Преследуя восход

Я проглотил кружку практически одним глотком и почувствовал себя гораздо лучше.

— Можно мне еще? Там хватит?

— Даже чтобы окунуть туда твою голову, и тогда она уже определенно не отвалится! — усмехнулась Молл. Я последовал ее совету, по крайней мере окунув в бочку лицо; вода была тепловатой и солоноватой, но все равно освежала. — Пей сколько хочешь, в ней нет недостатка. Смотри, на горизонте земля.

— А? — Я вздернул голову, отплевываясь, с лица ручьями текла вода. — Как? Где? — Но я увидел ее, как только Молл указала, — темную полоску между морем и странно освещенным небом.

— Мы просигналили о помощи. Вот для какой цели служат пушки — чтобы привлечь внимание. Но, похоже, мы спугнули зайца!

Я вытер залитые водой глаза и выглянул наружу; там было что-то напоминавшее светящийся уголек на низком возвышении, и оно понемногу становилось все больше. По его бокам были руки, они указывали пальцами, раздавался смех. Я вздрогнул, хотя ночь была теплой: слишком все это было похоже на мой сон. Но когда эта штука подкатилась ближе и Пирс приветствовал ее, я и сам расхохотался. Это был пароходик самого нелепого вида, какой мне доводилось встречать, — увенчанный огромной дымовой трубой, поддерживаемой опорами наподобие мачты, и с громадными открытыми колесами, снабженными лопастями и расположенными по обе стороны маленькой рулевой рубки, составлявшей всю его надстройку. Когда он издал свист и застопорил машины, я ожидал, что с него выглянет Микки Маус. Однако вместо этого появилось создание с седыми усами, медными пуговицами и мегафоном, потиравшее руки, и приветствовало Пирса с жизнерадостным сочувствием человека, извлекающего свои доходы из трудностей, постигших ближнего. Между ними завязались оживленные переговоры, которые можно было разобрать только наполовину. Может, это было даже хорошо, учитывая то, что мне удалось услышать: они свободно обменивались комплиментами вроде «английский разбойник-оборванец» и «грошовый плавучий чайник». Если я не ошибся, они одновременно вызвали друг друга на дуэль. Однако совершенно неожиданно они вдруг закончили на дружеской ноте, и пароходик трудолюбиво, с пыхтением стал разворачиваться, причем его лопасти закрутились в противоположных направлениях. Пирс и Джип широким шагом отправились на корму, их голоса звучали очень весело.

— Клянусь Иеговой, нам здорово повезло! — пророкотал капитан. — Паровой буксир, и за вполне разумную цену.

— Верно, — безмятежно согласился Джип. — Последнее, что я запомнил, так это как ты на полном серьезе клялся, что если вы не сойдетесь на двадцати пяти центах за милю, то изнасилуешь его жену и сожжешь дотла его дом. И вдобавок пристрелишь его собаку. Ладно, Молл, давай-ка я тебя сменю. Эта река — мой старый друг. Тут вверх по течению полно перекатов и илистых отмелей, и я их все знаю по именам.

— Да и вообще всю их подноготную, в чем я не сомневаюсь. Вот тебе руль, штурман! А я немного отдохну.

Приветливо махнув рукой, Молл легко взбежала на верхнюю палубу. Глядя на ее пружинящую походку, когда она прокладывала себе путь сквозь нарастающую суматоху, ни за что нельзя было подумать, что она вообще нуждается в отдыхе. Помощник пытался наладить взятие рифов самодельной грот-мачты, но без нормального такелажа и рангоута это было убийственно трудной задачей, и даже эти закаленные матросы так устали, что путались и то и дело допускали ошибки. Пирс бешено сверкнул глазами и схватился за свою трубу:

— Эй, на палубе! Всем отставить! По одному фалу за раз! Выбирайте по очереди, заразы вы этакие! — Матросы тупо уставились на него, и капитан стал отстукивать время кулаком по поручням: — Выбирайте — раз! Выбирайте — два!

Чистая музыкальная нота подхватила ритм выкриков и превратилась в насмешливую легкую мелодию, которая то взлетала вверх, то опускалась. По палубе прокатился смех, и одна из женщин запела под музыку: «Рэнзо, Рубен Рэнзо!»

