться? Да там на большое войско ни воды, ни жратвы нет. Тем паче на конное. Ежели они решат по этому берегу идти, так вдоль Реки и пойдут. Только у начальства свои думки. Вот и сидим. Степь сторожим.

– И что Бъёрн с Роханом не поделили? – спросил Гхажш.

– Известное дело, чего, – ухмыльнулся Бэрол. – Землю. Из-за неё, родимой, весь сыр-бор. Королёк-то наш не дурак, казну считать умеет. Недаром же Каррок на броде через Реку построили. На торговом пути. Теперь хоть с запада на восток, по тракту, хоть с севера на юг, по Реке, путь держи или, положим, наоборот, всё одно никакому купцу Каррока не миновать. Стало быть, пошлины королевской тоже. Опять же купцы – люди весёлые да богатые, сколько ещё серебра в постоялых дворах да развесёлых местах оставят? А они королём податью обложены, и немалой. Снова королю прибыток.

– И при чём тут война? – не понял я.

– А при том! – наставительно поднял палец Бэрол. – Эреборские гномы в очередной раз задумали у ороков Подгорное царство отбить. Ополчение собрали уже да, поди, уж и ушли, пока мы тут сидим. Обещались, как триста лет назад, всё орочьё от Сабельницы до Гундабада выжечь. Кричат: «Мы им припомним битву Сожжённых гномов [30] и смерть Двалина». Гномы, они же на обиду памятливые, для них триста лет не срок.

– Теперь ещё и гномы, – сказал я. – Я не понимаю ничего.

– Экий ты, половинчик, торопливый, – укоризненно проворчал Бэрол, – не перебивай. Всё расскажу. Раз такое дело с гномами, то королёк наш и решил землицу, что между Горами и Рекой [31] лежит, себе прибрать, до самой Серебряни. Не знаю уж, сам он додумался или подсказал ему кто, а дело хорошее. Ежели гномы ороков окоротят и Подгорное царство [32] отвоюют, то народец, что меж Горами и Рекой живёт, бесхозным останется. До сих они подгорным орокам дань платили, а ежели ороков не будет, то кому с них подати собирать? Самое хорошее для нашего королька занятие. Опять же, займут гномы Подгорное царство, значит, торговля будет. Гномы ж не ороки, впроголодь сидеть не могут. А мастера они известные. Эсгаротцы от торговли с эреборскими да железногорскими гномами большой барыш имеют. Такой доход и нашему корольку не помешает. Западный ход под Горы, говорят, завален, не скоро откопают. Стало быть, вся торговля через восточные ворота пойдёт. Вот и получается, что кто землёй у гор владеет, тот и пошлины с купцов собирать будет. Опять же, кто гномам зерно с мёдом повезёт, с тем они и в союзе будут. Не из Каррока же его возить? Проще землепашцев к Горам поближе переселить. Землицы-то свободной там хватает. Вот из-за того и война с Роханом. Они, вишь, вспомнили, что это их «древние земли». Будто бы из этих краёв они в Рохан переселились. Тыщу лет не помнили, а нынче спохватились.