Та, что надо мной(СИ)

Я возвращаюсь в шатёр. Исти снова принял свой второй облик, уже собственными силами. Девушка занимается уборкой. Я спрашиваю у неё про фолиант. 'Да, я читала его там', - отвечает она и неожиданно, замявшись, опускает голову.

- Что случилось, Лаури?

- Оооох. Я вспомнила, что когда приехал отец, я разволновалась так, что даже не стала убирать рукопись на место, просто поставила на ближайшую полку. А потом сразу начала собираться в дорогу и так её и не вернула.

Девушку приучили с почтением относиться к книгам и книжным собраниям, и сейчас ей казалось, что она совершила ужасную провинность.

- Ах Лаури, похоже у вас с отцом есть общая семейная черта. Даже если вы делаете что-то неподобающее, оно может обернуться во благо. Скажи мне, куда ты её убрала?

- Там были фолианты и выписки о войнах Изена и Ургота.

- Это ведь другая комната, так?

- Да. 'Пути исцеления' стояли там, где было совсем темно, и я сумела найти эту книгу только с лампой. А в той комнате было окно, и я могла читать рядом с ним.

- Мне надо срочно уехать, Лаури. Позаботься об Исти - ему нужен хороший уход. И пригляди за другими ранеными. Я присоединюсь к армии по дороге.

- Я не знаю, что вы задумали, но возвращайтесь скорее, Шади. Вы нам всем очень нужны.

Глава 12

Первая луна весны, 505 год от обряда Единения

Я взял коня и поехал, не останавливаясь на ночлег, поскольку хотел к следующему утру быть уже возле монастыря. За прошедшие луны я часто пребывал в унынии, но впервые испытывал такой страх. Архивариус был прав, когда видел главную опасность не в нашей смуте и не в войне с Урготом, а в замыслах Кори. Как ни ужасна сумятица в государстве, как ни много жизней она губит, рано или поздно кто-то побеждает, выжившие примиряются с его победой, а для внуков проигравших и победителей произошедшее становится просто семейным преданием. Внешний враг может отнять часть земель и разорить страну, но редко стремится присоединить её, поскольку в каждой стране - свой уклад, сложившийся за долгие века. Даже он поставит в ней послушного правителя, тому придётся с этим считаться. Но когда твоя собственная страна собирается навсегда стать позором для себя и ужасом для всех вокруг, это поистине невыносимо. И ведь немало тех, кто сочтёт это подходящим, даже хорошим выходом из нашего положения.

Те, кто обладает двойной природой, уже наделены силами и дарами, которых нет у всех прочих, отчего многие не считают нас людьми. Но мы платим за дарованное как и положено - службой, пусть даже она не слишком обычна. Оллин же собирается взять, ничего не отдавая взамен - а это всегда означало, что расплачиваться будут другие. Да, благородное сословие живёт трудом простолюдинов, поскольку, чтобы воспитать воина, требуются упражнения и досуг. А чтобы вырастить ребёнка с двойной природой, нужны забота и внимание. Да, когда идёт война, мы порой отбираем у крестьян столько, что они едва могут как-то протянуть до нового урожая. Так просто сделать последний шаг, так легко решить, что разница невелика, и отбирать уже саму жизнь и волю к ней. Крестьянский век и без того обычно короток. Когда наваливается поветрие или голодный год, они мрут как мухи, но при этом становятся взрослыми, заводят семью и плодятся гораздо быстрее благородных. Но как забыть, что когда-то наши предки отважились на Единение именно ради того, чтобы защитить страну, а, значит, и этих людей тоже? Для меня тут проходит граница, которую нельзя переступать. Многие хвалят старину, но со времён Орена и Зуля жизнь стала заметно легче, а ноша крестьян - несколько меньше. В том числе и благодаря труду и изобретательности простолюдинов. Однако если Павия пойдёт за Кори, в ней вечно будут править бедность и уныние.

В этих раздумьях я ехал по дороге остаток дня и всю ночь, обращая внимание только на встречных, которых было мало, и спешиваясь лишь затем, чтобы дать коню отдых. Ещё до восхода я понял, что почти у цели. В воздухе витали, замысловато переплетаясь друг с другом, струйки нежных запахов, а вдоль дороги белели в сумерках цветы. В эту раннюю весну все они расцвели сразу - вишни, сливы, яблони и абрикосы. Как только солнце немного обогрело деревья, пчёлы вылетели на них собирать свой первый мёд и пыльцу.

