Трясина. Год Тысячный ч.1-2 (СИ)

- Спокойной ночи, милая. Завтра я приготовлю тебе пышек с репейным мёдом. Спи!

Женщина взяла свечу и вышла, тихонько притворив за собой дверь. Нара лежала, натянув одеяло до подбородка и закинув руки за голову, и смотрела в потолок, разрисованный синими и жёлтыми звёздочками, которые мягко светились в темноте. В доме было тихо - наверное, палач и его жена уже уснули.

Нара откинула одеяло и выбралась из постели. Ворсистый ковёр на полу приятно щекотал её босые ступни. Она не без сожаления стянула с себя ночную рубашку и надела колючие полосатые чулки и приютское платье. Потом она сунула ноги в ботинки, но подумав немного, сняла их и взяла в руки. В одних чулках она бесшумно подкралась к двери и взялась за ручку. Дверь подалась. Девочка выскользнула в тёмный коридор, быстро сбежала вниз по лестнице и вошла в кухню. Здесь было светло из-за снега, зас'ыпавшего улицу.

Ян не спал. Он сидел на тюфяке, прислонившись к стене и обхватив колени руками. Он не двигался, его застывшее лицо выглядело безжизненным, но Наре показалось, будто по его щекам текут слезы. Она неслышно приблизилась к нему и положила руку ему на плечо. Ян вскрикнул и отшатнулся.

- Ой, прости, - испуганно выдохнула Нара.

Ян быстро отёр лицо рукавом.

- Нара, не делай так больше, ладно? - сказал он.

- Не буду...

- Нара, зачем ты вернулась? - спросил Ян. - Тебе же сказано было, что от меня лучше держаться подальше.

- Так ты не спал? Ты слышал, как мы разговаривали...с этой женщиной?

Ян молчал.

- Но это же неправда? То, что она наговорила про тебя? - допытывалась Нара.

- А если правда?

Повисла пауза.

- Я, вообще-то, думала, что ты на войне... А оказывается, на плахе, - Нара произносила эти слова медленно, будто их смысл ускользал от неё. - Я знала, конечно, что убийцам вырывают глаза, но не думала, что ты... Что ты сделал, Ян?

- Уходи.

Он опустился на тюфяк и затих, отвернувшись к стене.

- Ян, - окликнула его Нара.

Он не ответил. Нара уселась на пол рядом с ним.

- Ян, я совсем тебя не знаю, - сказала девочка. - Ты ничего о себе не рассказываешь. Но за всё это время ты ни разу меня не обидел. Ты не сделал мне ничего плохого. Если бы ты хотел причинить мне какое-нибудь зло, то давно бы уже... Ян, я останусь с тобой.

- Не нужно, Нара. Со мной и вправду опасно.

- Но почему?

- Я, кроме всего прочего, ещё и беглый мятежник, - у него вырвался то ли стон, то ли смешок. - Я на свободе только потому, что началось поветрие, и мои конвоиры сбежали. Я не знаю, что будет со мной завтра. Тебе лучше остаться в этом доме, Нара. Тебе нужны родители. Здесь о тебе позаботятся. Тебе не нужно будет простить милостыню, чтобы купить себе хлеба.

- Я не хочу быть дочерью палача.

- Тебе больше нравится быть нищенкой?

- Ян...

- Отойди от меня, Нара. Уйди, ну!..

Наступила тишина. Вздохнув, Нара перебралась на свой тюфяк. Подтянув колени к груди, она сжалась в комок и лежала так, глядя прямо перед собой. В доме было очень тихо, не скрипела ни одна половица. Время от времени слышался отдаленный бой часов на городской ратуше. Когда часы отзвонили пять, Ян поднялся. Ощупью отыскал куртку и палку. Потом, ведя рукой по стене, он нашарил дверь и вышел из дома.

Нара набросила своё клетчатое пальто-пелеринку и неслышно выскользнула следом за ним. Стоя на крыльце, она смотрела, как он в нерешительности стоит посреди пустынной улицы, будто размышляя, в какую сторону идти. Потом он двинулся наугад, шаря по мостовой своим посохом слепца. Нара последовала за ним, отставая шагов на десять. Постепенно расстояние между ними сокращалось. Наконец Нара поравнялась с ним и молча взяла его за руку. Ян ничего не сказал. Девочка и слепец брели по засыпанной снегом улице. Зачумленный город Лемар медленно пробуждался от тяжёлого сна.

Невеста-гуль

(вставная новелла)

Карин умерла на рассвете.

