Дочь Озара

— А чиво он сидела?

— Не он, а она. И когда ты нормально разговаривать научишься?

Задавая риторический вопрос, сын вождя 'леопардов' продолжал обшаривать песок возле валуна на берегу реки.

— Вот, смотри! Видишь, рыбий скелетик? С хвостом. И еще один.

Он сунул находку под самый нос дикаря. Тот втянул ноздрями воздух:

— Угу. Рыба пахнет.

— Без тебя вижу, что рыбой. Следопыт.

— А чиво? — Дул обиделся. Он быстро и часто обижался, этот странный дикарь. — Рыба, как рыба. Голова токо нет. А хвост есть. И чиво? Думай, Вада ел?

— Думаю, что Вада. Головы, может, и птицы склевали. А вот всю рыбку так аккуратно птицы не склюют. Только у человека так обглодать получится, что все косточки целыми останутся. Это Вада здесь сидела и рыбу ела.

— А ракуш зачем?

— Точно не знаю. Может, рыбу потрошила.

— Чиво?

— Потрошила, говорю, чтобы кишки выпустить. Ай, все равно не поймешь.

Дул, действительно, не понимал. Зачем кишки выпускать, когда можно целиком проглотить? Дул так бы и сделал. В кишках самый сок. Смешные эти бледнолицые.

— Теперь верю, что ты не соврал. Правильно идем.

Произнося эти слова, Сиук улыбался до ушей. Все двое суток, пока он вынужденно следовал за дикарем, полагаясь на его память и добросовестность, Сиука мучила неопределенность. Правильно ли он сделал, что помог глоту сбежать? Правильно ли они идут? И, самый главный вопрос: жива ли Вада до сих пор?

Эта находка снова вселяла надежду. Очередную надежду. Судьба словно дразнила влюбленного юношу — то обнадеживала, то ставила на грань отчаянья…

Когда во время обряда гадания толпа проревела 'Смерть дикарю!', Сиук несколько мгновений находился в прострации. Ведь перед этим Уна, мать Вады, объявила волю Оман Озары: Вада ушла туда, откуда нет возврата.

Юноша не верил своим ушам: как такое могло произойти? Вады, его маленькой Вады больше нет? И это говорит великий Оман Озара? Неужели это правда? Но разве в этом можно сомневаться? Оман Озара всегда прав. Что же происходит с ним, Сиуком? Он не верит Оман Озару?

Мозг юноши лихорадочно искал варианты объяснения. А вдруг ошиблась колдунья? Вдруг Уна не правильно поняла Оман Озару? Такое может быть?

В жизни юноши еще не случалось подобного испытания. Окружающий мир до этого был прост и ясен. Все объясняли обычаи, которые передавали и толковали старейшины и колдуньи. Поступай в соответствии с установленными правилами и не о чем не думай. А когда умрешь, твоя омана попадет в акуд. И у нее там будет уютный шалаш, теплая одежда и вкусная пища. Кто же от такого откажется? И Сиук не хотел отказываться. Но это означало — забудь про Ваду. Ведь Оман Озара сказал…

В душе юноши царило смятение. В другое время он ушел бы в лес, сел под дерево, успокоился… Но тут толпа заревела 'Смерть дикарю!'. И через несколько мгновений в голове Сиука поселилась только одна мысль: если дикаря убьют, то Ваду уже никогда не найти. Все сомнения ушли прочь. А следом пришло решение.

Он растолкал сородичей, бурно обсуждавших результаты гадания, и бросился к землянке, где содержался дикарь. По дороге Сиук едва не сбил с ног какого-то мальчугана, выскочившего из-за шалаша, но даже не заметил этого.

Дул пялил глаза. Видок у него был, как будто он только что встретился с Черухом. Ох, и тупое животное. Но когда понял, что грозит смерть, а Сиук хочет его спасти, сразу соображалка появилась.

Сиук же действовал автоматически. Развязал дикарю руки и ноги, обрезал веревку — отвязывать от дерева было некогда. Свернул в кольцо. Что-то подсказывало, что веревка еще может пригодиться. И они побежали.

Дул очень хорошо ориентировался в направлении движения, и это Сиука поначалу даже насторожило. Дикарь не искал следы, подобно опытным охотникам: не выглядывал ничего на земле, не нюхал траву, не обращал внимания на сломанные ветки…

— Э, Дул, — не вытерпев, спросил Сиук. — Мы правильно идем? Следы где?

