Владыка Ночи

И вот однажды ночью ваздру посетили обновленную землю. Они, словно призраки, прошли по берегам морей, протиснулись сквозь высокие колосья злаков и пришли по дорогам в города. Свет ламп бросал отблеск на их одежды и прекрасные, обезумевшие от горя лица. Проходя мимо жилищ людей, демоны ударяли по струнам музыкальных инструментов, бренчали систрами и громко провозглашали: «Азрарн мертв! Азрарн мертв!» Они бросали перед собой черные цветы и скреблись шиповником из черного железа в двери домов.

При их приближении собаки начинали выть, а соловьи замолкали.

— О ком они говорят? — удивлялись люди. — Кто такой этот Азрарн? Но он, должно быть, великий король, раз по нему так скорбят. — И люди с почтением кланялись ваздру и предлагали им вино и деньги, не зная, что перед ними демоны. Но у ваздру не осталось злобы на людей после смерти Азрарна, и они ушли, плача в темноте.

Однажды ночью на землю незаметно пробралась одна женщина эшва. Это была Жазэв, которую Азрарн вылил из кувшина, чтобы развлечь Дрезэма. Примулы больше не росли в ее волосах, в них снова притаились серебряные змейки. Она не плакала, поскольку постоянно думала о странных пейзажах, находящихся не то в мире, не то за его пределами — там, где деревья с сине-пурпурными цветами росли на бесплодных горных вершинах.

Жазэв искала такое место несколько лет. Она ходила к четырем концам земли, но вернулась, ничего не найдя. Наконец она заметила дорогу, ведущую в странном направлении. Эшва направилась туда, где умерла Ненависть, — но теперь уже ей не пришлось пробираться через горы, потому что они рассыпались, а сожженный некогда лес теперь зеленел. Поднявшаяся луна освещала ужасный шрам на небе, когда-то зиявшую, а теперь затянувшуюся рану в том месте, где рот Ненависти был вырван из неба. Под шрамом стояло дерево, такое же, как в мечтах Жазэв. Правда, теперь его цветы утратили нежный оттенок и серели, словно пепел.

Жазэв подбежала к дереву. Она поцеловала его стройный ствол и руками стала разгребать камни у его корней, пытаясь освободить их. От этого ее руки начали кровоточить, кровь капала на корни дерева, возвращая их к жизни. Наконец Жазэв освободила корни и взвалила деревце, оказавшееся очень легким, себе на спину. Она понесла его к плодородной земле. По пути ей пришлось сесть передохнуть, и дерево тут же запустило свои корни в плодородную почву. Жазэв огляделась и поняла, что они забрели в густой древний лес, переживший эпоху Ненависти. Ветви деревьев так плотно перевивались между собой, что под ними было темно, как ночью. К тому же стволы вековых деревьев теснились вокруг, будто стражи. Поэтому ни один луч солнца не проникал сюда даже в полдень. Увидев это, Жазэв сонно улыбнулась и ласково провела рукой по серой коре своего дерева.

По краю древнего леса проходила дорога, а у дороги стоял дом, окруженный возделанными полями, фруктовыми садами и виноградниками.

У селянина, жившего тут, было семь дочерей, младшей из них исполнилось четырнадцать, а старшей двадцать. Они рождались каждый год друг за дружкой. Все семь девушек были красавицами. Их мать умерла давным-давно. Девушек звали Флит, Флейм, Фоум, Фэн, Фунтин, Фейвор и Фейр.

Впрочем, сестры выросли не слишком скромными, несмотря на их невинный возраст. Их отец, грубый и бездушный человек, скупился наряжать своих дочерей. А в городе поблизости жил хитрый купец, торговец шелком, каждой из них он украдкой, бывало, говорил:

— Твое тело, так напоминающее магнолию, будет смотреться лучше в шелковых нарядах, чем в домотканых одеждах. Заходи ко мне как-нибудь вечерком, и я подумаю, чем тебе помочь.

Но ни одна из девушек так и не решилась прийти к нему. Они не хотели идти, поскольку, несмотря на всю свою наивность, отлично знали, что жирные желтые пальцы купца чаще касаются их тел, нежели рулонов шелка. Самая же младшая из сестер утверждала, будто он засунул себе в штаны какое-то животное, и оно шевелилось каждый раз, когда девушка склонялась, чтобы восхититься новыми образцами шелка, которые торговец не уставал ей показывать.

