Сотерис

— Ты что, есть не собираешься? — усаживаясь за столик, спросил Андрей.

Маша молча покачала головой.

— Тогда садись и подожди меня, не стой над душой. — Андрей принялся со вкусом поглощать обед. — Видела, что Сашка вытворял? Честно говоря, я такого не ожидал. Он всего-то три месяца как серьезно взялся за фехтование — и на тебе, все школы обошел!

— Он упрямый, — садясь напротив, сказала Маша негромко. — Я таких упрямых еще не встречала.

— Он не упрямый, он чокнутый, — отпив компоту, возразил Андрей. — Но ты права. Думаю, если б он так же серьезно взялся за магию, то уже владел бы ею не хуже меня. А вот тебе даже пробовать бесполезно, поскольку у тебя всё равно ничего не выйдет, — сказал он и сунул в рот еще кусок.

— Знаешь что? — плавно поднимаясь на ноги, сказала Маша. Она выдернула из-под носа Андрея тарелку, подержала секунду и с размаху одела ее ему на голову. — Иди-ка ты к черту со своей магией! — выкрикнула она и стремглав выбежала из буфета.

Андрей остался сидеть с вилкой в руке и содержимым тарелки, медленно сползающим у него с головы.

В это время Сашка, переодевшись, вернулся в зал отдать Роману сумку с фехтовальным костюмом, который принадлежал школе.

— Тебе денежный приз, нам кубок! — забирая у него сумку, сказал цветущий от счастья Роман. — А чего костюм отдаешь? Он же еще понадобится!

Сашка отрицательно качнул головой.

— Извини, — сказал он. — С фехтованием я закончил. Теперь у меня на очереди биология.

Обернувшись на ходу, он помахал на прощанье Роману, открывшему от удивления рот. На улице Сашку догнала Маша.

— Ты что, правда бросил фехтование? — запыхавшись, спросила она. — Мне Роман сообщил.

— Да, — не глядя на нее, сказал Сашка. — Правда.

Он пошел к остановке, щурясь от весеннего солнышка, не обращая внимания на Машу. Так он с ними обоими теперь и разговаривал, и исключительно в ответ на обращение к нему. Сам Сашка инициативы не проявлял.

Все зимние каникулы он просидел дома, запретив матери подзывать его к телефону, если звонил кто-нибудь из них. А также впускать их в квартиру. В ответ на ее недоуменный вопрос он коротко бросил:

— Потому что я не хочу их видеть.

— А где та девочка, что была здесь однажды — Лилия, кажется? — спросила его как-то мама.

— Переехала в другой город, — ответил Сашка и побыстрей скрылся в своей комнате. Мама проводила его беспокойным взглядом, но больше вопросов не задавала.

С Машей и Андреем после зимних каникул у него состоялся только один продолжительный разговор. Считая, что Сашка еще просто не отошел от шока, связанного с исчезновением на его глазах Лилии, они подробно рассказали ему, как после ее странной аллергии на желтые цветы иссопа Маша отпросилась на несколько дней в школе. И, перелопатив горы литературы, разыскала в какой-то книге а-ля «Молот ведьм» состав венка — двенадцать цветущих трав (Маша их радостно все перечислила).

Потом она потратила два дня, рыская по городу в поисках нужных цветов. Она даже обратилась за помощью к матери Андрея и на кафедру ботаники какого-то института, не говоря уже о городских оранжереях. Отыскав всё, что было нужно, они с Андреем решили — если венок остановит Лилию так, что она не сможет пошевелить и пальцем, как было описано в книге, то значит, она не человек и цепочку они перекусят.

Насчет цепочки идея была Маши — та давно заметила, что Лилия никогда ее не снимает. Один раз на физкультуре кто-то зацепился за нее рукой и чуть не оторвал ей голову, но и тогда она ее не сняла.

Сашка выслушал их, не перебивая, а потом спросил:

— Скажите, что она вам сделала?

Андрей, помрачнев, сказал, что нормальные люди птиц криком не убивают и вообще столько знать и уметь на таком уровне не под силу живому человеку. А Маша стала объяснять, что, судя по тому, как Лилия исчезла, она или ничем не отличается от ворона, или является самым настоящим демоном.

Вынести же существование подобных тварей рядом они не могли, потому как это просто-напросто страшно. Ходи и всё время оглядывайся. И вообще, Сашка просто не хочет понять, от чего его избавили.

На что Сашка сказал:

— Тогда давай пристрелим Макса, потому что Андрей боится собак.