Морова язва поражает незаметно, но заболевший сгорает быстро, как свеча. Когда на закате дня на бёдрах и запястьях Карин появились стигматы - багровые пятна, расположенные в форме лепестков златоцвета, она попыталась скрыть это от меня, а заодно и от себя. Обмотав запястья цветными лоскутьями, она возилась у плиты на кухне, оживленно болтая и хохоча. "Я никогда еще не чувствовала себя так хорошо, как сейчас, - сказала она мне. - Мы переживём это поветрие, любимый мой. Со дня на день придет воздушный корабль, и мы будем спасены". Карин казалось, что если делать вид, будто ничего не случилось, болезнь отступит сама собой.

За ужином она не притронулась к пище. Её лицо было бледно, и в глазах её был странный блеск. Вскоре после ужина ее начало рвать чёрной желчью. Её тело покрылось липкой испариной. Карин пожаловалась на слабость и головокружение. Ноги её подкосились, и она рухнула бы на пол, если б я не подхватил её на руки.

Я отнёс её в постель и снял с неё платье, чулки и туфли, оставив на ней лишь тонкую нижнюю рубаху. В комнате было холодно. Я хотел было укрыть Карин одеялом, но она отбросила его в сторону, сказав, что в доме слишком натоплено, и она не может вздохнуть. Её лихорадило. Пятна-стигматы на её теле стали ярче и, казалось, пульсировали в такт биению её сердца. Ближе к полуночи на месте стигмат вздулись и раскрылись кровавые язвы, подобно бутонам ядовитых цветов. Карин впала в беспамятство. Она лежала, откинувшись на подушки, тяжело и часто дыша, глаза её были закрыты, а на щеках играл багровый румянец. Я сидел у постели Карин, держа её руку в своей, и время от времени подносил чашку с водой к её растрескавшимся губам. Я ничего не мог сделать, чтобы спасти её.

Все мы, жители зачумленного города, ничего не могли сделать, чтобы спасти себя. Нам оставалось только ждать. Ждать, пока из столицы не прибудет воздушный корабль с грузом драгоценной сыворотки, которая остановит поветрие. Но дни шли, а корабля всё не было. Каждый день мы поднимались на замковую гору и в тщетной надежде смотрели в холодное зимнее небо. Но небо оставалось пустынным.

Внизу у подножия замковой горы были пропаханы узкие траншеи, наполненные горящей смолой - так, чтобы ни одна крыса не могла улизнуть из зачумленного Лемара. Чуть дальше по периметру всего города была натянута колючая сеть, по которой бежал смертоносный синий огонь. Вдоль заграждения прохаживались солдаты

в зимних одеждах. Сеть спешно натянули вокруг города, едва только началось поветрие. Свободно входить в город и выходить из него могли только коронеры и солдаты санитарного отряда. Кроме них, ни одна живая душа не могла покинуть Лемар. Нам оставалось только ждать.

Сознание вернулось к Карин один лишь раз. Глаза её расширились от ужаса, когда она дрожащей рукой указала на окно.

- Гуль, - прошептала она. - Там, за окном, гуль. Он смотрит на меня и ухмыляется.

Я обернулся. За окном не было ничего, кроме кромешного мрака. Желая успокоить Карин, я подошёл к окну и распахнул его в зимнюю ночь. В лицо мне дохнуло леденящим холодом. В воздухе носилось мелкое снежное крошево.

- Здесь никого нет, Карин, - сказал я нежно. - Тебе привиделось...

Но она уже не слышала меня, снова впав в забытьё. На рассвете она умерла. Всех умерших от моровой язвы полагалось отдавать коронерам. Они появились в городе в первый же день эпидемии. Коронеры расхаживали в защитных балахонах с капюшонами. На них были высокие сапоги и перчатки до локтя, а их лица скрывали чумные маски, похожие на птичьи клювы. Их глаз не было видно за круглыми блестящими стеклами. В своих одеяниях и масках коронеры напоминали чудовищ-стервятников из страшной сказки. Коронеры зацепляли тела умерших специальными крючьями с длинными рукоятками и укладывали их на похоронные дроги, запряжённые парой чёрных яков. Когда дроги были заполнены доверху, яки оттаскивали их к длинному рву, вырытому у крепостной стены. Тела сбрасывали в ров и засыпали их известью и едким обеззараживающим порошком. Я не хотел, чтобы Карин лежала там, в общей могиле под открытым небом. Я решил похоронить её в саду возле нашего дома, где мы когда-то были так счастливы.