— Моя не надо следов, — пояснил глот. — Моя следы не понимай. Моя тута смотрит. Вон, вишь высокий дерево? Тупа называется.

— Ну, вижу.

— Там дальше большой камня будит. А за ним другой дерево, ветка вниз растет. Ела, значит. На холме. Там ручей увидим. Маленький.

— А дальше?

— А дальше моя не помнит.

— Как?! — одновременно возмутился и испугался Сиук.

— Нисево, — успокоил дикарь. — Ручей будит, тама смотреть буду. Снова память в голова пойдет.

И он на самом деле вспоминал и находил ориентиры. Зрительная память Дула, в целом, не подводила, несмотря на его склонность к бредовым фантазиям. Разве что, пару раз сбились с пути, из-за того, что дикарь издалека путал ориентиры. Пришлось возвращаться обратно и высматривать заново.

Так они и передвигались с помощью первобытного GPS в голове глота: от высокого дерева к кривому, потом к камню, похожему на кабана, потом к холму, потом к сломанному дереву… Нет, не то дерево, елы молы. То мало-мало больше. Ити назад надо, Сиука…

Через две луны, около полудня, они вышли на берег реки, почти точно к тому месту, где Вада переправилась на другую сторону. За минувшие полмесяца река, берущая начало высоко в горах, заметно обмелела к средине жаркого и сухого лета без снежной и дождевой подпитки. Сиук проверил брод — воды чуть вышел колен. Но Дул едва не забился в истерике. Чтобы не тратить время в поисках более удобной переправы, Сиук посадил водобоязного дикаря на плечи. Низкорослый, но толстый, людоедина оказался тяжелым. Однако юный варий, наверное, в тот момент и бегемота смог бы поднять ради достижения цели.

Они немного прошли в левую сторону, по течению. В том направлении, куда бежал Дул, перед тем, как встретить ящера. Того самого, в которого, якобы, превратилась Вада. Ориентир, что и говорить, был крайне ненадежным. Сиук это понимал и остановился. До этого он двигался как заведенный, потому что знал, куда идти. А теперь? Не ящера же, в самом деле, искать.

Тут Сиук посмотрел на Дула, а Дул на него. У обоих одновременно в головах возникла одна и та же мысль: дальше зрительная память глота помочь уже не могла. А значит…

Дикарь переминался с ноги на ногу и молчал. И варий не знал, что сказать.

— Вот, елы-молы, — наконец произнес Дул. — Пришли, елы-молы. Моя твоя привела.

Сиук присел на валун у самой воды. Ноги будто сами собой подогнулись. А устал ведь.

Юноша размышлял. Следопыт из глота никакой. Помнит только те места, которые видел. Получается, что он больше не нужен?

Варий испытывал странное чувство. Еще недавно полудикий людоед вызывал у него ненависть и отвращение. Сиук безо всякого сожаления выпустил бы из него кишки, если бы не поиски Вады. Но теперь юноша успел к Дулу привыкнуть. Да, тупой, конечно, грязный, никакого представления об обычаях, говорит так, что половины слов не разберешь. И все же… Нет, нет! Конечно же, примитивный урод ему нисколько не нравился. Только вот, веселее как-то вдвоем. И не так страшно по ночам. Есть кому у костра посидеть. Кстати. Сиук лишь сейчас обратил внимание на эту деталь.

— А где твоя дудочка? Ну, пиликалка, — варий изобразил пальцами игру на свирели.

Дул испуганно улыбнулся:

— Эта, того. Моя упала.

— Уронил, что ли?

— Угу.

После паузы Сиук сказал:

— Ну, ладно. Ты можешь идти, — и он махнул рукой в сторону.

— Моя итить? — также после паузы уточнил дикарь.

— Да, иди. Куда хочешь.

Дул с виноватой улыбкой продолжал топтаться на месте. Почесал за ухом, вздохнул:

— Куда?

— Чего куда? Домой… — Сиук осекся. Перед глазами встало жестоко разоренное вариями стойбище глотов, трупы дикарей. Сиуку не было их жалко. Что заслужили, то и получили. Но, почему-то, юноша не мог взглянуть в лицо Дула, ощущая перед ним неловкость. Сиук опустил глаза и… Не может быть! Сбоку от валуна валялась ракушка. Большая ракушка. Морская.

Так ему удалось обнаружить следы пребывания Вады.