Операция "Бешеные лошади" (СИ)

Не обращая внимания на задумчиво посмотревшего на него цепким, оценивающим взглядом бондаря, он достал из кармана кошелёк с золотом и принялся отсчитывать аванс.

— Всё? — поднял он на бригадира глаза, протягивая ему золото. — Этого достаточно для продолжения работ?

— Ну…, - медленно покачал тот рукой, как бы взвешивая полученное золото на ладони.

— С учётом того, что изначально завысили стоимость работ процентов на сорок и что вы кое-что нам должны — этого хватит, — Сидор жёстко оборвал так и не начавшийся торг.

Церемониться с ними и подбирать слова, чтоб как-нибудь случайно не обидеть людей резким словом, Сидор больше не собирался. И так вся эта история с наймом бондарей снова на работу ничего кроме раздражения у него не вызывала. А уж то, что пришлось ещё и выплатить им аванс, вообще привело его в состояние тихого, еле контролируемого бешенства.

Выплачивая аванс бригаде, Сидор был даже не зол, он был в бешенстве. Вместо того чтобы вплотную заняться завершением строительства Большого пруда на Быстринке, и запуском в работу перестраиваемой лесопильной мельницы, на него повесили ещё и корчёвку пней на вырубке бондарей, и подготовку этого нового поля к пахоте. Как сказал Корней: "Желательно уже в этом сезоне. И если не этой весной, то уж точно осенью".

То, что он сам был в этом виноват, сдуру убедив компаньонов что они действительно могут это сейчас сделать с имеющимися людскими и финансовыми реурсами, дела не меняло. Все почему-то единодушно решили, что нельзя упускать возможность привлечь к своим работам десяток буквально навязывающихся им на шею бондарей, о трудолюбии и немыслимых талантах которых Маша рассказывала всем и каждому чуть ли не взахлёб.

И это бы ладно. Но! Повесили-то всё это в конце концов на него! Как будто ут него дел мало или заняться нечем.

Сидору совершенно не хотелось заниматься ещё и этим полем. А пришлось. Видите ли у каждого было своё любимое, персональное занятие, отрываться от которого никто из друзей не мог, а у него, видите ли, "был опыт общения с данным контингентом…".

Сидор чуть не чертыхнулся вслух, вспомнив заискивающий взгляд Маши, когда она упрашивала его взяться за это дело, и своим нытьём вынудила его согласиться.

Поэтому на общем собрании Сидор был единодушно признан свободным, ничем и никем не занятым, и… безжалостно делегирован на новый трудовой фронт. И теперь, не найдя тогда причин как бы от этого отвертеться, ему придётся чуть ли не ежедневно торчать на этой вырубке, успевшей загодя осточертеть ему хуже пареной репы.

И вот сейчас, едва сдерживаясь, чтоб не выругаться матом, по настоятельной просьбе всё той же Маши, пришлось ещё и выплачивать рабочей бригаде нагло запрошенный ими аванс. Потому как: "Им, видите ли, надо на что-то жить….", как будто они до этого ничего не заработали. На продаже их же леса, хотя бы.

А то что на такую сумму, в два десятка золотых, не то что десяток, а и двум десяткам людей в их городе можно было очень даже неплохо прожить чуть ли не полгода, никто не обратил внимания. Опять Машка безпардонно влезала в его денежные отношения с рабочими и стремилась вертеть делом за его спиной по собственному глупому бабьему разумению.

Видать, прошлый негативный опыт с коровами и свиньями для арендаторов ничему её не научил. Она всё так же бездумно, снова и снова влезала не в своё дело, принявшись опять улучшать быт и условия жизни рабочих, совершенно не учитывая местных реалий и не считаясь ни с какими затратами. Или хотя бы хоть попытаться не нарушать такого простого правила, что платить надо за уже сделанное, а не вперёд авансом.

Взявшись за расчистку новой поляны от пней, Сидор даже и близко не предполагал во что влезает. Казавшееся поначалу таким понятным, привычным и хорошо освоенным делом, на поверку оно оказалось неожиданно тяжёлым и весьма непростым. И не имеющем ничего общего с их прошлогодним опытом очистки старых вырубок, возле того же Берлога, например.