Золотая пчела с обножками пыльцы на задних ногах - символ павийских свидетелей Творения. Почти все здешние монастыри держат свои ульи. Это даёт неплохой доход, а занятие пасечника не считается зазорным даже для поселившихся здесь пожилых благородных. Не только монахи, но и местные крестьяне разводят вокруг обителей сады, поскольку урожай в этих местах почти всегда хорош.

У изображения пчелы есть ещё одно значение. Как пчёлы по малым каплям собирают мёд, так собирают монахи древние летописи, трактаты об исчислениях и наблюдениях за звёздами, бестиарии - в надежде увидеть в этом мире присутствие Того, кто его сотворил. Я не очень верю в конечный успех этого дела, поскольку такого рода вещи либо очевидны сразу, либо не будут очевидны никогда. Однако же если в нашей жизни появится что-то новое, способное сделать её достойней для сильных и легче для слабых, в этом будет немалая заслуга подобных людей. Мало кого, как меня, толкает к познанию мира простое любопытство, но желание понять, есть ли в этом мире хоть какой-то смысл и порядок, движет очень многими.

Я добрался до стены монастыря, спрятал коня, перелез через невысокую ограду и спрятался за деревьями, ожидая, когда здешний настоятель начнёт обходить свои владения.

- Ах! Шади, откуда вы взялись?

Я прикладываю палец к губам. Крепкий жилистый старик глядит на меня с деланным недоумением, но по глазам видно, что он посмеивается про себя. Я не раз бывал здесь - и ради монастырского собрания книг, и по поручениям Архивариуса, так что какого рода заботы могли привести меня сюда, Колен отчасти понимает.

- Не было ли у вас в последнее время незваных гостей?

- Пожаловали вчера, от сира Оллина Кори. Весь вечер искали 'Пути исцеления'. Собирались сегодня перерыть все комнаты, но пока не встали.

- Какое совпадение. Мне тоже нужна эта книга. Можно, я её позаимствую?

- Значит, я был прав, когда не слишком усердствовал, помогая им в поисках. Книжка-то безвредная, но у этой змеи что угодно может стать ядом. Только непременно верните её потом.

Он поджимает губы. К монастырскому книжному собранию Колен относится благоговейно, и я со стыдом думаю о том, что собираюсь сделать.

- Я о многом бы спросил вас, Шади, но, боюсь, вам сейчас не до разговоров. Да и мне пора проверить, как раздают еду нуждающимся. В последнее время их слишком много.

- Хватит ли ваших запасов, Колен? Дурные времена могут затянуться.

- Что поделаешь, все мы - Его творения.

Настоятель удаляется. Провожая его глазами, я замечаю, что он уже изрядно отощал. Что ж, каждый следует своей природе, а те, кого она привела сюда, должны следовать своей вере. Впрочем, в нынешние дни решение Колена может спасти обитель от худших бед. Вера свидетелей Творения когда-то пришла к нам из Ургота, и об этом многие помнили. А теперь на нас оттуда идут войска. Монахи в такую пору могут стать жертвой общей вражды и подозрительности. Среди них есть, конечно, уроженцы Ургота, но и они обычно старики, поскольку это служение требует зрелости. Или калеки, неспособные выжить в мире за этими стенами.

Я тихонько крадусь в сторону книжного хранилища, благо, все монахи, как обычно, занимаются работами. Нужное мне окно - большое, с настоящим, хотя и мутноватым, толстым стеклом. Повозившись с ножом, я открываю его снаружи, залезаю в комнату и прислушиваюсь, не ходит ли кто в соседней. Никого. Посланцы Оллина, очевидно, ещё спят.

Лаури сказала всё правильно. 'Пути исцеления' действительно забыты в том шкафу, где размещены рукописи о войнах разных стран и воинском искусстве. Книга совсем старая, но на неё пошёл не папир, а выделанная телячья кожа, поэтому буквы до сих пор хорошо читаются. Я довольно быстро нахожу заклинание и убеждаюсь, что помнил верно - начало его написано на одной странице, а конец - на следующей. Мысленно пообещав себе, что закажу для монастыря ещё одну копию, хотя бы на папире, я вырезаю вторую страницу и кладу её за пазуху.