Черный Отряд (Десять поверженных)

– Хорошо, – сказал я и попрощался с Душечкой на языке жестов. Мне очень нравилось учиться у нее, а ей доставляло такое же удовольствие учить меня. Думаю, это наполняло ее ощущением собственной нужности. Капитан даже подумывал о том, чтобы все у нас выучили ее «пальцевый язык» – это стало бы ценным дополнением к нашему традиционному, но довольно скромному набору боевых сигналов.

Когда я прибыл, Капитан метнул в меня мрачный взгляд, но отчитывать не стал.

– Твои новые помощники и разные припасы вон там. Покажи им, куда идти.

– Есть, Капитан.

Вся ответственность теперь легла на него. Он никогда прежде не командовал таким количеством людей, не попадал в столь неблагоприятные условия, не получал столь невыполнимых приказов и не глядел в будущее с такой неуверенностью. С его точки зрения все выглядело так, словно нами решили пожертвовать, лишь бы выиграть время.

Мы, солдаты Отряда, лезем в драку без особого энтузиазма. Но всяческими хитростями Лестницу Слёз не удержать.

Похоже было, что нам пришел конец.

Никто не споет песню в память о нас. Мы последние из Свободных Отрядов Хатовара. Наши традиции и воспоминания живут только в этих Анналах. Скорбеть о нас можем только мы сами.

С одной стороны – Отряд, с другой – весь мир. Так это было, так оно и останется.

Госпожа прислала мне на помощь двоих опытных военных хирургов, десяток стажеров с различной степенью умения и несколько фургонов, набитых медицинскими припасами. Теперь у меня появился шанс спасти от гибели немало раненых.

Я привел вновь прибывших в рощу, объяснил свои методы работы и предоставил им заботу о пациентах. Убедившись, что полными невеждами их не назовешь, я покинул импровизированный госпиталь.

Меня снедало беспокойство. Мне совершенно не нравилось то, что происходило с Отрядом. В него влилось слишком много новичков, а вдобавок на него навалили слишком большую ответственность. Прежняя близость куда-то испарилась. Были времена, когда я встречался с каждым из наших ежедневно. Теперь же я мог назвать имена братьев, которых не видел со дня схватки под Лордами. Я даже не знал, живы ли они, мертвы или же попали в плен. Меня безумно беспокоило то, что некоторые из них потеряны навсегда и им суждено остаться забытыми.

Отряд – наша семья. Без нашего братства он ничто. А нынче, когда вокруг столько новых северных лиц, главной силой, поддерживающей Отряд как единое целое, стали отчаянные попытки братьев заново восстановить семейную тесноту наших отношений. Напряженность этих усилий читалась на каждом лице.

Я пришел на один из наших сторожевых постов, неподалеку от которого ручей водопадом изливался в каньон. Далеко-далеко внизу, ниже тумана, поблескивал маленький пруд. Из него в сторону Ветреного Края вытекал тонкий ручеек, начиная путешествие, цели которого ему достичь не суждено. Я обвел взглядом хаотическое нагромождение башен и обрывов из песчаника. Грозовые тучи, посверкивая по краям мечами молний, все еще затягивали, рокоча, небо над пустыней, напоминая о том, что враг совсем рядом.

Твердец приближался, несмотря на грохочущую ярость Зовущей. Полагаю, столкновение произойдет завтра. Интересно, сильно ли потрепала его гроза? Наверняка недостаточно сильно, с нашей точки зрения.

Я заметил крупную фигуру в коричневом, ковыляющую вниз по дороге к пустыне. Меняющий отправился попрактиковаться в наведении шухера. Он может проникнуть в лагерь мятежников в облике одного из них, магически отравить еду в котлах или подпустить болезнь в питьевую воду. Может обернуться тенью во мраке, которой боятся все люди, и приканчивать их по одному, оставляя после себя истерзанные останки, которые наполнят живых ужасом. Завидуя ему, я не мог избавиться от отвращения.

Над костром подмигивали звезды. Он успел прогореть до углей, пока мы, несколько ветеранов, играли в тонк. Я выиграл немного больше, чем проиграл.

– Я выхожу из игры, пока хоть что-то выиграл, – сказал я. – Есть желающие на мое место?

Я размял затекшие ноги, отошел в сторонку, уселся, прислонившись к бревну, и посмотрел на небо. Звезды показались мне веселыми и приветливыми.

