Король-Провидец

Мемлинк пронесся вдоль нашей колонны на полном скаку. Никто на успел обнажить меч, и он был слишком близко для стрелы из лука или удара пикой.

Но он не принял в расчет Лукана. Я развернул коня и пустил его галопом.

Копье почти достало хиллмена, но он вовремя пригнулся и прорвался мимо нескольких пехотинцев ко второй повозке. В ней сидело несколько женщин, пара стариков и дети. Рядом с возницей ехала одна из служанок Тенедоса, помощница кондитера по имени Жакоба. Я не раз замечал ее раньше – невысокая, исключительно красивая молодая женщина на год-другой старше меня, с длинными темными волосами, которые она обычно завязывала в узел на затылке. Но я ни разу не разговаривал с ней.

Должно быть, она была одной из красавиц, удостоенных внимания Мемлинка в магическом видении. С торжествующим воплем хиллмен наклонился, схватил Жакобу, перебросил ее через седло и пришпорил своего скакуна. Я развернулся на ходу и помчался за ним через остановившуюся колонну. Один из солдат Меллета возился с метательным копьем. Я вырвал его из рук опешившего пехотинца и поскакал дальше.

Мемлинк держал курс на извилистую лощину справа от дороги, явно рассчитывая на то, что там никто не осмелится преследовать его. Он пригнулся в седле, почти касаясь лицом гривы своей лошади.

Я привстал в стременах... уравновесил копье... и метнул его.

Возможно, Мемлинк рассчитывал на военное благородство нумантийцев, или просто считал нас дураками. Я целился не в него, но в гораздо лучшую мишень. Копье вонзилось в круп его лошади. Животное дико заржало и свалилось, а женщина и ее похититель покатились по сухой земле. Я резко натянул поводья, остановив Лукана, и спрыгнул с седла в тот момент, когда Мемлинк поднялся на ноги. Его сабля при падении отстегнулась, однако он побежал ко мне, выхватив из-под своего плаща длинный кинжал. Одновременно с этим он наклонился, чтобы поднять с земли увесистый камень. Когда его пальцы крепко сжали камень для коварного броска снизу вверх, мой меч метнулся вперед, словно атакующая гадюка, и кисть руки вместе с камнем упала на землю. Секунду-другую он недоверчиво смотрел, как кровь хлещет на землю из обрубка, а затем мой клинок глубоко врезался ему в грудь на возвратном движении, рассекая ребра и сердце.

За моей спиной раздавались боевые кличи, но я не обращал на них внимания. Я подбежал к оглушенной Жакобе, поднял ее на руки и повернулся, ища взглядом Лукана. Верный конь уже стоял рядом со мной, словно почувствовав, что у нас остается мало времени. Я вскочил в седло, втащил Жакобу, перекинув ее через луку перед собой, и мы поскакали под прикрытие каравана.

Горсточка всадников Мемлинка попыталась прорваться на помощь к своему вожаку, но мои лучники сразили их стрелами. Перед колонной валялось несколько трупов людей и лошадей, а остальные бандиты удирали, рассыпавшись широким полукругом.

Я помахал Тенедосу, подавая ему знак, что можно возобновить движение, а затем вернул Жакобу в ее повозку. Она только-только начала приходить в себя. Из носа у нее текла кровь, платье перепачкалось при падении, и я подозревал, что завтра под глазом у нее будет солидный синяк. Она пыталась найти силы, чтобы выразить свою благодарность в словах, но дар речи еще не вернулся к ней. Я прикоснулся к своему шлему и поскакал в начало каравана.

Проезжая мимо Второй колонны, я услышал тихий свист – шутливый сигнал, выказывающий преувеличенное благоговение перед актом выдающейся доблести. Я с трудом подавил желание улыбнуться и сделал серьезное лицо, но про себя решил, что на следующий день уланы из Второй колонны будут зачислены в списки для несения самых тяжелых нарядов.

Я остановил Лукана рядом с Тенедосом.

– Интересно, – без обиняков начал он, – это с самого начала входило в планы Мемлинка, или он просто импровизировал?

– Скорее всего, последнее, сэр. Похоже, он нуждался в таком представлении перед своими бандитами – иначе они бы решили, что он недостоин быть их вожаком.