А потом развернулся и ушел. И после этого ни разу с ними сам не заговорил. Вот и сейчас он молча шагал рядом, а Маше казалось, что с таким же успехом она могла бы идти одна. Она просто не ощущала его присутствия, как обычно ощущаешь человека, пусть и не видишь его. Но она не отставала.

— Сашка, это глупо бросать фехтование именно сейчас! — говорила Маша. — У нас будут новые костюмы теперь и новые рапиры, а не эти старые железяки. И вообще, Роман обещал найти деньги на летний лагерь… — Она сбилась, помолчала и вдруг воскликнула: — Да забудь ты о ней!

Они достигли проспекта, когда Сашка повернулся к Маше.

— Тебе налево, мне направо, — сказал он. — Бывай.

— Нет, ты не уйдешь! — Она рванулась и заступила ему дорогу. — Скажи, зачем всё бросать? Что ты хочешь этим доказать? — почти прокричала она ему в лицо, опять почувствовав, что разговаривает со стенкой.

Сашка обошел ее и заскочил в первый попавшийся автобус.

— Чёрт упрямый! — топнула ногой Маша.

Она стояла и смотрела на отъезжающий от остановки автобус, не обратив внимания на появившегося Андрея. Голова у того была мокрая, он вытирал ее на бегу носовым платком.

— Что за дела?! — заорал Андрей. Над ухом у него красовалась незамеченная в спешке макаронина. — Ты совсем взбесилась, да? Я всех людей в туалете распугал своим видом. У меня теперь одежда под курткой наполовину мокрая, а другая половина в этом мерзком соусе!

Маша рассеянно глянула в его сторону.

— Что, если мы ошиблись? — пробормотала она. — Я всё время думаю — что, если мы ошиблись?

— Ты Лилию имеешь в виду? — Андрей сразу забыл про испачканную одежду. — Да ни в чем мы не ошиблись! — воскликнул он разгоряченно. — Сашка просто дурью мается. Вбил себе в голову невесть что и ходит теперь весь гордый и оскорбленный. Фигней страдает, хотя мы ради него и старались! Я вообще не понимаю, что у него сейчас в голове.

— Ты не понимаешь, зато я понимаю, — обернулась к нему Маша. — Роман сказал, что у Сашки на очереди биология. Соображаешь, что это значит?

Андрей растерянно помотал головой.

— Да он уже ткнул нас носом в фехтование, а следующей будет биология! — взорвалась Маша. — И пока он не станет знать ее лучше Мышильды, не успокоится. А потом примется за музыку, математику или в чем там Лилия была сильнее всех. Он собирается окунуть нас в наше собственное дерьмо, вот что он делает! А потом нацепит себе на шею висюльку, с которой не расстается, и станет таким же, как она, исчезнув в один прекрасный день в вихре!

— Откуда ты знаешь, что он с ней не расстается? — отрывисто произнес Андрей.

— Если бы ты хоть на день отвлекся от мыслей о жратве и магии, то заметил бы, что в любое свободное время она у него в руке, — раздраженно объяснила Маша. — Ну, или в кулаке, если точнее.

— Так может, в этом весь секрет? — задумчиво проговорил Андрей. — Таких его успехов. Может, стоит ее того, умыкнуть? А то вдруг и впрямь превратится в монстра?

— Вот что я скажу, — недобро прищурившись, тихо сказала Маша. — Иди-ка ты… поешь. Может, тогда у тебя просветлеет и ты поймешь, кто из нас троих настоящие монстры. Да хоть бы из всех четверых! А по поводу того камешка я тебя предупреждаю заранее — если ты его тронешь хоть пальцем, то я не пожалею твоих костей и покажу, чему меня учили все эти шесть лет на айкидо.

— Ну, извини! — разозлился Андрей. — Это ведь твоя была идея — избавиться от Лилии. Вот себе по голове и стучи!

Чуть успокоившись, он спросил:

— А четвертый-то кто — Игорь, что ли?

— Да не Игорь, а Лилия! — рявкнула Маша, и теперь уже она прыгнула в первый подошедший к остановке автобус.

— Точно, двинулась, — пробормотал ей вслед Андрей.

Игорь обходил их теперь всех по кривой дорожке — не только Сашку, но и Андрея с Машей. Во-первых, он сильно испугался, когда в двух шагах от него живой человек превратился в порыв ветра, хотя и был предупрежден, что нечто подобное может произойти. Во-вторых, на это наложилась боль в только недавно сросшемся запястье, которое опять сломал ему Сашка. Так что, когда Маша сделала попытку его успокоить, он устроил им с Андреем истерику, запретив впредь даже приближаться к нему. Цена его мести оказалась для него слишком высока.