Заледенел дом (СИ)

"Ты испугался".

"Еще раз спрашиваю - что дальше?!"

"Ничего, - Зверь презрительно подергал усами. - Ровным счетом ничего".

- Зулин! - Ааронн вскочил на ноги, завертел головой, прислушиваясь. - Зулин, ты слышишь?

- Что? - очнулся от мысленного диалога маг. - Что я должен услышать?

- Тихо! Неужели не слышишь? Иефа кричит.

***

Где это? Где?

Отчаянный птичий крик полукровки гулял между черными стволами деревьев и доносился со всех сторон сразу. Норах бежал, давно бросив разбирать путаный след, каким-то десятым чутьем угадывая верное направление, бежал, подныривая под низко нависшие ветки, пружинисто перепрыгивая выворотни и путаницу валежника. Где-то за спиной, все больше и больше отставая, пыхтел и матерился неугомонный дварф, но ждать его Норах не собирался.

И ведь это была на самом деле большая глупость - велеть ей идти в лес. И вовсе не потому, что Иефа вздорная дура, которая все делает наоборот. Что бы там ни говорили ее замечательные спутники, Норах знал, что та Иефа, которая тащила его, полумертвого, через чащу, та Иефа, которая серой тенью шагала на Зов, та Иефа, которая все порывалась простить ему долг и искренне удивлялась, когда он сопротивлялся, - та Иефа не стала бы упрямничать так по-идиотски. Она просто поняла что-то важное, о чем не подумали все остальные, что-то, что, кажется, теперь начал понимать Норах.

Это был отвлекающий маневр, верно? - сам себя спрашивал орк, и сам себе отвечал: да, верно. Это был отвлекающий маневр, настолько топорный, что разве слепой не заметил бы. А значит, она не могла не пойти. Значит, сейчас она кричит там, в лесу, потому что поняла что-то раньше, и, вполне возможно, уже поздно спешить на помощь, поздно...

Крик усилился, обрел четкое направление, Норах поднажал и стрелой вылетел из-под деревьев на широкую прогалину. Иефа неподвижно стояла, раскинув руки в жесте бесконечной покорности, запрокинув голову, закрыв глаза, и кричала. Норах резко затормозил, взрыхлив подошвами прелые листья и землю. Иефа менялась. Вспыхивала оранжевым светом, вытягивалась, волосы взметались черной бурей, руки, такие тонкие в обтрепанных рукавах чужой рубахи, покрывались черной запекшейся коркой, оплывали черты лица, а потом снова пшеничные пряди и знакомые упрямые скулы, и опять, и опять.

На прогалину выбежал Стив, наткнулся на орка, дернулся вперед, но Норах его остановил.

- Пусти!

- Стой, нельзя. Стой, Стив, ты видишь, что творится?

- Ей больно!

- Я знаю.

- Надо помочь ей!

- Как? Как ты собираешься ей помочь? Не мешай ей - это будет лучшая помощь! Она должна сама!

- Она же мучается!

- Да. Да, чтоб его так и разэдак, она мучается. Терпи.

- Задница Мораддинова! - выдохнул Стив. - Посмотри на ее руки!

- Я видел, - скрипнул зубами Норах. - Это все время так. Я не знаю, что делать.

- Почему она здесь?

- Потому что мы идиоты. Нас просто отвлекли всей этой мышиной возней, и пока мы дубинами махали, он что-то с ней сделал, ваш Себ, или как его там.

- Задница Мораддинова! - повторил дварф и схватился за голову.

- Хотелось бы знать, куда он подевался.

- Мне плевать, куда он подевался, - я хочу, чтобы это закончилось.

За спинами тихонько зашуршало, Норах дернулся, но напрасно - под деревьями стояла дриада.

- Этна! - дварф кинулся к дриаде, вцепился в худенькое плечо. - Этна, пожалуйста...

- Нет, Стив. Нет.

- Этна!

- Тише, - дриада осторожно высвободилась. - Нельзя. Ты уже вмешивался в ее трансформацию, тебе мало? Зулин вмешался тогда в пещерах, а Ааронн закончил то, что начал Зулин. Дайте ей хоть раз разобраться самой.

- Но ей больно.

- Если я ей помешаю, будет больнее.

- Терпи, - мрачно повторил Норах. - Терпи, Стиван.

Птичий крик полуэльфки перешел в вой, похожий на волчий, потом в страшный горловой хрип, потом Иефа вспыхнула в последний раз, взметнувшееся грозовое облако кудрей опало на плечи светло-русыми прядями, и руки... Что произошло с руками, Норах рассмотреть не успел, потому что полукровка вдруг замолчала и рухнула на землю, как подкошенная.

