Гибельный дар

— Если бы у твоих богатых соотечественников была возможность отнимать чужие жизни, чтоб продлить свою, они б наверняка это делали.

— Они б еще при этом и не платили. Наверняка.

— Как же им тогда удавалось бы договариваться?

— А нашли бы способ. Если б и платили, то очень мало, не всегда и не всем… С ума сойти! Если только задуматься, сколько грязи на самом деле и в Ночном, и в Дневном мире.

— Ну да! — воскликнул проходивший мимо Ферранайр. — Пока такие торчат в нашем мире, без грязи не обойтись!

— Иди на хрен! — огрызнулся Илья.

— Да ладно… Раз являешься дерьмом, так чего уж теперь… Это только могила исправит.

— Эк тебя на дерьмо-то тянет…

— Ты готов себя дерьмом признать, лишь бы выплюнуть какую-нибудь гадость?

— Заткнулся бы ты, а?

— Выродок, — презрительно скривился одноклассник-аргет И поспешил уйти.

— Как они меня достали! — выдохнул Илья.

Мирним мягко коснулась его локтя:

— Плюнь на них. Куда важнее возможность стать магом, чем необходимость стукаться локтями с этими чванливыми придурками. Ну, в самом деле — они же просто тебе завидуют! Ты из немагического мира, а у тебя вон как дело пошло.

— Слушай! — Искра поспешила пересечь всю залу для самостоятельных занятий и взяла Илью за локоть. И даже понизила голос, что было ей несвойственно. — Нам надо поговорить, и именно на эту тему! Ребята нападают на тебя несправедливо. Но ты должен понимать — это все по старой памяти. Они рано или поздно сообразят, что все изменилось Я и сама сперва, признаюсь, решила, что ты обыкновенный оболтус, как почти все мальчишки. Просто лентяй. Ну и хорошо, что это не так. Теперь твой долг — помочь мне вправить мозги остальным нашим соотечественникам! Мы должны всем в этом мире доказать, что в Дневном мире живут люди, способные стать хорошими магами. Давай-ка обсудим, как возьмемся за лодырей, в том числе и за твоего приятеля Сергея!

Илья не выдержал и расхохотался.

— Слушай, Искра, ты такая бойкая девчонка. Тебе б каким-нибудь делом заняться. Крестиком повышивать, например.

— Да самое важное дело, которое стоит перед нами — доказать, что…

— Слушай, ничего я никому не собираюсь доказывать!

— Интересное дело! Тебя только что назвали дерьмом только потому, что ты родился в нашем мире, и ты не хочешь доказать, что можешь быть магом?!

— А мне плевать, что обо мне думают те, на кого мне плевать. И отстань от меня, ради Бога. Я не горю желанием никого дрючить на тему учебы.

— Ну и очень жаль! — вспыхнула девушка. — Из-за таких, как ты, о нас и будут думать, что мы просто тупицы!

И, развернувшись, вылетела из залы. Она, похоже, хотела как следует хлопнуть дверью, но створки не были для этого предназначены, и хлопка не получилось Юноша снова рассмеялся — Искра показалась ему такой забавной, что неприятное чувство после «беседы» с Ферранайром почти совсем развеялось.

После каникул учеба пошла своим чередом. Уроки занимали добрую половину всего времени, на домашние занятия оставалось не так уж много времени, а еще приходилось посещать фехтование и верховую езду. Илье приходилось прилагать немало усилий, чтоб найти возможность заниматься поисками и читать книги о традициях, связанных с продлением жизни при помощи особых обрядов, а также об Истоках.

О последних можно было найти много разных сведений — и легенд, и сказок, и околорелигиозной литературы. Выяснилось, что единобожие, существовавшее в Ночном мире, было связано именно с этими таинственными озерами, которые даровали избранным чародеям новую жизнь. Разобраться в чужой религии с налету было затруднительно, да юношу это и не интересовало. Он хотел знать только, как и почему происходит омоложение чародея, как это все выглядит и как обставляется. А также обо всем, что связано с обрядами, лишающими жизни юных магов и отдающие их молодость старым.

И узнал, что, оказывается, проведение подобного обряда однозначно и навсегда закрывает виновнику путь к Истоку. Достаточно было одного-единственного раза.

