В тени монастыря (СИ)

Третий акт вновь явил на сцену родную деревню Лерра и Элении, с той только разницей, что на поле уже лежал ватный снег, и никто больше не пел и не плясал. На переднем плане стояла огромная бутафорская наковальня. Одна из девушек, в саже и слезах, качала мехи, другая носила уголь... грустными голосами пели они о том, как тяжела стала жизнь, когда их мужья ушли на войну. Песня эта больше напоминала плач. На сцену вышла Эления, одетая в грубые рукавицы и кожаный передник, ее длинные волосы скрывала косынка. Лицо, как и у других женщин, было перемазано сажей, но его выражение было не печальным, а суровым. Эления решительно пресекла уныние и жалобы. Не дело жалеть себя, пела она, пока наши мужья погибают от рук захватчиков. Мы должны помогать им изо всех наших женских сил. С этими словами Эления взяла в руки кузнечный молот и принялась ковать меч. Сценическая ковка не занимала много времени, и через несколько минут Эления, если верить ее словам, перековала на щиты и мечи все деревенские косы и вилы, но и этого было недостаточно. Эления несколько раз обошла деревню, пытаясь найти хоть какой-то металл, но все было тщетно. Наконец, взор ее обратился вверх, к знаку Церкви, поблескивающему на крыше домика-храма. Да, другого выбора не было. Плача и прося прощения, девушки стали снимать знак, чтобы превратить и его в меч и щит.

Внезапно рядом с Эленией возник призрак отца Латаля. Он не стал ругать девушку за святотатство - в войне все средства хороши, сказал он, и благословил Элению выковать острейший из мечей и прочнейший из щитов - оружие Равенства, чтобы воины Империи смогли объединить под единой верой весь Сегай. Эления принялась за работу, а отец Латаль обратился к залу с кратким, но емким переложением основных моментов учения церкви. Над наковальней поднимался пар и плясали искры, и вот Эления уже выковала оружие Равенства и высоко подняла меч над головой. Меч светился холодным, голубоватым свечением. В эту минуту из-за левой кулисы вновь показалось отступающее войско Империи во главе с Лерром. Эления, подбежав к Лерру, передала ему выкованный меч и щит.

Лерр, видя, что враг подошел к его родному дому, и отступать больше некуда, с новыми силами бросился в бой, подняв над головой светящееся волшебством оружие. Снова демонический вождь направил на него огонь преисподней, но Лерр закрылся от него щитом и, о чудо - огонь погас! Молитвы Церкви остановили демоническое колдовство! Вождь замешкался, и Лерр, раскидав в стороны бросившихся было на него врагов, поразил предводителя демонов мечом в самое сердце.

Вождь заметался, упал на одно колено, задергался, рухнул на свой подиум, и, наконец, затих. Лишенные предводителя и магической поддержки войско еще пыталось оказать имперским гвардейцам сопротивление, но женщины деревни, простые крестьянки, взяв в руки выкованное оружие, также включились в схватку - и вот, наконец, враг был разбит.

Зрительный зал взорвался аплодисментами. Армия прошагала за левые кулисы, и затем вернулась оттуда, принеся с собой гербы Староместа и Щачина - в ходе войны императорская гвардия гнала врага вплоть до самого их гнездовья и присоединила к Империи новые земли, освобожденные от демонического ига. К рукоплещущим армии присоединились и вышедшие на сцену горожане, уже освобожденные от кандалов. Лерр и Эления, отважный солдат войны и стойкая труженица тыла, вышли вперед, взявшись за руки, и, под овации зала, вновь поцеловались. Актеры поклонились публике, и опустился занавес. Представление закончилось.

***

В холле театра шумели школьники, которых учительницы пытались расставить по парам, чтобы отвести обратно в школу.

- А вы видели, как они это, ну, прутами раскаленными? - возбужденно кричали они.

- Да, да, конечно, - рассеянно отвечали учительницы, сбиваясь со счета.

- И мы всех победили?

- Конечно, стой, не вертись.

