Слуги паука 1. Ночь Паука

Он схватил с высокой мраморной подставки массивную серебряную вазу и принялся остервенело бить по стеклу. Осколки сыпались на ковер, рама, не выдержав многочисленных яростных ударов, разлетелась в щепы. Он бросил вазу и начал протискиваться в окно. Впечатление было таким, словно он бился о каменную стену, но он не сдавался. Ему казалось, что еще немного, и он окажется снаружи! Не может быть такого, чтобы он не сумел выбраться в окно, не закрытое ни рамой, ни ставнем, ни решеткой — ничем! Лишь когда плечо его превратилось в сплошной синяк, он беспомощно опустился на пол и устало оперся на стену.

Плечи его дрогнули… раз, другой… Потом чаще, еще чаще, пока, наконец, молодой, сильный мужчина не зашелся в беззвучном неудержимом плаче, который не в силах был сдержать.

— Это очень опасно, Конан.

— Жизнь, вообще, опасная штука, — философски заметил киммериец.

— Сестра права, — поддержала Мелию Зита, — ты про сто не представляешь себе, что нам предстоит. Нужно действовать очень быстро, и все должно получиться с первого раза.

— Значит, нам нельзя допускать ошибок. — Конан спокойно пожал могучими плечами и поморщился от боли, но тут же с удовольствием вспомнил ловкие пальчики Мелии, ее нежные прикосновения, когда она, содрогаясь от одного вида ран у него на груди, старалась обработать их, не при чинив воину боли.

— Не только мы должны будем действовать быстро и без ошибок, — не унималась Зита, — но и Незримый дол жен будет действовать именно так, как нужно нам, иначе ничего не получится.

— А куда он денется? — усмехнулся Конан. — Сквозь стены ему не пробраться, вдоль них он сможет пройти лишь там, где нет огня — так что бежать ему будет просто некуда, а дальше все будет зависеть только от тебя. — Он испытующе посмотрел на девушку. — Не передумала?

Она ничего не ответила, лишь отрицательно мотнула головой, и Конан понял, что она боится. Боится настолько, что даже говорить не может, и винить ее в этом нельзя, ведь, в отличие от Фабиана, она не воин и даже не мужчина. Она всего лишь молоденькая, сильно напуганная девушка, которой, к тому же, предстоит опасное дело.

Смертельно опасное дело.

Он присел перед ней на корточки, тронул щеку девушки ладонью, и она прильнула к нему, обхватив его сильную Руку своими маленькими ручками, и Конан почувствовал, как они дрожат. Он поймал ее взгляд, полный вполне понятного страха и… решимости сделать все, как он сказал.

— Успокойся, детка, я буду рядом. Все будет хорошо.

Обычное напутствие перед опасным делом, которое неизвестно чем кончится, потому что враг опасен и запросто может вырваться — это Конан тоже понимал и знал, что понимает это и Зита. И понимал он еще одну важную вещь: вся их надежда сейчас на быстроту и неожиданность, но и в этом случае все построено на «если»… Точнее — на двух «если».

Задуманное им должно получиться, если Незримый не выработал еще собственного плана действий и если он не поймет, что придумали они. Это второе если было определяющим. Их план должен стать понятен не раньше, чем бегство окажется невозможным. Иначе — все пропало. В лучшем случае, у них будет немного времени, чтобы попытаться придумать что-то еще, но это будет уже очень и очень непросто. Средства людей в борьбе с демоном были весьма ограниченны.

— Хорошо, — сказал он вслух, — тогда начнем немедленно.

— Подожди, Конан, — взмолилась Мелия, — нужно хотя бы немного отдохнуть и прийти в себя!

Киммериец с жалостью посмотрел на нее и отрицательно покачал головой.

— Вот этого как раз делать нельзя. Незримому тоже нужно прийти в себя и осмотреться, и когда он поймет, что пора идти на прорыв, поймать его заново будет гораздо труднее, чем в первый раз.

Сказав это, Конан поднялся.

— Ждите меня здесь.

Силуэт его быстро пропал в сгустившейся за спиной тьме. Не зажигая факела, он ушел, ориентируясь в темноте не хуже, чем на свету.