Но несомненно одно — старый разбойник думал о девушках, а они ни на минуту не забывали о шелках. И однажды ночью сестры придумали план.

Купец находился в дальней комнате своей лавки и подделывал записи в книгах, чтобы обмануть королевских сборщиков налогов. Вдруг в дверь стали осторожно скрестись.

— Кто там? — взволнованно спросил купец. В те времена было мало грабителей, но он, будучи сам нечист на руку, хорошо знал об их существовании и был готов к встрече с ними в любой момент. — Не забывайте, что мой дом охраняют шестнадцать слуг и дикая собака.

Но за дверью раздался сладкий голос:

— Это я, дорогой купец, Фейр, седьмая дочь фермера. Но если у тебя здесь дикая собака…

Купец подпрыгнул, обрадовавшись своей удаче, и настежь распахнул дверь.

— Проходи же в мою недостойную лавку, — воскликнул он, пропуская Фейр внутрь. — Здесь никого нет, кроме меня, ты ослышалась. Дикая собака! Какая чепуха! Не бойся, подходи ближе, и я подберу тебе шелк на платье. Однако я не смогу удовлетворить твой вкус, пока ты одета. Тебе придется снять свою одежду, — игриво сказал ей торговец.

Фейр быстро разделась. А купец тем временем облизывал губы и закатывал глаза. Фейр заметила, что странный зверь опять сидел в его штанах.

— Теперь встань здесь, у стенки, а я обмерю тебя, — сказал купец.

Фейр скромно повиновалась, и купец, не в силах больше сдерживаться, бросился на нее.

— Неужели все это так необходимо? — удивилась Фейр, когда он обнимал и целовал ее.

— Разумеется, да, — заявил купец, расстегивая штаны.

— Что-то я сомневаюсь в этом, — сказала Фейр и, повысив голос, позвала своих сестер.

Шесть девушек, ждавших снаружи ее сигнала, кинулись к сестре, размахивая различными предметами домашней утвари, которые тут же обрушили на купца.

— Это я, Флит, старшая дочь фермера! — завопила Флит, ударяя его по левой голени большим крюком для мяса.

— А это Флейм! — закричала Флейм, ударяя по другой голени маленькой сковородкой.

— А это Фоум! — и девушка ударила купца по ягодицам.

— А это Фэн! — и уже другая красавица ударила его по спине.

— Вот тебе и от Фунтин, попробуй это! — провозгласила Фунтин, выливая на него холодное масло из кувшина.

— А я Фейвор, — добавила Фейвор, ударяя его по голове щипцами.

Купец заорал, запрыгал и, поскользнувшись на разлитом масле, растянулся на полу. Тогда семь девушек стали немилосердно его бить, пока несчастный не взмолился, предлагая сестрам забрать весь шелк, который они смогут унести, лишь бы они оставили его в покое. Последствий такого предложения торговец не мог предвидеть, поскольку дочери фермера предусмотрительно захватили с собой отцовскую телегу, запряженную быками, и теперь нагрузили ее доверху. Купец вьет и заламывал себе руки.

— И не вздумай никому рассказывать, что мы были здесь, — посоветовала Флит.

— Ты можешь сказать, что на тебя напали разбойники, — предложила Флейм.

— Если ты решишь поступить иначе, — начала Фоум.

— И если ты попытаешься обвинить нас, — поддержала Фэн.

— Если случится что-нибудь в этом роде, — добавила Фунтин.

— Мы расскажем, как ты заставил нашу младшую сестру стоять голой у стены твоей лавки, — продолжила Фейвор.

— И собирался выпустить злобного, дикого зверя, вероятно дикую собаку, из своих штанов и натравить ее на меня, — закончила с негодованием Фейр, Поэтому купец разбудил весь город криками о напавших на него двадцати гигантских чернобородых разбойников с окованными железом палками, а сестры тем временем уехали домой на телеге, забитой шелком.

Но когда нагруженная телега приблизилась к их дому, в том месте, где дорога подходила близко к древнему лесу, сестры увидели в лунном свете прекрасную женщину.

— Должно быть, она очень богата. Смотрите, у нее в волосах серебряные змейки, так искусно сделанные, что кажутся живыми, — решила Флит.

— Но посмотрите, у нее руки в крови, — заметила Фейр.