И самую большую трудность, как ни странно, создавали не медведи, а люди, каждый день создававшие кучу проблем буквально на пустом месте. И за разрешение которых никто кроме Сидора не брался. Не могли. А, честнее сказать — не хотели, занятые каждый своим делом.

Вот и приходилось ему теперь плюнув на все свои дела ежедневно торчать на вырубке и самому со всеми разбираться. Да ещё и выплатить вперёд аванс бондарям, от чего у Сидора с первого же дня испортилось всё настроение.

Но самая главная беда была не в авансе и не в том, что ему пришлось взяться за корчёвку пней, а в том, что бондари никак не могли найти взаимопонимание с медведями. Почему-то они их не понимали! Слышать слышали, поскольку не услышать оглушающий медвежий ор было совершенно невозможно, но ничего не понимали, словно все разом, поголовно отупели.

И как такое могло быть вообще, привычный к лёгкому общению с мешками Сидор совершенно не понимал. Всё, абсолютно всё шло наперекосяк.

Ни о какой координации работ не было и речи. Все потуги, хоть как-то направить медвежью энергию в нужное для работы русло, разбивались о скалы элементарного взаимонепонимания и людей, и медведей.

Сидор мог их понять, Маша могла их понять, Корней иногда непринуждённо на них покрикивал, легко добиваясь от мохнатых соседей обязательного выполнения чего ему нужного.

А эти бондари, видите ли, никак не могли с медведями объясниться.

У них почему-то это не получалось. Что приводило Сидора в состояние ежедневного, не проходящего нервного стресса. Проще говоря, он постоянно бесился, наблюдая за безнадёжными потугами людей с медведями элементарно друг друга понять.

Кончилось это безобразие тем, что теперь он сам каждый день, безвылазно торчал на осточертевшей ему до озверения вырубке и переводил, переводил, переводил всем и каждому что они хотят друг от друга. И переводил не стихи о любви и дружбе, а мат в обе стороны, пополам с нелестными эпитетами, которыми эти трудовые соратнички в запале награждали друг друга. И, главное, совершенно не мог смягчить формулировки или куда улизнуть, поскольку обе стороны требовали детального и чёткого перевода чего они говорят, с полным идиоматическим подтекстом сказанного. И буквально за пару дней Сидор стал о-очень большим знатоком местных идиоматических выражений, подлинный смысл которых до того дня был для него во многом неясен.

С трудом выдержав постоянные скандалы первые несколько дней, Сидор запсиховал и попытался увильнуть, подставив вместо себя Машку. Но потерпел на сем поприще сокрушительное поражение. Мужские особи, что одни, что другие, Машку не слушали, игнорируя напрочь. Что естественным образом привело к обидам с её стороны.

И Маша сделала бо-ольшую ошибку. Она пожаловалась Катеньке, а та накрутила хвоста медведицам, подругам тех мохнатых, что были заняты на корчёвке пней.

И мишки, получившие от своих подруг по шее, причём не в фигуральном, а в самом прямом, физическом смысле, обиделись всерьёз. Что привело к тому, что теперь все Машины распоряжения мишками просто игнорировались. А сама она немедленно подверглась полной и безоговорочной обструкции с обеих сторон. Бондари, видите ли, тоже проявили мужскую солидарность.

И несчастный Сидор, снова привлечённый на корчёвку, вынужден был её заменить.

Теперь, забросив уже абсолютно все иные дела, не имея ни малейшей возможности отвечься ни на что иное, хоть у него были сотни буквально горящих дел, Сидор ежедневно торчал на осточертевшей вырубке, обречённо и безропотно переводя ругань с обеих сторон. В результате, он вынуждено даже переселился на стройку, заняв один ещё не до конца отделанный сруб из комплекса лесопилки, быстро приспособленный плотниками ему под временное жильё.

Впрочем, довольно скоро ему это надоело. Сидор буквально физически чувствовал что уходит время, что песчинки в песочных часах с катастрофической неизбежностью падают вниз. Отведенное ему на все его прожекты время неумолимо сокращалось. А он…