Девушка, видящая призраков (ЛП)

Я была в пятидесяти футах в воздухе над мощеной улицей, когда Кулу-Янлин развалился.

Вся магия, что держала его, пропала. Свет глаз потух, череп и челюсть, зубы во рту, позвоночник, все ребра, руки и ноги обрушились пеплом и песком одновременно на улицу.

Я падала. Я со странным любопытством смотрел, как улица приближается ко мне.

Захлопали крылья, моя одежда словно зацепилась за щипы, и я перестала падать.

Чайки поймали меня. Я повернула голову. Хлопанье тысячи крыльев было похожим на шум моря. Джиуджиу вела их с довольным взглядом. А на ее спине…

— Вы снова меня спасли, — сказала я духу глаза моего отца.

Джиуджиу вела, я парила за ними с господином Янци на плече. Меня удерживало облако трехглазых чаек, мы парили над улицами квартала и обозревали ущерб. Два здания стали обломками. Мы увидели трупы четверых.

— Он съел их, — сказала я господину Янци. — Он был так голоден. В нем было столько умерших от голода в шахтах. Они надеялись на спасение, но не случилось.

— Это был весь его разум, — сказал он, кивнув. — Кулу-Янлин слушался Лю Цяня. но помнил только голод.

— Но у него не было желудка. Он ел людей и оставался голодным. Он не наелся бы и всеми в квартале.

Господин Янци покачал глазом и вздохнул.

Мы прибыли к перекрестку Дюпон и Сакраменто, где я видела отца до этого. Я оставила его подпертым, чтобы он не подавился своей кровью, а потом побежала уничтожать Кулу-Янлин. Он теперь сидел. Его глаза были раскрыты, он вяло смотрел на меня.

— Опустите меня, — сказала я чайкам.

— Ли-лин, что ты… — сказал отец хрипло и неуверенно. — Что…

— Спустите ее, — сказал господин Янци чайкам, и они опустили меня на ноги.

— Ты можешь встать? — спросила я у отца. — Тебе нужно в лазарет.

— Ты… — сказал он. — Чайки… как ты…

— Это Хайо Шень, отец, и я их защищаю. Но тебе нужно к доктору Вэю. В тебя стреляли.

— Просто сломано ребро, — сказал он. — Где Кулу-Янлин?

— Мертв. Его кости рассыпались пеплом на улице Сакраменто.

— Мертв? Как?

— Я убила его, отец.

— Ли-лин, то ты… — сказал он. — Как ты…

— Я использовала на нем прикосновение смерти.

Отец неровно встал на ноги. Он повернулся ко мне, как к незнакомке. Еще и с большим ножом.

— Ты знаешь прикосновение смерти?

— Не совсем. Я заставила Лю Цяня научить меня основам. Порядок ударов и точки. Хватило, чтобы убить большую и медленную мишень, чьи меридианы видно. Отец, у тебя кровь.

— Лю Цянь, — отец плюнул. — Где он?

— Он повержен. Его рука-демон мертва. Я расскажу тебе в лазарете, отец.

— Я пойду, когда буду готов, — сказал он. — Не указывай мне.

Я вздохнула. Ему нужно было в лазарет, но если я буду настаивать, он точно откажется.

— Отец, — начала я, — когда я убила руку Лю Цяня… — было сложно говорить это. — Произошло нечто странное.

— Что? — спросил он.

— Она стала прядью длинных белых волос.

Мы переглянулись.

— Нет, — он отвел взгляд. — Это не она.

— Отец, — медленно спросила я. — Бай-фа-мону жива?

— Нет, — он быстро моргал. — Беловолосая демонесса мертва.

— Почему мы уехали в Америку?

Он опустил голову.

— Наша деревня была разрушена, — сказал он.

— И это все?

Он не смотрел мне в глаза.

— Деревня была разрушена, — сказал он, — и мы уехали в Америку.

— Господин Вонг сказал, что ты отказывался ехать без меня.

— И что?

— Почему ты хотел взять меня с собой?

Он посмотрел на меня.

— Ты у меня это спрашиваешь?

— Я всю жизнь тебя разочаровывала. Ты хотел сына.

— Конечно, я хотел сына, Ли-лин.

— А получил меня.

— Мне бы трубку, — сказал он, — или чашку чая.

— И я бы с радостью принесла бы их тебе, отец. Но зачем ты взял меня сюда? Ты мог меня оставить.

— Мог ли? — сказал он. — Наверное, мог. Но я столько потерял… — он замолчал.

— Твоя жена умерла.

Он посмотрел мне в лицо. Тишина между нами была глубокой и полной боли.