Ярин же испытывал смешанные чувства. С одной стороны, представление было ярким, запоминающимся - актеры явно вложили в него всю душу. Песни до сих пор звенели у него в ушах. Песни мужчин, которые, видя грозящую их дому смертельную опасность, уходят в неизвестность и умирают за свою землю, и песни женщин, которые работают вместе со своими детьми на пределе жизненных сил, и ждут своих любимых, не зная, живы ли они, мертвы ли, или попали в плен к жестоким выродкам. Напряжение сил, боль и горе, но одновременно и героизм, любовь, самопожертвование - все это сплелось в песнях Лерра и Элении, звуча в каждом слове, в каждой ноте столь пронзительно, что души и сердца слушателей трепетали в едином резонансе со сценой.

С другой стороны, парень не мог отделаться от ощущения, что просмотрел историю не столько победы, сколько смерти и пыток. Будто бы это и было предметом гордости - посмотрите, дескать, как много народа убито и искалечено. В старых же книгах, к которым он привык у Орейлии, обычно гордились убитыми со стороны противника. Возможно, это и было необходимо - показать, насколько ужасны, злы, отвратительны были бесы. Когда эти бледные, покрытые шерстью фигуры впервые появились на сцене, он едва ли не узнал их - и его передернуло от отвращения. И, конечно же, победа над бесовскими ордами была настоящим подвигом. Да, безусловно была.

И Церковь теперь казалось уже не такой плохой - еще бы, ведь именно она сплотила народы востока Сегая для отражения демонического нашествия. И не такими уж и страшными были порядки Империи по сравнению с убийствами и пытками, которые без всяких причин чинили бесы. По сравнению с ними вообще все было не таким уж и страшным. Может быть, в этом и было их предназначение... Но нет, что за глупости. Конечно же, бесы - исчадие зла, и победа над ними - колоссальное достижение Империи и Церкви!

Ярин уже вышел из театра. Он был погружен в свои мысли и переживания, и чуть не врезался в толпу. Оглянувшись по сторонам и с трудом сообразив, где находится, парень понял, что налетел на очередь, вылезшую из центрального магазина и змеящуюся по улице. Все лето очереди, казалось, росли и росли: весной, когда Ярин только приехал в Назимку, даже самая длинная из них умещалась в здании магазина, но теперь уже не вызывали удивления даже несколько десятков выстроившихся перед дверями лавки потомков героев.

Да, вне театра имперцы выглядели совсем по-другому. Победители перемещались из спальных загонов общежитий на свои рабочие места в цехах, где с утра до ночи выполняли грубую, унизительную, однообразную работу. Они проводили все свободное время в очередях, покорно ожидая своей пайки, своей пары носков, своего куска мыла. Суетливые, неприметные, постоянно спешащие - понятное дело, не в битву и не на подвиг, а за колбасой и штанами, - в одинаковой одежде, с одинаковыми прическами и, казалось, одинаковыми лицами, они растеряли всю свою силу, все свое волшебство, даже если и обладали им когда-то. Если Церковь вдохнула в них силы для подобной героической победы - то куда же они ушли? Как они докатились до этого?

Как он докатился до этого?

Он был точно таким же Имперцем, как и все остальные - просто потерявшим память и наслушавшимся сверх всякой меры старых рассказов. Он жил вместе со всеми, той же жизнью, и первой его мыслью при виде очереди, была "надо бы встать". И неважно, за чем стояли: за мылом, за табаком или за детскими сапогами - если бы даже продаваемый дефицит оказался не нужен, его можно было обменять на что-нибудь другое.

Где же оно, то волшебство, что некогда вдохнуло в род человеческий столько сил и огня?

Вдруг Ярину почудилось, будто кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Рядом никого не было, кроме... Тария, легендарного героя Северной войны. Мраморное изваяние бородатого воина, в одиночку душившего морского змея, смотрело на него каменными глазами. Ярин встретил его взгляд, огляделся по сторонам, потом посмотрел вниз, на мостовую, которая уже два века лежала на месте бывших болот и лесов. Он снова поднял взор и, будто в первый раз, увидел дома, росшие из мостовой так, как раньше росли из земли горы и деревья, увидел светящиеся окна квартир там, где раньше были лишь дупла и пещеры. Этот город не появился из ниоткуда, он был отвоеван у леса и у варварства во время Северной Войны. И сделали это люди.