Воздух был прохладен, свеж и неподвижен. В лагере все стихло. Убаюкивающе пели, кузнечики и ночные птицы. В мире царили спокойствие и мир. С трудом верилось, что очень скоро это место превратится в поле боя. Я поерзал, устраиваясь поудобнее, и стал высматривать падающие звездочки, твердо решив насладиться покоем. Не исключено, что больше мне его познать не доведется.

Костер выплюнул искры и затрещал – кто-то все же решил встать и подбросить в него немного дров. Разгорелось пламя, на меня повеяло смолистым сосновым дымком, на сосредоточенных лицах игроков заплясали тени. Одноглазый сидел, сжав губы, потому что проигрывал. Лягушачий рот Гоблина был растянут в улыбке, которую он сам не замечал. Лицо Молчуна оставалось бесстрастным – ведь он Молчун. Ильмо напряженно размышлял и, нахмурившись, прикидывал свои шансы. Физиономия Поддатого была кислее обычного. Мне было приятно увидеть его вновь – я боялся, что он погиб под Лордами. Небо перечеркнул лишь один крошечный метеор. Я отрешенно закрыл глаза и стал вслушиваться в биение собственного сердца. Твердец, идет, Твердец, идет, говорило оно, отбивая барабанную дробь, имитирующую поступь приближающихся легионов.

– Тихо сегодня, – заметил Ворон, усаживаясь рядом со мной.

– Затишье перед бурей, – отозвался я. – Какую кашу заваривают для нас великие и могучие?

– Много споров. Капитан, Душелов и тот, новый, дают всем всласть наболтаться. Пусть облегчат душу. Кто выигрывает?

– Гоблин.

– А Одноглазый не сдает втихаря из-под колоды?

– Пока что мы его не застукали на горячем.

– Я все слышал, Ворон, – прорычал Одноглазый. – Когда-нибудь я тебя…

– Знаю, знаю. Раз – и я стану принцем лягушек. Костоправ, ты не поднимался наверх после наступления темноты?

– Нет. А зачем?

– На востоке появилось нечто необычное. Похоже на комету.

У меня екнуло сердце. Я быстро подсчитал в уме.

– Ты, вероятно, прав. Ей уже пора возвращаться.

Я встал, Ворон тоже, и мы вместе зашагали вверх по склону.

Каждое важное событие в саге о Госпоже и ее муже имело предвестника в облике кометы. Бесчисленные пророки мятежников предсказывали, что власть ее падет, когда в небе будет видна комета. Но самые опасные их пророчества говорили о ребенке, который станет реинкарнацией Белой Розы. Круг тратил и до сих пор тратит немало энергии, пытаясь отыскать этого ребенка.

Ворон привел меня на высокое место, откуда были видны звезды, низко восходящие над восточным горизонтом. И точно, по небу перемещалось нечто, напоминающее наконечник стрелы. Я долго смотрел, потом заметил:

– Кажется, острие указывает на Чары.

– Я тоже так думаю. – Ворон немного помолчал. – Я не очень высокого мнения о пророчествах, Костоправ. Слишком уж они смахивают на предрассудки. Но эта комета заставляет меня нервничать.

– Подобные пророчества ты слышал всю свою жизнь. Я удивился бы, если бы они не коснулись твоего воображения.

Он хмыкнул, не удовлетворившись моим ответом.

– Повешенный привез новости с востока. Шепот взяла Ржу.

– Хорошие новости, просто прекрасные, – отозвался я, приправив слова сарказмом.

– Она взяла Ржу и окружила армию Пустяка. У нас появилась возможность вернуть к следующему лету весь восток.

Мы стояли лицом к каньону. Несколько отрядов из авангарда Твердеца уже подошли к началу извилистой дороги, ведущей на перевал. Зовущая Бурю перестала колошматить противника грозой с молниями, чтобы подготовиться к отражению прорыва Твердеца через перевал.

– Получается, что вся ответственность ложится на нас, – прошептал я. – Мы обязаны остановить их здесь, или все обрушится, когда нам нанесут удар через черный ход.

– Может быть. Но даже в случае нашей неудачи не сбрасывай со счетов Госпожу. С ней мятежники еще не сталкивались лицом к лицу. Каждая миля на пути к Башне станет наполнять их все большим страхом. И причиной их поражения станет ужас, если только они не отыщут ребенка, упоминаемого в пророчествах.