— Ты не помнишь, — сказал он.

Я долго смотрела на него.

— Что я не помню?

— Ты ничего этого не помнишь, — сказал он. — Я должен радоваться. Никто не выжил, никто не помнит мой позор.

Мы тихо стояли и смотрели друг на друга. Ветер на улице разносил пыль кирпичей и пепел, пахло гарью.

— Скажи, почему ты привез меня в Америку, отец.

— Ты хочешь знать? — сказал он. — Твоя мать была мертва. И многие другие. Мои ученики, моя мать, кузены и друзья. Все были мертвы. Мой храм, мой дом — все пропало. Ни камня не осталось от деревни, которую я должен был защищать. Понимаешь, Ах Ли?

— Осталась только я.

Он долго смотрел на меня, а потом отвел взгляд с горьким смешком.

— Это ты думаешь? Что ты для меня безделушка? Сувенир?

— Я… я…

— Я взял тебя с собой, потому что смог спасти только тебя. Я подвел всех. Из всех, кого я клялся защищать, только ты выжила со мной. Только благодаря тебе я не презираю себя так сильно, Ли-лин. Единственная жизнь, которую я спас, кроме своей. Наша деревня была обломками, когда я нашел тебя в колодце. Живой. Только тебя. Мою дочь. Мою спасительницу.

В моих глазах были слезы. Я ждала, когда он продолжит.

— Ты цеплялась за меня, Ли-лин, помнишь? Я нес тебя из развалин нашей деревни, а ты цеплялась за меня.

— Ты звал меня Обезьянкой, — сказала я.

Он издал смешок.

— Ты не хотела отпускать.

Я не привыкла видеть таким его лицо. А потом я узнала выражение. Это была привязанность.

Брови отца придавали ему строгий вид, но он был бледным и слабым. Он столько перенес за последние дни. Он едва мог стоять. Его красивая шелковая мантия загрубела от засохшей крови. Он вытер пот с лица и сказал:

— Что ты сделала с Лю Цянем?

Я вдохнула и ответила:

— Сломала ему указательный палец и отпустила, отец. Со сломанным пальцем он не сможет писать талисманы или делать жесты. Он не будет больше вредить магией. И, — начала я, — я сказала ему…

— Почему ты позволила ему жить?

Я вздохнула.

— Из-за обещания кое-кому.

— Кому?

— Шуай Ху, — сказала я. Он нахмурился, и я сказала. — Он идет по пути буддиста. Он — тигр с тремя хвостами.

Глаз отца расширился. Он отпрянул на шаг.

— Что ты говоришь? Ты сговаривалась с монстрами?

— Мне нужна была его помощь, отец, — сказала я. — Он следует пути буддиста.

Мой отец вскинул руки. Он защищался, словно я могла напасть на него.

— Что с тобой, Ли-лин? Ты даоши. Ты не должна иметь дела с грязными чайками, тем более, с тиграми. Ты исполняла запретную магию. И отпустила Лю Цяня.

— Я пообещала Шуай Ху, что никого не убью сегодня, — скала я. — И я пообещала Лю Цяню, что приду за ним, если он снова доставит проблемы. Я найду его всюду и сломаю ему большой палец, а потом справлю нужду на лицо.

Я улыбнулась. Отец был потрясен, а потом ошеломлен. Он смотрел на меня. А у меня оставались вопросы.

— Что случилось со шкатулкой, отец?

Он застыл.

— О чем ты?

— Ли Чженрень, основатель нашего рода, был со шкатулкой, полной злых заклинаний. Ее передавали поколениями в роду от старшего ученика к другому. Она должна была оказаться у шифу Ли, а он отдал ее тебе.

Он хмуро смотрел на меня и молчал.

— Заклинание для создания Цяньшеня, Кулу-Янлин… они должны быть в шкатулке. Что с ней случилось, отец?

Он поднял голову. Его глаз гневно пылал.

— Довольно, — сказал он. — Ты слишком много спрашиваешь. Ты выбирала сегодня слишком часто путь левой руки, Ли-лин. Ты назвала себя защитницей монстров, дала обещание монстру, исполнила прикосновение смерти и дала Лю Цяню жить. Я тебя не знаю. Ты — эргуици.

Я опустила голову. Дитя с двумя призраками. С китайским и американским.

Он строго смотрел на меня, как мог смотреть лишь отец.

— Это не все?

Я сглотнула и посмотрела на него.

— Да, отец, — сказала я. — Завтра я пойду работать на Бок Чоя и Си Лянь. И я решила, что не буду уничтожать дух твоего глаза.