Илья не понял, в чем тут дело, но след на энергетике чародея оставался, и священники это видели сразу. «В самом деле, тут пойдешь на совершение обряда только в самом крайнем случае, — подумал он. — Только тогда, когда тебя отверг Исток, и ты знаешь, что у тебя нет другого шанса. А этот лорд Инген, похоже, просто маньяк, раз начал сразу с обрядов»

Прежде школьник-аурис не обращал внимания на то, чем в свободное время занимается Санджиф, куда он ходит и почему. Но в первое же воскресенье, когда друг с утра пораньше поднялся с постели и стал собирался, встал и сам.

— Ты куда? — спросил Илья.

— В собор, — сын лорда сосредоточенно застегивал старомодно выглядящую куртку. — Как всегда.

— Можно с тобой?

— Можно, — помедлив, ответил тот. — Хочешь посмотреть на Исток? Но к самому Истоку тебя не пустят. Туда спускается только тот, кто уже готов.

— Да я и… Я просто хочу посмотреть. Если это, конечно, можно.

— Конечно, можно. Если хочешь, — Санджиф подождал, пока друг оденется, и протянул ему широкую белую накидку длиной чуть выше колен. — Держи.

— Что это?

— Этот плащ положено надевать поверх одежды, входя в храм, — на сгибе локтя он держал такую же накидку. — Идем. Внизу ждет автобус, довольно многие учителя и школьники посещают один из трех соборов.

— Собор в Уинхалле?

— Нет. В Эйбевере. Но здесь неподалеку есть портал, до него пятнадцать минут езды, и от него — минут пять. Быстро.

Небольшой автобус не походил на школьный, в том числе и потому, что был лишен колес — он не ехал по шоссе, а скользил по полуметровой прослойке воздуха над ним, поэтому двигался очень мягко. В нем оказалось всего двадцать шесть мест, и учителя с учениками школы рассаживались вперемежку. Илья заметил и учительницу истории, закутанную в длинную белую накидку, Мирним с ней не было. Женщина посмотрела на юношу очень сдержанно, и стало ясно — она знает, что этот молодой человек ухаживает за ее дочерью.

Собор, перед которым остановился автобус, сперва показался Илье традиционно-готическим, потом — вырубленным прямо в скале, хоть и старательно, искусно, однако сохранившим природные очертания горы. Ощущение монолитности, незыблемости, естественности, исходящее от этого титанического строения, рядом с которым и Исаакиевский собор показался бы не таким уж большим, произвело впечатление на уроженца Дневного мира.

На входе он схватился за накидку, которую до того держал в руках, сперва запутался с непривычки. Завязки были длинные, и Санджиф остановился рядом с другом — помочь ему завязать их так, чтоб они его не душили.

Внутри собора было просторно и полутемно, горели сотни, если не тысячи больших толстых свечей (на подставках, поднятых высоко над головой, а значит, ставили их не посетители, как в православных храмах), а также крохотные масляные лампадки, каждая из которых поместилась бы на ладони. Аромат благовоний, совершенно не похожих на ладан, карабкался по каменным выступам и мешался с холодным зимним воздухом, проникавшим через двери.

Было свежо. Монотонное, едва слышное пение исходило откуда-то из глубины собора.

Народу здесь оказалось много, большинство, конечно, местные уроженцы, но и соотечественники Ильи здесь мелькали. К своему удивлению, юноша разглядел среди прихожан нескольких чернокожих, чьи лица особенно оттеняли белоснежные накидки, и целую группу то ли китайцев, то ли корейцев — три женщины разных возрастов, шесть мужчин, потихоньку что-то обсуждавших между собой, и целый выводок детишек, которые, впрочем, вели себя тихо. Санджиф опустился на одно колено, сложил руки и провел ладонями по лицу, словно умывался. Потом замер, касаясь пальцами одной из лампадок.

— А ничего, что я тут присутствую? — тихо спросил Илья, когда его друг-аргет поднялся на ноги. — Я же не крещен… Ну, в смысле… Что там у вас? Как оно называется?

— Посвящение. Неважно. Здесь любому человеку рады. Вот видишь ту арку? Там начинается лестница, она ведет к Истоку.