- Вот теперь - быстро! - скомандовала дриада и юркой тенью метнулась к барду. Норах бросился за ней, подхватил безвольное тело на руки.

- Да что б меня...! - выругался Стив, подоспевший как раз вовремя, чтобы увидеть, как изломанные пальцы пигалицы выпрямляются, как на них отрастают ногти, как исчезают черные запекшиеся струпья.

- В лагерь? - спросил Норах.

- Да, - коротко кивнула Этна. - И поторопись.

***

...только и оставалось, что отбиваться. Беспорядочно, глупо и беспомощно, так, что и не борьба вовсе, и не бой, и не сопротивление - а так, суматошное отбрыкивание, отпихивание, от... Но и на это беспорядочное "от..." сил уже не было. Иефа сгорбилась, закрыла локтями лицо, ладонями - голову, вжалась в сырую каменную кладку и застыла напряженным дрожащим комком. "У тебя ничего не выйдет. У тебя ничего не выйдет. У тебя ничего не выйдет..." - мысленно твердила она, пережидая густые волны боли. Терпеть становилось с каждой секундой все труднее, хотелось распахнуть объятия и принять в себя беснующуюся пустоту, потому что только так - Иефа знала это наверняка - станет легче.

"У тебя ничего не выйдет. У тебя ничего не выйдет. У тебя ничего не выйдет".

В тело впивались старые грязные крючья, невидимый рыбак тащил задыхающуюся Иефу в темноту, отпускал на минуту, потом подсекал, и мягкая слабая плоть рвалась с влажным треском, и голова лопалась, разлеталась на мелкие части, а потом снова стена, локти, ладони, и все по кругу...

"У тебя ничего не выйдет. У тебя ничего не выйдет".

А еще что-то такое происходило с руками, и больше всего на свете Иефе хотелось отнять их от лица и головы, вытянуть перед собой, посмотреть на них и закричать.

"У тебя ничего не выйдет".

Потому что в кончики пальцев впивались раскаленные иглы, и ногти... кажется, ногти выдирались с мясом, сами собой, и каждая косточка, каждая фаланга ломалась под огромным грузом, который обрушивался на голову, и единственным спасением от этой муки было выпрямиться, убрать руки от лица, раскинуть их в стороны и принять...

У тебя ничего не выйдет.

С пальцев стекало густое и горячее, заливало голову, и волосы слипались в плотный липкий колтун. С запястий сходила кожа, обвисала рваными неопрятными лоскутами.

У тебя ничего не выйдет.

Иефа не могла вспомнить, почему она здесь, по чьей воле длится и длится эта пытка, когда она началась, и долго ли еще осталось терпеть. Она только знала, что нужно принять пустоту, и тогда можно будет исчезнуть, не быть, не чувствовать, не мучиться, и еще знала, что не сделает этого, потому что есть слова...

...у тебя ничего не выйдет...

...предназначенные кому-то. Кому?

Мыслей не было. Невнятные обрывки фраз и образов вихрились в темноте, и боль накатывала, накатывала густыми волнами, потому что это ты, ты сама во всем виновата. Потому что у тебя нет ничего своего: ни судьбы, ни любви, ни жизни, ни смерти. Ты никто, ты никто, никто.

Я никто, - послушно повторяла Иефа запекшимися губами, - но у тебя ничего не выйдет.

И невидимый рыбак снова закидывал крючья.

***

- Тише! - Норах остановился, как вкопанный, не добежав до разгромленного лагеря каких-то трех десятков шагов. - Тихо...

- Я никто, - еле слышно прошептала полукровка. - Но у тебя ничего не выйдет.

- Уже хорошо, - удовлетворенно хмыкнула дриада. - Не стой, неси, неси.

- Я никто, - повторила Иефа.

- Но у нее ничего не выйдет, - почти с яростью пробормотал орк. - Правильно, так ее, суку призрачную, так ее.

В лагере было тихо. Ааронн сидел у костра на плаще, задумчиво ковырял обугленной веткой землю. Зулин бродил по поляне, осматривал оставшиеся от врага трофеи. Услышав треск сучьев, маг поднял голову, встревоженно глянул на проводника. Ааронн молча поднялся на ноги, расправил плащ, полез в сумку за травами и бинтами, подтянул поближе флягу с водой. Когда на поляне появился Норах с безвольным телом барда на руках, эльф молча указал на подготовленное место и отступил в сторону, давая орку дорогу. Норах кивнул, осторожно уложил полуэльфку на плащ, убрал со лба влажные пряди.