– Кстати, о позерстве, – задумчиво продолжал Тенедос. – Легат Дамастес а'Симабу, что вам говорили в лицее о солдате, который покидает место в строю ради благородного, но совершенно бессмысленного поступка?

– Обычно, сэр, такого солдата хвалят перед строем, а затем отводят за казармы, где один из самых здоровых уоррентов дает ему взбучку и приказывает, чтобы этого больше не повторялось, – ответил я, понимая, что вел себя как последний дурак, но ничуть не сожалея о случившемся.

– В таком случае, прими мои поздравления. Когда мы вернемся в Юрей, мне придется на пару часов позаимствовать эскадронного проводника Биканера. До тех пор, однако, окажи мне услугу и воздержись от отчаянных выходок, за которые ты можешь поплатиться головой. Я в самом деле не хочу командовать кавалерийским эскадроном, в придачу к остальным моим обязанностям.

– Да, сэр. И если уж зашла речь об ответственности, сэр, могу ли я заметить, что меня поразили некоторые выражения, которыми иногда пользуются профессиональные дипломаты?

– Та-та-та, мой дорогой легат, – насмешливо-покровительственным тоном отозвался Тенедос. – Подумай вот о чем. Наш противник разбит, не так ли? Его войско в беспорядке отступило, верно? Путь впереди свободен, и мы потратили совсем немного времени на дискуссию, правильно? Возможно, – добавил он обманчиво-печальным тоном, – возможно, мне следовало бы применить такую же тактику с нашим добрым ахимом Ферганой.

Я засмеялся от души – в первый раз за очень долгое время.

На следующий день налетчики вернулись – а может быть, это был другой отряд бандитов. Они лежали в засаде на противоположном берегу реки, пока не прошла кавалерия. Затем около тридцати лучников выпрямились в полный рост и принялись осыпать стрелами первые два взвода пехотинцев. Те немедленно их атаковали: лучший способ выйти живым из засады – это напасть на врага с неожиданной стороны. Лучники повернулись и побежали через мелководье, не приняв боя.

С другой стороны дороги из укрытий выскочили еще горцы и с воинственными воплями побежали к повозкам. Они прорвали тонкую цепь охраны, в считанные секунды похватали из повозок то, что им подвернулось под руку, и исчезли. Одновременно третья группа хиллменов ударила по скоплению штатских. Они похитили десять нумантийцев: пятерых женщин, включая двух шлюх из обоза КЛП, десятилетнюю девочку, младенца и троих мужчин.

Потом не осталось ничего, кроме завывания ветра в утесах, криков раненых и умирающих. Семь солдат – шестеро пехотинцев и один из моих хиллменов – погибли в этой стычке. Еще шестеро получили ранения.

Мы перестроились и двинулись дальше.

Через час мы услышали душераздирающие крики, доносившиеся из-за скал, виднеющихся впереди нас. Хиллмены приступили к своим обычным развлечениям.

За следующим поворотом дороги мы обнаружили тело младенца. Ему размозжили голову о придорожный валун и оставили крошечный труп на видном месте.

Мы шли вперед, и мало-помалу крики затихли в отдалении.

Через час мы приблизились к деревне, где на пути в Сайану мальчишка пытался убить меня стрелой, выпущенной из дедовского лука. Теперь здесь было совершенно пусто. Заметно похолодало, и Тенедос предложил обыскать хижины на предмет одеял или других теплых вещей, которые мы могли бы позаимствовать.

Я остановил караван на дороге и послал на это задание нескольких уланов. Первые две хижины оказались пустыми, выметенными подчистую. Сержант, возглавлявший поисковый отряд, распахнул дверь третьей хижины. Тренькнула тетива самострела, и он отшатнулся с потрясенным видом, схватившись за маленькую стрелку, пригодную разве что для стрельбы по воробьям, торчавшую у него из груди.

Кавалерист выругался, выдернул стрелку и отшвырнул ее, сказав, что это пустяки. Он двинулся было к следующей хижине, но в эту секунду закричал от боли, хватаясь за крошечную кровоточившую ранку. Он упал на колени, затем на спину, и забился в судорогах, прокусив себе язык. Он умер прежде, чем остальные успели добежать до него.