Мужчины хрипло, как вороны, подхватили песню, и она вдохнула в них живительную энергию. На палубе, похоже, сразу воцарился порядок, и мужчины налегли на фалы в такт повторявшимся строчкам.

Чудо из чудес — запутанный клубок стал потихоньку распутываться, и мужчины смогли вскарабкаться по самодельной мачте и дальше — на реи, очень осторожно, поскольку ножного каната не было.

Я оглянулся в поисках источника музыки и с изумлением увидел Молл, появившуюся из своей каюты со скрипкой на плече, покачивавшейся с каждым резким движением смычка. Она ступила прямо в сплетение, перепрыгивая через препятствия и отбрасывая ногой концы канатов, не пропустив при этом ни одной ноты, и уселась на поручне, как на насесте. Когда матросы закончили выбирать, Молл плавно перешла к другой мелодии, странной и задумчивой, звучавшей в стиле времен Елизаветы, что, впрочем, было не так уж и странно, если разобраться. Мелодия была невероятно спокойная и красивая.

— Отличный маленький скрипач, правда? — мягко сказал Джип.

— Просто прекрасный — хотя я не знаток. Она когда-нибудь спит?

— Нечасто. Я видел раз или два. Но долго — никогда.

— А ты?

Джип негромко хмыкнул:

— Временами.

Буксир нетерпеливо завыл, по палубе поплыло облачко черного дыма из его трубы, вдохновив Пирса на новый поток ругани. С кормы пароходика к нашему носу был протянут трос, это было сделано быстро. Маленький буксир снова взревел и неуклюже пошел, вспенивая лопастями темную воду. Трос напрягся, натянулся. «Непокорная» под нами на мгновение угрожающе закачалась, а потом рванулась вперед в новом ритме, подпрыгивая и ныряя на волнах.

Я повернулся к Джипу:

— И это ты называешь рекой? Да тут единственная полоска земли видна! Она все же больше похожа на море.

— Конечно, в некотором смысле. — Голос Джипа звучал чуть рассеянно, глаза были прикованы к воде впереди. — Но это большая река, сильное течение несет громадное количество ила, и несет его к морю, чтобы там выбросить. Здесь дельта тянется на многие мили, а течение все время образует отмели. Мы уже идем по основному течению, я его пока не вижу, но оно тут — привет! — Казалось, по кораблю прошел легкий, почти неслышный гул. — Бэби немного подрос. Ладно, ничего, пусть отчистит нам медь. В этих местах осторожность не помешает.

И я понял с неожиданным возбуждением, что за то короткое время, что мы разговаривали, волны вокруг нас стали медлительными, более плоскими, словно сама вода как-то потяжелела, казалось, под нами распростерлась тень. Наконец они стали биться о какую-то скрытую твердь, и их голос превратился в спокойное шипение прибоя — близкого, слишком близкого, чтобы исходить от той далекой полоски земли. Медленно, почти робко по обе стороны в звездном свете поднялись бугристые силуэты, и очень скоро я увидел, что они покрыты чахлой травой и кустарником. Движение корабля менялось, становилось более ровным, глухой пульс прибоя был уже позади и замирал вдалеке. Казалось, что там, в черноте, за светом наших фонарей сама земля подалась нам навстречу.

Так все и шло час за часом. Тучи скрыли луну, а звездный свет освещал нам только смутные контуры берега, свет наших фонарей туда не достигал. Впереди нас полыхала за открытой дверцей топка буксира, сердитая путеводная звезда в черноте, сопровождаемая настойчивым, неумолимым пыхтением машины. Я попытался подремать — трудно сказать, лежа или сидя, — опершись на транец, но без соединенного эффекта от рома и крайней усталости неудобства палубы заставляли меня просыпаться через каждый час. Однажды что-то неприятно пропело мне в ухо, и я резко сел, озираясь по сторонам. Берега немного изменились, но нельзя утверждать, что к лучшему. Теперь там были деревья, странно скученные и росшие на топях, судя по тому, что доносилось до нас в теплом бризе — запахи и непрерывный хор чириканья, карканья и свиста. И москиты. Я прихлопнул одного и выругался, но Джипа, похоже, они нисколько не беспокоили.