Сестры смотрели вслед варвару, пока была видна его мощная фигура, но и потом долго не могли оторвать взгляда от чернеющего проема коридора. Для обеих это была страшная ночь, самая ужасная ночь в жизни. Ночь, в которой ожили, материализовавшись наяву, ночные кошмары, когда нечто черное и ужасное, чему нет названия, растет, наваливается, окружает со всех сторон, а ты бежишь, но не можешь убежать. Ноги путаются, воздуха не хватает и в какой-то момент понимаешь, что это конец, что дальше — смерть и… просыпаешься. И испытываешь ни с чем не сравнимое облегчение, когда понимаешь, что то был лишь сон!

Как хотелось бы проснуться сейчас, встать, раздвинуть тяжелые душные шторы, впустить в комнату ослепительный солнечный свет! Но нет…

Мелия открыла глаза и с тоской посмотрела на мрачные стены, выложенные из почерневшего за прошедшие века, закопченного, во многих местах поросшего мхом серо-черного гранита, освещенного лишь жалким и неверным светом единственного догорающего факела. Даже этот свет приходится экономить, ведь до утра еще далеко, а запас факелов у них ограничен.

Она вновь закрыла глаза — так легче было убедить себя, что все хорошо, а если и не хорошо, то, по крайней мере, еще может быть хорошо — и задумалась.

Конечно, Конан прав, и медлить нельзя. Как он сказал? Что бы ты ни делала — делай это быстро! Откуда в этом человеке столько силы?! Вот Фабиан — ни ростом и ни статью не уступает киммерийцу, но на что он оказался годен, когда дошло до дела!

Она была убеждена, что все их надежды на спасение теперь связаны только с киммерийцем. Вовсе не с сестрой, которая была колдуньей и, казалось бы, могла побороться с силами мрака, вызванными пусть и без ее ведома, но ее колдовством!

Нет! Она надеялась на воина, который был всего лишь простым человеком! Впрочем, человеком ли? Разве может простой человек на равных бороться с порождениями Зла? конечно, нет! Но если он и был человеком, то не иначе, как боги покровительствовали ему!

Сама не осознавая того, Мелия уже преклонялась перед Конаном. При мыслях о нем ее охватывало благоговение, сравнимое лишь с тем давним, полузабытым ощущением, когда она, маленькая девочка, впервые переступила порог храма…

Она думала и думала, и мысли ее теперь касались лишь киммерийца, но даже тени ревности она не испытывала — не до того было сейчас. Она просто мечтала о нем, нимало не заботясь о том, сбудутся ли мечты, или ей так и суждено умереть лишь грезя о несбыточном…

Конан вернулся так же внезапно, как ушел. Про себя Мелия удивилась, что в полной тишине пустого дома не услышала его шагов, хотя он был могуч, а значит, тяжел и явно торопился, но, заслышав его голос, тут же открыла глаза и увидела, что Зита так же напряженно, как и она, смотрит на киммерийца, а в глазах ее застыло то же выражение надежды и обожания, и закусила губу.

— Идемте, — отрывисто бросил Конан.

Он был спокоен и деловит и Зита мгновенно почувствовала, как уходит страх и возрождается уверенность, что все будет хорошо. На этот раз он зажег еще один факел, оставшиеся сгреб в охапку и пошел впереди, освещая им дорогу и на ходу давая последние наставления.

— Идем все вместе, чтобы он раньше времени не понял, что у нас на уме.

Они отчаянно кивали, давая знать, что поняли его как надо, что он может не беспокоиться, но Конан даже не обернулся, чтобы удостовериться в этом — с него достаточно было и того, что он сказал, как действовать, а уж их дело выполнять приказ. Впрочем, в тот момент они способны были только подчиняться, хотя и не осознавали этого.

Дальнейшее воспринималось Мелией как во сне. Она помнила лишь одно — она должна быть рядом, что бы ни случилось. Быть может, он прикажет ей схватить Незримого голыми руками? Тогда она должна будет сделать это и умереть. Но это будет потом, а сейчас она должна быть рядом, и она бежала следом, ни о чем не думая.

Мелия не помнила, в какой момент появилось ощущение, что она плывет, а может быть, стоит на месте, а стены, колыхаясь в неверном свете факелов, сами наплывают, исчезая за спиной. Она позабыла, куда они бегут и зачем, пока не оказалась у входа в их комнату, где они — недавно, а может быть века назад — вели беспечные беседы. С кем?